Копи царя Соломона

– В самом деле, очень странная история, мистер Кватермэн, – сказал сэр Генри. – Надеюсь, вы говорите серьезно и не хотите нас одурачить? Я знаю, что над новичками иногда жестоко подшучивают и что это считается вполне позволительным.

Меня так и взорвало. Я не люблю, чтобы меня принимали за одного из тех дураков, которые воображают, что ложь – чрезвычайно остроумная вещь, и вечно рассказывают неопытным новичкам разные охотничьи небылицы.

– Если вы так думаете, сэр Генри, – сказал я, – нам нечего больше и толковать.

С этими словами я сунул бумагу в карман и встал, собираясь сейчас же уйти. Но сэр Генри положил на мое плечо свою огромную ручищу.

– Сядьте, мистер Кватермэн, – сказал он. – Извините меня, пожалуйста; я вижу, что вы не думаете нас обманывать, но ваш рассказ до такой степени необычен, что сразу трудно ему поверить.

– Я вам покажу подлинную карту и письмо, когда мы приедем в Дурбан, – сказал я, успокоившись.

Да и в самом деле, если хорошенько сообразить, неудивительно, что он усомнился в достоверности моего рассказа.

– Я вам еще недосказал про вашего брата, – продолжал я. – Я хорошо знал его слугу Джима, который был при нем. Этот Джим, бекуанец родом, отличный охотник и для туземца даже очень умный малый. Утром в тот самый день, как уехать мистеру Невиллу, вижу – стоит Джим недалеко от моей фуры и крошит табак.

– Джим, куда это вы собрались? Слонов, что ли, бить?

– Нет, – говорит, – баас (господин), наша добыча будет почище слоновой кости.

– Неужто? Что бы это такое было! – спрашиваю я с любопытством. – Уж не золото ли?

– Нет, – говорит, – еще дороже золота! – А сам ухмыляется во всю рожу.

Я не стал его больше расспрашивать; мне показалось, что я унижу свое достоинство, если буду слишком любопытствовать, но, признаюсь, это сильно меня задело за живое. Вижу, кончил Джим ворошить свой табак.

– Баас, а баас! – кличет он меня.

– Что, – говорю, – тебе?

– Баас, а ведь мы едем за алмазами!

– За алмазами? Так вы совсем не туда едете! Вам нужно держать путь на россыпи.

– А слыхали вы про Сулимановы горы, баас?

– Как не слыхать!

– А про алмазы, которые там запрятаны, слыхали?

– Мало ли что я слышал, Джим. Все это глупости, вздор.

– Нет, не вздор, баас! Я знавал одну женщину, которая пришла оттуда с ребенком и после отправилась в Порт-Наталь; она мне сама говорила. Только теперь она уже умерла.

– Если вы вздумаете прокатиться в Сулиманову землю, твой хозяин непременно пойдет на угощение хищным птицам, Джим, да и ты также.

А он себе ухмыляется:

– И то может быть, баас. Нам всем суждено умереть. А все-таки я с удовольствием побываю в новых местах; здесь у нас и слоны как будто переводиться стали.

Через полчаса вижу я, что фура Невилла тронулась в путь. Вдруг Джим бежит ко мне назад.

– Прощайте, баас, – говорит. – Мне не хотелось уехать, не простившись с вами: ведь по правде сказать, я и сам тоже думаю, что нам не вернуться оттуда.

– Неужто, – говорю, – твой хозяин в самом деле собрался в Сулимановы горы, Джим? Ты не врешь?

– Нет, – говорит, – в самом деле собрался. Он уверяет, что ему нужно во что бы то ни стало нажить себе состояние, так уж заодно хочет и там попробовать счастья.

– Коли так, – говорю, – подожди минутку. Отдай ему записку, да обещай, что не отдашь ее до тех пор, пока вы не приедете в Иниати (а это миль, должно быть, за сто оттуда). Обещаешь?

– Хорошо, баас.

Тогда я взял клочок бумаги и написал: «Пусть тот, кто пойдет… идет вверх по снежному склону левой горы Царицы, пока не взойдет на самую вершину; там, на северной стороне, будет великая Соломонова дорога».

– Слушай, Джим, когда ты отдашь своему хозяину эту записку, скажи ему, чтобы он исполнил как можно точнее все, что здесь написано. А теперь ни за что не отдавай, потому что я совсем не хочу, чтобы он приставал ко мне с вопросами, на которые я не хочу отвечать.

Джим взял мою записку и побежал догонять фуру, которая почти уже скрылась из виду. Вот все, что я знаю про вашего брата, сэр Генри. Боюсь только…

– Мистер Кватермэн, – перебил сэр Генри, – я собираюсь отыскивать брата; я решился идти за ним следом в Сулимановы горы, а если понадобится – и еще того дальше. Буду искать его до тех пор, пока не найду или пока не узнаю, что он умер. Согласны вы идти со мной?

Кажется, я уже говорил раньше, что я человек осторожный и даже, можно сказать, робкий; а потому такое предложение меня ничуть не обрадовало. Мне представилось, что решиться на подобное путешествие – все равно что идти на верную смерть.

– Очень вам благодарен, сэр Генри, – отвечал я, – но только вряд ли я с вами отправлюсь. Я уже слишком стар для таких отчаянных предприятий, и к тому же с нами, наверное, было бы то же самое, что с моим бедным другом Сильвестрой. А у меня сын на руках, так что я не имею права рисковать своей жизнью.

И сэр Генри, и капитан Гуд, видимо, остались очень недовольны.

– Мистер Кватермэн, – сказал первый из них, – я человек обеспеченный, а дело это мне очень дорого. Вы можете назначить какое угодно вознаграждение за ваши услуги, и оно будет вам выплачено, все сполна, сию же минуту, прежде чем мы отправимся в путь. Кроме того, я сделаю заблаговременно все необходимые распоряжения, чтобы ваш сын был обеспечен как следует, если с нами или с вами что-нибудь случится. По этому вы можете судить, до какой степени я считаю ваше присутствие необходимым. Если мы как-нибудь действительно доберемся до того места и найдем алмазы, вы разделите их пополам с Гудом. Мне они не нужны. Конечно, на это совершенно нечего рассчитывать; это условие скорее можно применить к слоновой кости, которую мы, может быть, добудем. Берите что хотите, только соглашайтесь. Само собой разумеется, что все издержки на мой счет.

– Сэр Генри, – отвечал я, – это самое выгодное предложение, какое мне случилось иметь в жизни, и, конечно, такому бедному охотнику, как я, сто́ит о нем серьезно подумать. Но зато и дело нелегкое – во всю мою жизнь на такой трудный подвиг не приходилось подниматься. Мне непременно нужно все это хорошенько обдумать. Я дам вам окончательный ответ прежде, чем мы будем в Порт-Натале.

– Прекрасно, – сказал сэр Генри.

Затем я пожелал им спокойной ночи и пошел спать. Всю ночь напролет снился мне бедный Сильвестра и грезились алмазы.

III

Омбопа поступает к нам на службу

От Капштадта до Дурбана всего от четырех до пяти дней пути, смотря по погоде и по кораблю.

По дороге в Наталь я все время обдумывал предложение сэра Генри. Дня два мы с ним об этом не говорили ни слова; наконец в один прекрасный январский вечер (январь ведь у нас самый жаркий месяц в году) мы очутились в виду Порт-Наталя и пошли вдоль берега, рассчитывая, что на закате как раз обогнем Дурбанский мыс. Начиная от самого Эст-Лондона, берег тут удивительно красив: красные песчаные холмы и широкие полосы яркой зелени, усеянные кафрскими хижинами и окаймленные белоснежной лентой морской пены, нагроможденной целыми грудами в тех местах, где прибой разбивается о береговые скалы. Но перед самым Наталем берег становится особенно живописен. Тут попадаются на каждом шагу глубокие овраги, промытые в холмах в течение целых столетий дождевыми потоками, и по этим оврагам стремительно низвергаются в море сверкающие речки; тут красуется темная зелень привольно растущих кустарников, и рядом зеленеют рощи хлебных деревьев и плантаций сахарного тростника. Там и сям выглядывают из зелени белые домики и улыбаются спокойному морю, точно нарочно для того, чтобы придать более законченности всему пейзажу и уютный домашний вид всей местности.

Мы немного ошиблись в расчетах, и солнце уже совсем село, когда мы бросали якорь по ту сторону мыса и услыхали пушечный выстрел, возвещавший добрым людям о благополучном прибытии английской почты.

Было так поздно, что ехать на берег в тот же вечер нечего было и думать, так что мы постояли, посмотрели, как отправляют почту на спасательных лодках, и спокойно пошли обедать.