Дочь фортуны

- Да откуда ты это взяла! – крикнул он, схватив женщину за грязные плечи.

- Это мое! Я купила украшение, - подавленная, она запнулась.

- Где же! – поинтересовался капитан и продолжил припирать несчастную к стенке, пока к ним не подошел какой-то драчун.

- С вами что-то случилось, мистер? – стал угрожать человек.

Капитан сделал жест, что хотел бы провести время с женщиной, после чего практически отнес ее в один из расположенных на втором этаже альковов. Задернул занавеску, а далее хватило всего лишь одной его пощечины, чтобы женщина очутилась на кровати, лежа на спине.

- Выбирай: либо ты мне скажешь, откуда взяла эту брошь, либо я тебе выбью все зубы, ты меня хорошо поняла?

- Я ее не украла, сеньор, клянусь вам в этом. Мне ее просто дали!

- И кто же тебе ее дал?

- Если я и скажу, вы мне все равно не поверите…

- Кто!

- Одна девушка, давно это было, на судне…

И у Асусены Пласерес не осталось другого выхода, разве что рассказать ему о безумной ситуации, когда получила эту брошь от одного китайского повара, в качестве платы за выхаживание некой бедняжки, которая чуть не умерла в результате аборта в трюме судна, прямо посреди Тихого океана. По мере того, как женщина излагала произошедшее, ярость капитана сменилась неподдельным ужасом.

- Что же с ней случилось? – спросил Джон Соммерс, схватившись за голову в полном ошеломлении.

- Я не знаю, сеньор.

- Ради Бога, будь добра, скажи мне, что же с ней стряслось, - умолял он, кладя на юбку внушительную пачку банкнот.

- Но кто вы?

- Я ее отец.

- Бедняжка умерла полностью обескровленной, после чего ее тело мы выбросили в море. Я вам клянусь, это чистая правда, - возразила, нисколько не колеблясь, Асусена Пласерес. Сама же думала вот о чем: если эта несчастная пересекла чуть ли не полмира, спрятавшись в какой-то яме, точно крыса, то броситься вдогонку по ее следу, пусть и родному отцу, все равно считалось бы непростительной низостью.

Элиза провела лето в деревне, где, что бы ни случалось, дни шли своим чередом. Практически сразу с Вавилонянином, Злым приключился скоротечный приступ дизентерии, что среди прочих посеяло панику, ведь считалось, что эпидемия находится под контролем. Целые месяцы никто на нее не жаловался лишь за исключением двухлетнего ребенка, попутно родившегося и умершего здесь же, среди чужеземцев и искателей приключений. Благодаря мальчику сельская местность стала скорее напоминать небольшой город, и уже не являлась всего лишь мнимым лагерем с виселицей, тем единственным объектом, что давал право значиться на картах. Теперь в ней построили христианское кладбище, где находится небольшая могила человека, чья жизнь целиком и полностью прошла на этой земле. Пока барак постепенно преобразовывался в больницу, людям чудесным образом удалось избежать чумы, потому что сама Джо не верила во всякого рода заразу и говорила, что нужно полагаться лишь на везение: чума царит буквально везде - кто-то ее подцепляет, а кто-то и нет. Стало быть, первые не прибегали к мерам предосторожности. Более того, позволяли себе игнорировать общие советы докторов и кипятить питьевую воду, когда вспомнится, и то с большой неохотой. Переехав в вполне пригодный для жилья дом, все почувствовали себя в безопасности; если еще не подцепили эту заразу, значит и теперь вряд ли заболеют. В считанные дни угасания Вавилонянина на помощь к Ромпеуэсос поспешили девочки из Миссури и красавица-мексиканка. Дело дошло до противного поноса, жара, вызванного общей разбитостью организма, и слабо поддающегося контролю озноба, что в случае с Вавилонянином разбередило весь дом. Вот тогда и появился собственной персоной одетый по-праздничному Джеймс Мортон, чтобы с серьезными намерениями попросить руки Эстер.

- Ай, сынок, ты словно не мог выбрать худшего момента, - вздохнула Ромпеуэсос, но сама была слишком больна, чтобы как-то противиться, потому и дала свое разрешение, прозвучавшее все же среди нескончаемых жалоб.

Эстер поделилась накопившемся со своими компаньонками, потому что не хотела входить со всем этим в свою новую жизнь, и без особых формальностей, сопровождаемая лишь Томом Без Племени и Элизой, этими единственными здоровыми людьми из всей компании, в тот же самый день вышла замуж. По обеим сторонам улицы двойным рядом выстроились ее бывшие клиенты, между которыми шла сама пара, отовсюду слыша выстрелы в воздух и бурные аплодисменты. Спустя некоторое время двое устроились в кузнице, преобразованной в домашний очаг, помогающий забыть прошлое. И все же приходилось проявлять немалую сноровку, чтобы ежедневно посещать дом Джо, принося с собой для больных горячую пищу и чистую одежду. Элизе и Тому Без Племени выпала нелегкая задача заботиться об остальных жителях дома. Деревенский доктор, молодой человек из Филадельфии, который не один месяц предупреждал о том, что вода заражена отходами шахтерской деятельности, происходящей в верховье реки, и это уже точно известно, объявил карантин на всей, занимаемой Джо, огороженной территории. Никакие денежные средства не разрешили бы ситуацию, и избежать голода удалось лишь благодаря Эстер и подаяниями от неизвестных, которые загадочно появлялись у дверного порога: мешок фасоли, несколько фунтов сахара, табак, кошельки с золотым порошком, кое-какие деньги. Чтобы помочь своим друзьям, Элиза прибегла ко всему, чему научилась от Мамы Фрезии еще в детстве и к тому, что почерпнула от Тао Чьена в Сакраменто. Применяла к несчастным все что могла, пока, наконец, один за другим люди не стали поправляться, хотя и далее немалое время у них все еще наблюдалась шатающаяся походка на фоне помутненного сознания. Вавилонянин, Злой, мучился больше остальных, его туловище настоящего циклопа никак не могло смириться с ухудшением здоровья, худело все больше и обвисало настолько, что теряли свои очертания все его татуировки.

На днях в местной газете опубликовали краткую заметку о некоем чилийском или мексиканском бандите, каком именно – не уточнялось, по имени Хоакин Мурьета, о ком уже ходила определенная слава вдоль и поперек всей Вета Мадре. На ту пору в местах залежей золота нередко происходили случаи насилия. Разочарованные, люди смекнули, что наскоро сколоченный капитал, скорее являвшийся неким чудовищным посмешищем, как правило, доставался крайне немногим. Американцы, за исключением самих себя, обвиняли всех подряд в непомерных жадности и стремлении к обогащению в обход процветания страны в целом. Ликер и отсутствие ответственности за содеянное подзуживал их применять суровые меры, которые в силу присущей людям изворотливости давали им же ощущение могущества и безумной власти. За преступления, совершенные любым американцем против представителей других рас, никогда не выносили приговор последнему, хуже того, зачастую преступивший закон белый мог выбрать собственный суд присяжных для рассмотрения своего дела. Расовая неприязнь сменилась ярой и слепой ненавистью. Мексиканцы не допускали даже возможной потери своей территории в начатой войне, и тем более не смирялись с изгнанием самих себя с собственных же ранчо и шахт. Китайцы молча сносили различные беззакония, никуда не исчезали и продолжали обследовать места с залежами золота за ничтожную плату, делая все необходимое с таким бесконечным упорством, что зернышко к зернышку, глядишь, и уже становились далеко не бедными. Множество чилийцев и перуанцев, прибывшие сюда первыми, когда о золотой лихорадке только-только стало известно, решило вернуться к себе на родину, потому что гнаться за мечтой в подобных условиях посчитало ничтожным времяпрепровождением. В этом самом 1850 году законодательство Калифорнии ввело налог на горную промышленность, направленный исключительно на защиту прав белых. Негры с индейцами убирались восвояси, за исключением трудящихся на положении рабов, а всех чужаков обязали заплатить по двадцать долларов и ежемесячно подтверждать свое право пребывания в этих краях, что на деле оказалось совершенно невозможным. Люди не могли покинуть прииски просто чтобы целые недели путешествовать по городам лишь во исполнение закона, однако в случае их отказа «шериф» собственной персоной занимал шахту и все права на нее передавал очередному американцу. Управление столь эффективными мерами возлагалось на правительство, которому шла зарплата из всевозможных налогов и штрафов, считающихся отличным, стимулирующим коррупцию, средством. Данный закон применялся лишь по отношению к темнокожим иностранцам, несмотря на то, что у мексиканцев было право получить американское гражданство, закрепленное в договоре, положившем конец войне 1848 года. Согласно другому декрету прекратилось зверское убийство этих граждан: отныне собственность ранчо, где люди жили целыми поколениями, должна была быть ратифицирована военным судом Сан-Франциско. Стоящий целое состояние процесс длился годами, и вдобавок сами же судьи и градоначальники захватывали земельную собственность. Учитывая тот факт, что защиты от правосудия ждать излишне, кое-кто проворачивал свои дела обходным путем, чрезмерно вживаясь в роль злоумышленника. Кто ранее довольствовался кражей скота, ныне в открытую нападал на шахтеров и одиноких путешественников. А определенные банды даже становились знаменитыми на всю округу благодаря своей жестокости, что побуждала не только обворовывать своих жертв, но и развлекаться, мучая последних перед тем как убить окончательно. Поговаривали о некоем особо кровожадном разбойнике, которому среди прочих нарушений законов приписывалась и ужасающая смерть двух молодых американок. Со временем нашли и их привязанные к дереву тела с такими следами, будто в девушек целились ножами. Также у обеих вырвали языки, выкололи глаза и содрали кожу, после чего чуть живыми оставили бедняжек медленно умирать. Округа называла преступника Джек Три Пальца, и поговаривали, что он был правой рукой самого Хоакина Мурьета.