Женихи из Брэнсона

По удивительному стечению обстоятельств дочь пациентки Джона звали тоже Рита. Никогда в жизни не слышавшая эту историю, опрометчиво рассказанную ей Джоном, девушка кокетливо прищурилась. Она восприняла рассказ как призыв к действию и по дороге в машине прижалась к его плечу. Шоссе в тот вечер оказалось скользким после ливня, а Джон, вымотанный дежурством, боялся пошевелиться. Сто миль в час — нешуточная скорость. Вдруг ее рука привычно скользнула к ширинке на его брюках.

Агрессия молодых современных женщин, навязанная, как образ жизни, в литературе и с экранов, не возбуждала Джона, а напротив, подавляла. Он считал, что инициатива должна исходить все же от мужчин.

— Может быть, доктор угостит меня кофе и расскажет историю Маргариты до конца? — кокетливо попросила Рита.

Джон, чувствуя нелепость ситуации и соображая, как отделаться от девушки, притормозил у ближайшего бара.

— Я бы предпочла у вас дома, — разочарованно прошептала тезка секс-бомбы и вслед за доктором неохотно выбралась из машины.

Официантка в розовом фартучке принесла дымящийся кофе и зажгла на столике свечу, которая вместе с букетиком цветков в вазочке создавала определенный настрой. У стойки сидело несколько парней. Глаза Риты, как у хищной кошки, блестели в свете мерцающей свечи.

— Так что ваша актрисочка? — Облокотившись на локоть, она метнула в доктора обольстительный взгляд.

— Маргарита влюблялась и разводилась со скоростью термоядерных реакций, — немного расслабившись и обдумывая дальнейшую стратегию, продолжил Джон. — Едва успев объявить о помолвке с актером Виктором Мейчуром, вышла замуж за великого режиссера Орсона Уэллса. Вскоре она сыграла у него в фильме «Леди из Шанхая». — В памяти Джона всплыл этот фильм. Он несколько раз бегал с друзьями смотреть его. — А о том, как звезда покинула Америку и впервые попала в Европу, сплетничали все наперебой. Хейурот влюбилась в Али Хана — мультимиллионера и сына имама мусульманской секты. Через два года вновь развод, и Маргарита просится назад в студию «Коламбио». Газеты пестрят заголовками о новой сенсации: «Успех отвернулся от секс-бомбы». В семидесятые она пробует выступать на сцене, но память, разрушенная алкоголем, не позволяет выучить роль, — чуть поучительно закончил Джон. — Так бесславно закончив карьеру, она жила под опекой своей дочери, принцессы Ямин Али Хан, и умерла от болезни Альцгеймера[1].

Но печальный конец не подействовал на Риту должным образом, наоборот, тезке актрисы льстило, что она напоминает доктору знаменитость его молодости. Мелодия из автомата, куда бармен по чьей-то просьбе сунул пару монет, настраивала на лирический лад. Рита, подозвав официантку, попросила бокал вина и призналась Джону, что тоже мечтала стать актрисой.

— Но судьба распорядилась иначе. — Сделав глоток, она покачала красивой головой.

Волнистые рыжие волосы, причесанные на один бок, спускались по нагим плечам, прикрытым тоненькими бретельками от сарафана, как бы невзначай касались щеки Джона.

«Изменение тактики», — подумал он.

— Извини, но мне пора, завтра предстоит тяжелый день, — мягко улыбнулся Джон.

Разочарованно состроив гримасу, Рита не теряла надежду.

Жаркие объятия на прощание, но Джон решительно отлепил от себя податливое тело с высокой мягкой грудью. Галантный поцелуй руки, и Рита исчезает за высоким забором своей дорогой усадьбы на берегу озера.

Этого женщины не прощают. Она была обижена на всю жизнь. И припомнила, как доктор пренебрег ею, через два года, когда он прооперировал ее мать.

Старая пациентка была безнадежна. Но консилиум из светил госпиталя принял решение оперировать. Родственники, в том числе Рита, дали согласие. Операция прошла нормально. Но пожилой организм не выдержал, и через двое суток старушки не стало. Как любой уважающий себя врач, Джон переживал эту смерть. И, как порядочный человек, брал вину на себя.

В госпитале мать Риты очень подружилась с симпатичным интеллигентным врачом. Они болтали по вечерам о жизни, о своих привязанностях. Больная рассказала, что она родилась в штате Техас. У отца была небольшая ферма с лошадьми. С детства она ездила верхом и обожала этих гордых животных. Но потом вышла замуж и покинула родительский дом. Все время она мечтала вернуться и заниматься лошадьми. Однако жизнь распорядилась по-другому. Отец умер, оставив ей в наследство ферму (теперь уже огромную, оборудованную современными средствами) с породистыми скакунами. Его бизнес приносил хороший доход. Но она не смогла сама продолжить дело отца. Наняла управляющего и только пару раз ездила улаживать формальности. Мать Риты была не бедна, поэтому продавать отцовскую ферму не хотела.

— Отец мечтал, что внуки переймут его страсть и займутся по-настоящему фермой, — рассказывала она. — Но увы, я родила одних дочерей. А они так далеки от скакунов.

Джон обронил в разговоре, что с детства мечтал о лошади. Но ему не пришлось, даже хоть раз, прокатиться верхом.

— Почему? — спросила пациентка.

— Занятия таким дорогим спортом были не по карману моим родителям.

— Доктор, когда я поправлюсь, мы поедем на мою ферму, и я научу вас скакать верхом. Галопом, — молодым звонким смехом рассмеялась пациентка.

— Обязательно, — улыбнулся доктор оптимизму старушки.

Перед операцией она пригласила нотариуса. Джон вспомнил, что по просьбе матери Риты он пару раз звонил в его контору. Больные часто пользуются услугами сестер или врачей, чтобы позвать в госпиталь официальных лиц. Он не раскопал бы этого в памяти, если бы обвинитель на процессе не зачитал стенограмму его разговора с секретарем нотариуса.

Когда нотариус приезжал в госпиталь, Джона в этот день там, к счастью, не было. Его смена начиналась на следующие сутки. Мать Риты внесла поправку в завещание и отписала Джону всю ферму отца с породистыми скакунами. Доктор об этом ничего не знал.

Только перед тем как ей вводили наркоз, она попросила позвать Джона.

— Доктор, вы не забыли про мою ферму?

— Что, простите, — не понял Джон, наклонясь над больной. — А, про ферму, конечно, помню.

— Я выкарабкаюсь, я сильная. Мы обязательно поскачем с вами верхом! — В старческих глазах, затронутых пеленой глаукомы, он увидел одновременно надежду и страх.

— И непременно галопом, — подбодрил он ее.

Она слабо улыбнулась в ответ, а по щеке покатилась крупная слеза.

— Я обещаю, что сделаю для этого все, — твердо сказал Джон.

— Я доверяю вам, доктор. — Это были ее последние слова.

— Джон, я узнала от Оксаны, что у тебя были неприятности. — Маша извинилась, что ее звонок разбудил Джона среди ночи. — Почему ты мне не сообщил?

— Ты все равно бы не смогла мне помочь, — мягко возразил американец, еще не отойдя ото сна, и более жестко добавил: — Это касается только меня.

Маша знала, что Джон не любил, когда вмешивались в его профессиональную деятельность, но тут ведь совершенно другая ситуация.

— Ты не прав, мы же с тобой друзья, — упрекнула она американца.

— Да я не прав, мы с тобой друзья, — отозвался он каким-то отрешенным голосом.

— Я ужасно сожалею, что ты не застал меня дома, — раздумывая, почему он так неприветлив, продолжала женщина. — Я была в командировке. Ты не мог меня предупредить?

— Не мог, — коротко ответил Джон и замолчал.

— Ты тоже прилетал по делу? — проговорила Маша. Это прозвучало скорое как утверждение, чем вопрос.

— Да.

— Я звонила тебе последнее время и тоже нигде не заставала.

— Я был в Чикаго.

— Теперь я уже знаю. Мне очень было нужно с тобой посоветоваться. Я многое передумала и приняла решение.

Джон молчал.

— Ты слышишь меня?

— Слышу, — отозвался он.

— Знаешь, Джон, ты не обижайся на меня, что я не могла принять решение там, у вас в Брэнсоне… мне нужно было немного времени, чтобы… осознать и созреть.

— Созрела? — Всегда мягкий и понимающий голос Джона звучал иронично и даже грубовато.

1

Одна из форм слабоумия.