Страница 134 из 149
В то же время Кустодиев создает ряд портретов. В 1913–1916 годах он работает над групповым портретом художников объединения «Мир искусства». Кустодиев хорошо знал этих людей, что дало ему возможность создать целую серию портретов с тонкой психологической характеристикой: Н.К. Рериха (1913), М.В. Добужинского (1913), И.Я. Билибина (1914), Е.Е. Лансере (1915), И.Э. Грабаря (1916). Портреты отличаются свободой и оригинальностью композиции, мастерством живописи. Но и среди них выделяется портрет Грабаря. Превосходный рисунок и острая характеристика делают его лучшим в серии.
«Среди множества картин, написанных Кустодиевым, особой славой пользуется портрет Ф.И. Шаляпина. И действительно, не так уж много найдется во всей живописи XX века работ, с полнотой и яркостью, с блеском и юмором воплотивших характер модели, мир, который породил артиста, и мир, который он прославил своим творчеством.
Большая, нарядная фигура певца занимает весь первый план: ему тесно в формате полотна, голова и ноги упираются в срезы рамы, конец трости уходит за пределы изображения. А за его спиной переливается радужными красками веселая ярмарка, феерия серебряной и золотой русской зимы. Художник позволяет нам очень подробно рассмотреть Шаляпина. Мы видим и румяное, красивое лицо, и вольную, сценическую позу, и перстень на мизинце, и переливы меха, и концертный костюм под распахнутой шубой, и даже выражение преданности и восторга на надменной морде бульдога у его ног».
Большинство картин последнего десятилетия жизни мастера было написано только благодаря колоссальной зрительной памяти и обилию прошлых впечатлений. Еще в 1911 году Кустодиев уехал в Швейцарию. Тяжелые признаки болезни – опухоль спинного мозга – заставили его согласиться провести несколько месяцев в частной клинике горного курорта. С 1916 года ноги его парализованы, и он навсегда прикован к креслу. Несмотря на это Кустодиев совершает поездки в Финляндию, Астрахань, Крым, Кострому.
В письме к режиссеру В.В. Лужскому он пишет: «Только ради бога, Василий Васильевич, не говорите о моей болезни никому – а, напротив, что я здоров, а главное, весел, впрочем, это правда, несмотря на ужасные боли, – я сам удивляюсь на свою жизнеспособность и даже жизнерадостность. Уж очень люблю, видно, "жить"!!»
Но для того чтобы жить, Кустодиеву нужно было работать – это и была его форма жизни.
В. Воинов рассказывает: «В 1916 году в клинике он лежал два месяца без движения. Профессор запретил ему работу – и он подчинился, но скоро почувствовал, что жизнь уходит от него… Тогда он умолил близких дать ему бумагу и карандаш – тайком от докторов, пряча альбомчик, он стал набрасывать в него свои мысли, и в этом процессе лихорадочной работы он стал ощущать, как вместе с духовной горячкой к нему начали возвращаться физические силы…»
Кустодиев был в числе тех художников-реалистов старшего поколения, которые радостно приняли революцию. В его творчестве появляются новые темы, навеянные бурными событиями тех лет.
«Первая работа Кустодиева, посвященная революции, изображает знаменательный день свержения царизма, – пишет В.Е. Лебедева. – Она и названа этим днем. "27 февраля 1917 года" (1917). События, увиденные художником из окна комнаты на Петроградской стороне, сохраняют в картине яркость и убедительность непосредственного жизненного впечатления. Звонкое зимнее солнце зажигает кумачовым цветом кирпичную стену дома, пронизывает чистый, свежий воздух. Движется густая толпа людей, щетинится остриями ружей. Бегут, размахивая руками, поднимают в воздух шапки. Праздничное возбуждение чувствуется во всем: в стремительном движении, в синих тенях, мечущихся на розовом снегу, в плотных, светлых клубах дыма. Здесь еще видна первая непосредственная реакция художника на революционные события.
Через два года, в 1919–1920 годах, в картине "Большевик" он попытался обобщить свои впечатления о революции. Кустодиев применяет типичный прием обобщения и аллегории. По узким московским улочкам густым, вязким потоком льется толпа. Сияет яркими красками небо, солнце расцвечивает снег на крышах, делает голубыми и нарядными тени. А над всем этим, выше толпы и домов, большевик со знаменем в руках. Осеняя все вокруг, трепещет алый, упругий на ветру стяг, подобный пламени радостного пожара. Звонкие краски, открытый и звучный красный цвет – все придает полотну мажорное звучание».
В 1920–1921 годах по заказу Петроградского Совета Кустодиев написал два больших красочных полотна, посвященных народным торжествам: «Праздник в честь Второго конгресса Коминтерна на площади Урицкого» и «Ночной праздник на Неве».
В 1920 году он создает свою известную серию акварелей «Русские типы» (1920), где ранее сонный и благодушный трактирщик («Московский трактир») превращается в жестокое, заплывшее жиром существо, злобно глядящее на мир, а купчиха – в олицетворение твердого, устоявшегося веками мещанского быта.
Кустодиев создает агитационную графику в духе народного лубка, обложки к журналам «Красная Нива» и «Красная панорама» привлекают внимание броскостью, остротой сюжета. Часто он выступает как художник книги, суммируя свою старорусскую иконографию в книжке «Русь» (1923). Подлинным событием в истории художественного оформления русской книги явились иллюстрации художника к произведениям Н.С. Лескова «Штопальщик» (1922) и «Леди Макбет Мценского уезда» (1923).
Смерть 26 мая 1927 года оборвала новые творческие замыслы мастера.
КУЗЬМА СЕРГЕЕВИЧ ПЕТРОВ-ВОДКИН
(1878–1939)
Г.С. Оганов пишет: «…Художник стремился к выявлению жизни образа посредством выразительности формы, отсюда поиск динамического напряжения, ритмики и цвета. Конечно же, зрителя поражают не сами эти поиски, а прежде всего результат. А результат этот у Петрова-Водкина все же всегда выходит за пределы чисто композиционно-декоративных, живописных исканий – всегда здесь присутствует жизнь духа в конкретно-психологическом и одновременно философско-обобщенном выражении. Это и дает масштаб его произведениям и делает их при всех внешних, формальных параллелях с древнерусским или современным западноевропейским искусством произведениями оригинальными, своеобразными, глубоко самостоятельными».
Кузьма Сергеевич Петров-Водкин родился на Волге в небольшом городке Хвалынске 5 ноября 1878 года. Он был первенцем в семье сапожника Сергея Федоровича Водкина и его жены Анны Пантелеевны, урожденной Петровой. Когда мальчику шел третий год, отца забрали в солдаты и послали служить в Петербург, на Охту. Вскоре туда же перебралась и Анна Пантелеевна вместе с маленьким сыном. Через два с половиной года произошло возвращение в Хвалынск, где мать поступила в услужение в дом местных богачей. Кузьма жил при ней во флигеле.
Еще учась в четырехклассном городском училище, Кузьма познакомился с двумя местными иконописцами, у которых мог наблюдать за всеми этапами создания иконы. Под впечатлением увиденного мальчик сделал первые самостоятельные пробы – иконы и пейзажи масляными красками.
В 1893 году Петров-Водкин окончил училище. Поработав летом в судоремонтных мастерских, юноша к осени отправился в Самару поступать в железнодорожное училище. Однако он провалился. В итоге Петров-Водкин оказался в классах живописи и рисования Ф.Е. Бурова. Здесь Кузьма получил азы живописного искусства. «До окончания нашего пребывания у Бурова, – вспоминал Петров-Водкин, – мы ни разу не попытались подойти к натуре, благодаря чему не получали настоящей ценности знаний».
Через год Буров скончался. Кузьма вернулся на родину. А далее ему помог случай. Молодым художником заинтересовался заехавший на время из Петербурга в Хвалынск архитектор Р.Ф. Мельцер. Его пригласила Ю.И. Казарина для постройки дачи. Мать же Кузьмы по-прежнему работала горничной у ее сестры. Мельцеру показали работы юноши, выросшего на глазах хозяев дома. Пораженный архитектор вызвался помочь одаренному мальчику поступить учиться в Петербурге. Казарина, со своей стороны, обещала материальную поддержку. И действительно, долгие годы она присылала небольшие суммы Петрову-Водкину.