Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 18



— Что будете пить, Полина Герасимовна? — спросил. — Чай или кофе?

— Дайте мне полный стакан кофе.

— А я пью чай.. — Козюренко словно извинялся за свою неаристократичность. — А пока нам принесут все это, давайте побеседуем. Должен сказать, что я не снимаю с вас подозрения в убийстве Пруся, так как есть факты, свидетельствующие против вас, и я не могу ими пренебрегать. Но если вы не виновны, помогите следствию найти настоящего преступника. Надеюсь, вы понимаете, что это в ваших интересах.

— Конечно, — согласилась Суханова. Она сидела в кресле в непринужденной позе, будто отдыхала.

А может, и правда отдыхала: камера предварительного заключения — не гостиная, кресла и диваны туда не ставят. — Конечно, — повторила она, — я поняла вас.

Но я не знаю, чем смогу быть вам полезной.

Принесли чай и кофе. Суханова бросила в стакан все четыре кусочка сахара, лежавшие на блюдечке, и сразу, не ожидая, пока растают, жадно отхлебнула.

Поставила стакан, уже спокойно помешала ложечкой.

Вопросительно посмотрела на следователя.

— В протоколе допроса записано, — начал Козюренко, — что Прусь обещал в ближайшее время оставить работу и жениться на вас. Что у него было много денег, которых вам хватило бы на всю жизнь. Это правда?

— Он так обещал, — ответила Суханова. — Поймите, зачем мне было убивать человека, который обещал обеспечить меня всем?

— Ну, могут быть разные мотивы. Хотя бы для того, чтобы выйти замуж за человека значительно моложе и красивее, — объяснил Козюренко. — Впрочем, дело сейчас не в этом. Как вы думаете: говоря о больших деньгах, Прусь имел в виду те, что хранились в тайнике или еще какие-то?

Суханова задумалась.

— Трудно что-либо утверждать... — Внимательно посмотрела на Козюренко, словно хотела догадаться, что именно кроется за его вопросом и как ей лучше ответить. Вздохнула и продолжала: — Я знала, что деньги у него водятся. Но чтобы такая сумма! — Сплела пальцы на коленях. — Василь Корнеевич был хватким, любил деньги и, может быть, хотел на прощание гребануть в заготконторе.

— Та-ак... — вяло произнес Козюренко. — Скажите, а не приходил ли кто-нибудь к Прусю домой?

Или, может, он где-то встречался с кем-то?

— Василь Корнеевич позвонил мне, когда в последний раз приезжал во Львов... — начала Суханова.

— Пятнадцатого мая? — уточнил Роман Панасович.

— Да, пятнадцатого. Возможно, он приезжал еще, но не заходил ко мне. А пятнадцатого я была свободна от дежурства в больнице. И мы решили походить по магазинам. Мне нравилось так ходить с ним, — призналась она, — непременно что-нибудь купит и подарит.

Мы прошли по Академической, и тут Прусь попросил меня подождать, мол, у него назначена встреча. Вошел в гостиницу «Интурист», и его не было минут десять или чуть больше.

— Вышел один?

— Да.

— А вы не заметили, какое у него было настроение?

— Василь Корнеевич был возбужден... А когда я спросила, кого он там разыскал, сослался на дела.

Однако о своих делах он мне никогда не рассказывал. — В голосе Сухановой почувствовалось плохо скрытое раздражение, и Козюренко понял, что она не может простить этого Прусю. — Потом мы прошли до оперного театра, сели тут в трамвай и доехали до Валовой.



Василь Корнеевич попросил подождать его в скверике, а сам свернул направо к площади. Мне стало любопытно, и я пошла за ним. Думала: не с женщиной ли свидание. Тогда я ему сразу скандал — и расходимся...

Но он вошел в собор. Я постояла немного: что ему делать в церкви? Ведь не верит в бога... А его нет и нет. Подождала еще немного и тоже вошла. Народу мало, стала в притворе, осматриваюсь. Вдруг вижу — идет Василь Корнеевич со священником и о чем-то тихо разговаривают. Священник проводил его до дверей, поклонился и вернулся обратно. Я незаметно за Прусем. Он ищет меня, а я иду позади. Наконец увидел. «На отпущение ходил?» А он смеется: «Может, про венчание хотел договориться?..» — «Мне и загса хватит, — говорю. — И какие же у тебя дела с попом?» — «Он мой земляк, — отвечает, — так захожу иногда к нему, чтоб узнать сельские новости». Вот, собственно, и все, — закончила Суханова. — Потом мы еще в магазинах были. Прусь взял такси и отвез меня домой, а сам отправился в Желехов.

— Когда говорил о делах в гостинице «Интурист», не уточнял, какие именно? Связанные с его работой или с чем-нибудь другим?

— Я не расспрашивала — он этого не любил.

— А как выглядит священник?

— Ну, такой, обыкновенный... Высокий воротничок, ага, лысый и голова круглая, как луна...

Когда Суханову увели, Козюренко вызвал Владова.

— Утром мне понадобится список всех постояльцев «Интуриста» на пятнадцатое мая. И сведения о священнике собора святого Павла. Возможно, у него был приход в селе, откуда родом Прусь.

КАНОНИК ЮЛИАН БОРИНСКИЙ

Козюренко остановился на фамилиях двух постояльцев «Интуриста». Виталий Сергеевич Крутигора — работник отдела поставок Николаевского консервного завода, и Павел Петрович Воронов — заместитель директора одного из московских антикварных магазинов. Правда, Крутигора уехал из города шестнадцатого мая, а Воронов восемнадцатого, — таким образом, к событиям в Желехове оба, определенно, не имели прямого отношения. И все же следовало точно выяснить, где они находились вечером восемнадцатого мая и не имеют ли каких-то связей со знакомыми Пруся.

Особенно заинтересовал Романа Панасовича Воронов.

Антиквар приехал во Львов как раз накануне преступления. И в день его отъезда из дома Пруся исчез «Портрет» Эль Греко. Случайность? Возможно. Но такие случайные стечения обстоятельств происходят редко...

Воронов выписался из гостиницы в двадцать один час. В тот вечер в Москву уходили еще три поезда — в двадцать один пятьдесят, двадцать три тридцать три и четверть первого.

Следовательно, если антиквар выехал ночным экспрессом, убийца Пруся имел возможность передать ему картину. Но мог убить и сам Воронов.

Козюренко записал в блокноте: «Попросить московских товарищей уточнить, когда и каким поездом прибыл в Москву Воронов. Запрос в Николаев относительно Крутигоры».

— А как со священником? — спросил он у Владова.

Тот подал папку.

Фото... Человек с острым взглядом и шарообразной, как арбуз, лысой головой. Каноник Юлиан Евгенович Боринский. Пятидесяти семи лет. Во время войны и в первые послевоенные годы имел приход в селе Песчаном, откуда родом Прусь. Потом добился, чтобы его перевели в город. Живет на Парковой улице, дом номер восемь, квартира семнадцать. Имеет автомобиль «Москвич».

— Давайте-ка мы с вами, Петр, съездим в автоинспекцию, — предложил Козюренко.

— Простите, еще одно... — Старший лейтенант подал папку. — Рапорт начальника Ковельской милиции. Они нашли тракториста Тимка — Тимофея Васильевича Вальченко. И не только его, а и еще двух попутчиков Семенишина. Все трое опознали его. И подтвердили, что Семенишин действительно ехал с ними в одном вагоне поезда, вышедшего из Желехова в двадцать один час двадцать семь минут восемнадцатого мая. Какие будут указания?

— Верните Семенишину подписку о невыезде.

Поблагодарите ковельских товарищей. И спросите, не забыли ли они извиниться перед Семенишиным?

...Каноник собора святого Павла Юлиан Боринский отдыхал после обеда, когда к нему пришли работники автоинспекции. Домработница — некрасивая пожилая женщина с бельмом на глазу — подозрительно посмотрела на них и заявила, что его милость спят и беспокоить их в такое время неучтиво, особенно из-за мелочей. А мелочами она считала все, кроме церковных дел, так как была убеждена, что настоящая жизнь существует где-то там, на небе, и путь туда открывает ей церковь и лично отец Юлиан. Работники инспекции начали доказывать, что дело у них очень серьезное, когда на пороге появился сам святой отец. Он довольнотаки невежливо отстранил женщину и поинтересовался, что происходит.