Страница 10 из 17
– Хватит лясы точить, пошли быстро в трапезную! – Фебр, как всегда, не дремал, и снова погнал троицу через двор, куда-то к дальней башне.
Они торопились как могли, но когда легкий ветер донес сладкие запахи еды, припустили гораздо веселее. После первых тревог и волнений есть хотелось так, что аж живот подводило.
Внутри башни новичков перво-наперво встретила просторная комната с рукомойниками.
– Рожи с цапалками умойте, и за столы пойдем, – сказал Фебр, кивая на рукомойники.
Его подопечные наскоро поплескались, а пока вытирали мокрые лица и руки полотенцами, парень нравоучительно произнес:
– Учтите, не знаю, как там у вас, а в Цитадели чистоту блюдут строго. Перед трапезой руки и морды мыть обязательно. Одежу стирать раз в несколько дней. Не дай Хранители, кто из наставников учует, что от вас воняет, или ворот грязный заметит. Сапоги тоже держать в чистоте. У девок еще подмывальня есть, потом покажу. Там же в подмывальне и холстины найдете, ну, на краски ваши.
Лесана и Айлиша снова сделались густо-бордовыми.
– Ладно, хватит уже столбами стоять. Есть идем.
Парень толкнул широкую дверь, и перед его совершенно оробевшими спутниками раскинулся просторный зал со стоящими в ряды столами. За одним из этих столов, наверное, самым длинным, сидели юноши и девушки, одетые в такую же бесцветную одежу, что и вновь прибывшие.
– Садитесь, – кивнул Фебр на свободные места, а сам ушел за соседний стол к своим товарищам в черных облачениях.
Лесана огляделась. В трапезной собралось много народу, но стол, за которым сидели новички, действительно был самым большим. Еще одна странность: все ученики цитадели, и парни, и девки, оказались облачены в одинаковые одежды и одинаковую обувку. Только цвет отличался. У новеньких платье было из небеленого грубого льна, а у тех, кто постарше, черное, как у Фебра, коричневое или темно-серое. Интересно, отчего так?
А еще она увидела, что все выучи и впрямь пострижены коротко-коротко. От этого стало чуть легче на душе, все же одно дело быть белой вороной в стае черных собратьев, а совсем другое, если тебя окружают такие же.
Дочка гончара продолжала озираться, отыскивая взглядами креффов. Не могут же выученики одни сидеть? И правда, возле самого окна стоял пустующий стол, за ним никто не сидел, но ложки, миски и хлеб ждали едоков. Сразу стало ясно – это место наставников. Так оно и оказалось.
Дверь снова открылась, и в зал вошли наставники. Их было около двадцати (девушка не успела точно разглядеть, да и побоялась, как бы не наказали за наглость, чай не коровы, по головам считать), а впереди всех шел мужчина, каких она отродясь не видывала. Высокий, широкоплечий, прямой, словно высеченный из твердого ясеня. Он казался нестарым, хотя голова была вся седая, и двигался с хищной легкостью дикого зверя. Сколько ему весен, Лесана не взялась бы судить. Может, сорок, может, пятьдесят, а может, и тридцать. У него было чистое, лишенное морщин лицо и колючие прозрачные глаза. И веяло от этого человека такой властностью, что хотелось вжать голову в плечи, а еще лучше – закопаться в стог сена и не высовывать носа.
При появлении наставников старшие выучи повскакивали с мест и застыли, ожидая разрешения сесть. Новички неуклюже и вразнобой последовали их примеру.
Окинув залу пронзительным взглядом, вошедший мужчина дал знак садиться.
Снова загрохотали отодвигаемые лавки, засновали между столов служки, разносящие по трапезной горшки, исходящие паром. Лесана невольно сглотнула голодную слюну и устыдилась собственной прожорливости. Чего только не натерпелась за сегодня, должна бы слезы горькие лить и о еде седмицу не вспоминать, а уже позабыла и про отрезанную косу, и про порты, в которые облачена, и думает только о том, как бы набить брюхо. Но, к счастью, она такая оказалась не одна. Со всех сторон к стопке мисок потянулись руки.
– Прежде чем приметесь за еду, я, Глава Цитадели крефф Нэд, растолкую новообращенным послушникам наши порядки.
Глубокий сильный голос разнесся над головами собравшихся. Разговоры и гул сразу стихли.
– Запомните, среди вас нет больше детей пахарей и купцов. Тех, кто родился в городе или вырос в самой глухой веси. Девок и парней. – Глава обвел тяжелым взглядом учеников, жадно внимающих каждому его слову. – Вы все теперь послушники. Отныне Цитадель ваш дом. Креффы – ваши отцы и матери. Остальные выученики – ваши соотчичи.
После этих слов новички начали недоуменно переглядываться. Страшно было даже подумать о таком! Все же не извергли их из рода, не изгнали насовсем, лишь отпустили на обучение. Как же теперь – чужие люди ближе родовичей, ближе отца, матери? Да и мыслимое ли дело не делить их на юношей и дев! Но нарастающий гул разбился о резкое:
– В Цитадели нет праздности и безделья. Вас привезли сюда вразумляться наукам. Быть послушником – значит оставаться в послушании у старших все пять весен и зим, которые вы будете в этих стенах. Только тот, кто от первого до последнего дня будет усерден, будет потом опоясан. Иные, если Хранители дадут, позднее станут креффами. Но о том пока не то что говорить, думать рано. И помните, опоясанными не все из вас станут. Слабых духом Цитадель отринет, ибо вестимо, кто не в силах защитить самого себя, тот не в силах сберечь других. А вы должны стать спасением людей от Ходящих в Ночи. Вот почему всяк, кто попустится страхом и жалостью к себе, не выживет.
Новообращенные послушники испуганно охнули, под сводами залы пронесся ропот, а Нэд, пристукнув кулаком по столу, в воцарившейся тишине так же спокойно, как прежде, продолжал:
– Если кто-то сейчас струсил и задумал бежать, так я никого не держу. Ворота Цитадели открыты целый день, а ночью не запирается и калитка в стене – для тех, кого заход солнца застал в пути. Так что уговаривать никого не стану. Только помните, – он обвел всех тяжелым взглядом, – едва отойдете от стен твердыни, обереги да колдовство, что защищают крепость, вам больше не заступники, и беглеца сожрет первый же Ходящий. А через несколько седмиц на обережном столбе у селения позорника появится метка, и всяк узнает, что тут родился трус, предавший своих соотчичей и род. И более ни один Осененный не станет помогать жителям места, породившего переметчика.
Лесана кусала губы. Знали. Они все это знали. Понимали, что учебы в Цитадели не избежать, но никто не подозревал, как вразумляют здесь послушников. Ну парни ладно, а девки? Как же девки-то слабые? Нешто им, глупым, послабления малейшего не сделают? Она с ужасом огляделась и лишь сейчас заметила то, что не увидела сразу, когда только вошла в трапезную: девушек среди послушников было чуть да маленько.
Скользя взглядом по стриженым головам, она с ужасом понимала – девиц за столами от силы четверть, да и те все в основном новенькие. Среди старших выучеников девушек и вовсе можно было счесть по пальцам. «Хранители пресветлые, как же мы тут?» – пронеслось в голове.
Брошенный украдкой взгляд на сидящих рядом подруг по несчастью напугал еще больше, лицо каждой поражало мертвенной бледностью. Только сейчас глупые поняли – ждет их совсем другая жизнь. Новая. Страшная. А у многих еще и до обидного короткая.
Глава меж тем продолжал:
– Первый год каждый из вас будет стараться показать наставникам, что не зря ест хлеб. К следующей осени новичков ждут первые испытания, которые покажут, кем им выпало стать – воями, что нежить убивают, целителями или колдунами, упокаивающими мертвых. Кто не захочет постигать науку, станет отлынивать, получит на лоб метку отвергнутого, будет изгнан и лишен помощи. Лодырей Цитадели незачем беречь – как сорняки они росли, а помрут, так мир чище станет.
И снова первогодки испуганно загудели, а Нэд, по-прежнему не замечая их ропота, спросил, кто разумеет грамоту и письмо. Из всех руки подняли только Тамир, одна девушка – синеглазая и темноволосая, да два одинаковых паренька, видимо, братья. Крефф досадливо покачал головой:
– В этом году негусто. Что ж, остальных будут учить старшие послушники. С осени вас начнут понемногу готовить к тому, что должны знать и уметь будущие обережники. И помните, обо всех своих успехах и промахах рассказывайте ежедневно по вечерней заре креффам. Да не забывайте: наставники вам не мамка с нянькой, жалеть да сопли вытирать не станут. Они для вас – старшие в роду, и слово их – закон! Если же кто провинится, тому они наказание отмеряют сами, по проступку. Ну и помните: кто креффа во всем будет слушаться – получит пояс, кто перечить и лениться начнет, тот быстро сгибнет, и привезут ему в дом грамоту, что по смерти послушника Цитадели его семья освобождается наполовину от податей за обереги. Я закончил, можете есть.