Страница 22 из 96
Между влюбленными начался на ту пору неистовый взаимный обмен посланиями, букетами цветов, конфетами, переписанными стихами и небольшими сентиментальными реликвиями, и все это происходило в романтико-поэтический период в Лондоне. Чтобы как-то выиграть время, молодые люди искали номер гостиницы неподалеку от театра, и было неважно, что окружающие могли их узнать. Роза сбежала из дома под совершенно нелепые извинения, а ее мать, подавленная подобным поступком, так ничего и не сказала Джереми о своих подозрениях, и все молилась, чтобы дочь наконец-то образумилась, и от распущенности не осталось и следа. Карл Брецнер приходил на свои репетиции позже и настолько раздетым, что мог схватить насморк в любое время, который бы помешал спеть в двух представлениях. Однако жалеть его было бы крайне неуместно, так, напротив, выигрывалось время для восторженных занятий любовью, что проходили вперемешку с лихорадочным ознобом. Показал снятую для Розы украшенную цветами комнату, где на столе уже было шампанское, что пили за здоровье, и сливочные пирожные. Были там и написанные в мгновение ока стихи, которые читали в кровати, ароматические масла, чтобы натирать одним им известные точки друг друга, эротические книги, пролистываемые в поисках самых вдохновляющих сцен, страусиные перья для щекотания тел и несметное количество прочих причиндалов, нужных для любовных развлечений. Молодая женщина чувствовала, будто сама раскрывается, точно пожирающий насекомых цветок, источала запах фривольных духов, чтобы привлечь к себе, как насекомое, этого мужчину, затем мучить, пожирать и терпеть его же и, наконец, оттолкнуть от себя того, кто стал выжитым лимоном. Ее подавляла невыносимая энергия, и просто душила женщину, которая ни на секунду не могла успокоиться. Меж тем Карла Брецнера охватило смущение буквально на мгновение вплоть до бреда и другого рода бессилия, когда пытался выполнить свои мужские обязательства. Однако под критическим взглядом этих глаз, таких противоречивых, было невозможно не погибнуть, которые говорили, что, должно быть, сам Моцарт перевернулся бы в могиле, лишь заслышав исполнение венским тенором – и буквально – его сочинений.
Любовники в панике приближались к моменту разлуки, входя в стадию распаленной страстью любви. Оба предполагали сбежать в Бразилию либо покончить с собой заодно, но все же никогда не заходила речь о возможности вступить в брак. В конце концов, жажда жизни победила трагически было окончившееся искушение, и после последнего представления взяли экипаж и отправились в отпуск на север Англии, где остановились в одном из постоялых дворов. Будучи не узнанными, твердо решили наслаждаться этими днями, прежде чем Карл Брецнер уедет в Италию, где будет должен отработать согласно другим подписанным контрактам. Роза встретилась бы с ним в Вене, как только мужчине удастся найти подходящее жилье, уладить остальные вопросы и выслать женщине деньги на дорогу.
Они завтракали под навесом над террасой небольшой гостиницы, укутав ноги шерстяной накидкой, потому что воздух с побережья был довольно холодным и колючим, и как раз в этот момент общение парочки прервал Джереми Соммерс, возмущенный и высокопарный, словно пророк. Роза оставила такой след на дороге позади себя, что для ее старшего брата оказалось совсем не трудно устроить неподалеку собственный привал и следовать за женщиной вплоть до этой, расположенной на окраине, водолечебницы. Увидев своего родственника, она вскрикнула более от удивления, нежели от испуга, поддавшись ободрению от любовного ликования. В это мгновение впервые осознала то, что совершила, и тяжесть возникших последствий во всем своем величии была на лицо. Женщина встала на ноги, готовая было защищать свое право на подаренную прихоть, но брат даже не дал времени открыть рта и направился прямо к самому тенору.
- Объясните все моей сестре. Полагаю, вы ей не сказали, что состоите в браке и имеете двоих детей, - уколол мужчина обольстителя.
Это было единственной деталью, которую Карл Брецнер в разговоре с Розой обошел молчанием. Говорили они тогда до полного изнеможения, брат узнал даже самые интимные подробности о его предыдущих увлечениях. Не забыли и о сумасбродстве маркиза де Сада, о котором подсказывало воспоминание о француженке с глазами тигрицы. Ведь именно она и выказывала нездоровое любопытство, пытаясь узнать, когда, с кем и особенно как проходили занятия любовью с десяти лет и вплоть до предыдущего дня их знакомства. И тогда рассказал ему все без колебаний, догадываясь, насколько тому было приятно все слышать и как подобное сочеталось с его собственной теорией и практикой. Но о супруге с малышами так ничего упомянуто и не было из чувства жалости к этой прелестной девственнице, что предложила себя без всяких условий. Так не хотелось нарушать волшебство этой встречи. Роза Соммерс заслужила наслаждение своими первыми занятиями любовью в полной мере.
- Вы должны мне все это возместить, - Джереми Соммерс бросил вызов мужчине, ударяя того по лицу.
Карл Брецнер был известным в свете человеком и отнюдь не намеревался совершать такую дикость, как сражение на дуэли. Он прекрасно понял, что настал момент отступления. Оставалось лишь сожалеть о том, что не представилось несколько минут, в которые, находясь наедине с Розой, все бы объяснил даме. Мужчине так не хотелось покидать женщину с разбитым сердцем и с той мыслью, что будто совратил ее лишь из злого умысла, чтобы затем просто бросить. Артист хоть раз в жизни обязан был признаться, что любил даму по-настоящему и выразить сожаление о своей несвободе в личной жизни, которая и мешала осуществлению мечтаний их обоих, но по лицу Джереми Соммерса стало понятно, что задуманное так и не сбудется. Джереми взял за руку свою, казавшуюся одуревшей, сестру и настойчиво отвел обратно в экипаж, даже не предоставив возможности попрощаться с любовником или наскоро собрать какие-то небольшие свои вещи. Мужчина отвез ее в дом некой женщины в Шотландии, где та и должна была пребывать, пока не решится вопрос с общественным статусом. Если произойдет худшее несчастье, каковым Джереми считал беременность, можно считать, что жизнь и честь семьи загублены навсегда.
- Никому не слова о случившемся, включая маму или Джона, ты меня поняла? – эта была единственная, произнесенная за время путешествия, фраза.
Роза провела несколько недель в неуверенности, пока не убедилась в том, что не была беременной. Новость стала для нее существенным облегчением, таким, будто получила прощение от Самого Провидения. Провела более трех месяцев совершенно ужасно, вынужденная вязать для бедных, читать и писать приходилось тайком, не пролив при этом ни единой слезы. Время шло своим чередом и отражалось на ее судьбе, таким способом что-то меняя буквально изнутри, потому что, когда подошло к концу ее затворничество в доме тети, женщина стала совершенно другим человеком. В этой перемене только она и отдавала себе отчет. Появилась в Лондоне такой же, какой и уезжала из него, улыбчивой, уравновешенной, проявляющей интерес к пению и чтению. Абсолютно не испытывала какую-либо злость по отношению к Джереми за то, что вырвал ее из рук любовника, и жила совершенно без всякой ностальгии по мужчине, который когда-то обманул, с полной победой в своем намерении игнорировать чужое злословие и траурные лица членов своей семьи. По внешнему виду женщина казалась прежней, и даже мать не смогла найти изъяна в ее безупречной аккуратности, что дал бы повод к упреку либо совету. С другой стороны, вдова была не в том состоянии, чтобы помочь своей дочери либо защитить молодую женщину; рак пожирал ее невиданными темпами. Единственным изменением в поведении Розы стал каприз проводить часы, делая какие-то записи, затворившись в комнате. Заполняла дюжины тетрадей микроскопическим почерком, которые хранила под замком. Так как никогда даже не пыталась отправлять письма, то Джереми Соммерс, который ничего так не боялся, как различных издевательств, перестал беспокоиться насчет данного пристрастия к писанию, и просто полагал, будто у его сестры хватило здравого смысла забыть о злосчастном венском теноре. Однако в действительности женщина не только не забыла этого мужчину, но и, напротив, с отчетливой ясностью помнила каждую подробность произошедшего и каждое сказанное либо нашептанное слово. Единственное, что стерлось из памяти, было разочарование от чувства обмана. Жена и дети Карла Брецнера просто взяли и исчезли, потому что им никогда и не было места в огромном пространстве еще свежих воспоминаний о занятиях любовью.