Две могилы

— Хорошо. Никаких проблем.

Она выбросила иглу в мешок для мусора и передала заполненный желтовато-оранжевой жидкостью шприц ассистенту. Затем выпрямилась и оглянулась. Стянула с рук перчатки, выбросила их в тот же мешок, сняла маску и микрофон. Ассистент протянул ей планшет.

Она все еще была напряжена. Сердце д’Агосты смягчилось: молодой, начинающий врач, вероятно, первое самостоятельное вскрытие, волнуется, как бы не наделать ошибок. Но, судя по тому, что он видел перед собой, работа была выполнена отменно.

Пиццетти начала монотонно перечислять данные: рост, вес, возраст, причина смерти, особые приметы, старые травмы, состояние здоровья, перенесенные болезни, патологии. Голос у нее был приятный, хотя все еще несколько нервный. Парень, занимающийся отпечатками, делал пометки в блокноте. Д’Агоста просто слушал, полагаясь на память; при записи он порой пропускал важные подробности.

— Смертельной была только одна рана — в горло, — говорила Пиццетти. — Частичек ткани под ногтями не обнаружено. Токсикологический анализ дал отрицательный результат. Никаких признаков борьбы.

Она продолжала подробно описывать глубину и особенности структуры раны, угол удара. «Это был хорошо подготовленный, умный убийца», — думал д’Агоста, слушая рассказ о том, как эффективен был удар ножом с обоюдоострым лезвием длиной приблизительно в четыре дюйма, как быстро вытекла кровь.

— Смерть наступила не позднее тридцати секунд после удара, — закончила Пиццетти. — Остальные повреждения нанесены уже безжизненному телу.

Она на мгновение прервалась.

— Тело было расчленено при помощи пилы «Страйкер», возможно точно такой же. — Она указала на подставку с инструментами, стоявшую возле трупа. — Клиновидное лезвие пилы приводится в движение сжатым воздухом. Она специально предназначена для разрезания костей, но немедленно прекращает работу, соприкоснувшись с мягкой тканью. Такая конструкция инструмента необходима для того, чтобы не допустить распыления кости или жидкости. Тот, кто им воспользовался, должен быть специалистом. Очень опытным.

Она снова сделала паузу.

Д’Агоста откашлялся. Ком в горле не провалился ниже, но, по крайней мере, больше не грозил вырваться наружу.

— Значит, преступник мог быть патологоанатомом или хирургом? — спросил он.

Доктор Пиццетти ответила не сразу:

— Это не моя обязанность — делать предположения.

— Я просто хотел услышать непредвзятое мнение, доктор. Не научно обоснованный вывод. Я не настаиваю. Ну так как?

Он старался говорить мягко, спокойно, чтобы она не чувствовала никакой угрозы для себя.

Пиццетти все еще сомневалась, и д’Агоста начал понимать, почему она так напряжена: у нее у самой возникли подозрения, что убийца — ее коллега.

— Мне кажется, этот человек проходил профессиональную подготовку, — быстро проговорила она.

— Благодарю вас.

— Преступник также использовал скальпель, чтобы разрезать плоть до костей, и ранорасширители — мы нашли отметины от крючков. И как я уже сказала, «Страйкер», чтобы распилить саму кость. Все разрезы проведены очень точно, ни одного лишнего движения, ни одной ошибки. Словно хирург, делающий ампутацию. За исключением того, разумеется, что он не пережал сосуды и не прижег их.

Пиццетти откашлялась и продолжила:

— Тело расчленено симметрично: один разрез на три дюйма ниже колена, другой — на три дюйма выше; один разрез на два дюйма выше локтя, другой — на два дюйма ниже. Затем были удалены уши, нос, губы, подбородок и язык. С той же хирургической точностью.

Она указала на части тела, размещенные на второй каталке. Чисто вымытые органы казались восковыми слепками или элементами клоунского наряда.

Д’Агоста почувствовал, что комок в горле начинает подниматься. Боже, кажется, и этот стакан минеральной воды был ошибкой.

— А потом он сделал вот это.

Она указала на фотографию размером восемь на десять дюймов, прикрепленную к стенду вместе с другими сделанными на месте преступления. Д’Агоста уже видел это в отеле, но и сейчас непроизвольно напрягся.

На животе жертвы было написано кровью:

Гордишься мной?

Д’Агоста оглянулся на специалиста по отпечаткам — как же его зовут? Сейчас его время выйти на арену, и по блеску в глазах лейтенант догадался, что парню есть о чем рассказать.

— Так… э-э… мистер…

— Кугельмейер, — поспешно ответил тот. — Спасибо. Итак, мы получили практически полный набор отпечатков. Правый и левый большие пальцы, правый и левый указательные, правый безымянный, отдельные участки ладони. И два превосходных отпечатка прямо на надписи, которая, несомненно, была сделана левым указательным пальцем.

— Очень хорошо, — признал д’Агоста.

Даже лучше, чем он предполагал. Убийца действовал с ужасающей небрежностью. Позволил своему лицу попасть в объективы десятка камер наблюдения, оставил повсюду отпечатки. С другой стороны, на месте преступления не нашлось ни единой капельки его слюны, спермы, пота, крови или какой-нибудь другой жидкости. Естественно, на ковре обнаружили множество волосков — это ведь номер отеля, — но на них большой надежды не было. Никаких следов укуса на теле жертвы, никаких царапин — ничего, что позволило бы определить ДНК преступника. Однако эксперты взяли мазки отовсюду, откуда только смогли, и надеялись, что лабораторный анализ даст положительный результат.

Пиццетти рассказывала дальше:

— Не выявлено никаких следов сексуального насилия или домогательств. Жертва только-только приняла душ, что упростило бы нам задачу их нахождения.

Д’Агоста уже открыл рот, собираясь задать вопрос, как вдруг позади раздался знакомый голос:

— Так-так, а это уж не лейтенант ли д’Агоста к нам пожаловал? Как жизнь, Винни?

Он повернулся и увидел внушительную, как у игрока в американский футбол, фигуру доктора Матильды Зивич, главного судебно-медицинского эксперта Нью-Йорка.

Растянутые в циничной усмешке ярко накрашенные губы, пышные светлые волосы, скрытые под огромным медицинским беретом, сшитый на заказ, но все равно тесноватый операционный костюм. Она была малопривлекательна, саркастична, вызывала благоговейный ужас у подчиненных, но при этом оставалась лучшим специалистом и прирожденным руководителем. Нью-Йоркской клинике судебной медицины никогда прежде так не везло с главным врачом.

Доктор Пиццетти напряглась еще сильнее.

Зивич махнула рукой:

— Продолжайте-продолжайте, не обращайте на меня внимания.

На нее невозможно было не обращать внимания, но Пиццетти, сделав над собой усилие, возобновила доклад о предварительных результатах вскрытия, существенных и не очень. Зивич слушала с большим интересом, а затем, заложив руки за спину, начала мучительно медленно обходить вокруг каталок, сначала одной — с трупом, потом другой — с вырезанными частями тела, внимательно изучая их и кривя губы.

Несколько минут спустя она хмыкнула низким голосом, в котором одновременно слышалось и одобрение, и недовольное ворчание.

Пиццетти замолчала.

Зивич выпрямилась и подошла к д’Агосте:

— Лейтенант, вы помните то давнее убийство в музее?

— Разве можно забыть такое?

Тогда он в первый раз имел дело с этой великаншей, задолго до того, как ее назначили главным судмедэкспертом.

— Никогда бы не подумала, что снова столкнусь с таким же необычным случаем. Но сегодня… — Она обернулась к Пиццетти: — Вы кое-что пропустили.

Молодая женщина замерла:

— Пропустила? Что?

Зивич кивнула:

— Что-то важное, решающее. Одну деталь, которая возносит интерес к этому случаю… — она протянула вверх пухлую руку, — к небесам.

Последовала долгая мучительная пауза. Затем Зивич повернулась к д’Агосте:

— Лейтенант, вы меня удивили.

Д’Агоста почувствовал, что не расстроен этим заявлением, а скорее заинтригован:

— Вы нашли там следы когтей?

Зивич покачала головой и мелодично рассмеялась:

— А вы забавный. — Пока все обменивались озадаченными взглядами, она обернулась к Пиццетти: — Хороший судмедэксперт не делает никаких предварительных заключений до начала вскрытия.