Жизнь Амброза Бирса

Был некий враг – язвительный, низкий враг, – который использовал любой яд как оружие и пытался подвести какое-то основание для этой лжи. К сожалению, Бирс несколько раз упоминал об этом преступлении среди своих знакомых. Об этом преступлении мужчины редко говорят в своём кругу, а он говорил о нём с лёгкостью, превращая его в предмет шутки. Например, он часто рассказывал, как однажды вечером вся его обычная компания собралась в таверне «Майтр», и кто-то упомянул о неприличном преступлении и о знаменитом деле, которое тогда рассматривалось в суде. Это было не дело Уайльда, которого судили много лет спустя. (Почему вообще английское правосудие столь часто опускается до таких дел?)

«Я раньше не слышал о таком преступлении!» – совершенно искренне сказал Бирс.

Тогда Том Худ своим неподражаемым голосом протяжно произнёс:

«Этот джентльмен имеет в виду вот что: он раньше не слышал, что это преступление».

Эту «шутку» Бирс часто повторял.

Другой анекдот такой. Несколько лет назад один почтенный сенатор США (он всё ещё жив и приближается к столетнему рубежу) женился на женщине, которая была в два раза его младше. После церемонии молодожёны, как происходит в таких историях, удалились в брачные покои. Первый вопрос, который задала жена своему престарелому супругу, был такой:

«Сейчас, когда мы женились, милый, расскажи, почему Оскара Уайльда посадили в тюрьму? Я всегда хотела это знать».

Жених, конечно, как джентльмен соврал. Хотя его ответ был достаточно целомудренным для его возраста, его нельзя напечатать в этой книге. Бирс часто рассказывал эту историю. Несомненно, тема сексуальной развращённости забавляла его, как и все патологии. Но когда он упоминал это правонарушение вне суда, он открывался для нападок не слишком щепетильных врагов.

V

На самом деле, у Бирса были очень красивые отношения с женщинами, особенно с молодыми девушками, когда он не думал о сексе. Девичья невинность сильно привлекала его. Он говорил, что есть три чётко очерченных пола: мужчины, женщины и девушки. Одна девушка (ей было, может быть, шестнадцать-семнадцать лет) сильно интересовала его. Она с самого рождения была слепоглухонемой калекой. И всё же эта девушка, говорил Бирс, писала стихи, превосходившие Чаттертона[116], и прозу редкого обаяния и красоты. Я никогда не видел ни её поэзию, ни её прозу. Он нежно заботился о ней, как будто это была его дочь, и после её смерти закрыл ей глаза. Он поддерживал её при жизни и похоронил после смерти – вернее, по его настоянию её тело было кремировано. Она была для него посторонним человеком. Это была красивая, отцовская любовь.

VI

Бирс утверждал, и я думаю, он не врал, что он никогда не уводил чужую жену или чужую любовницу. Он думал, это всё равно, что украсть чужой кошелёк.

«А у меня нет таких сомнений, – сказала некий юноша, который считался гением, но был безнравственный, как кролик. – Мне кажется, что когда человек отказывается от жены или любовницы друга, которая сама предлагает ему себя, то он хочет переиосифить Иосифа[117]».

«Мой ответ, молодой человек, – сказал Бирс, – можно найти в этом вопросе: что для человека дороже – его жена (или любовница) или его бумажник?»

Бирс, кажется, соблюдал кодекс поведения в своих романах – кодекс всех опытных мужчин, которые считают себя людьми чести. Насколько я знаю, соблюдал. В этой связи он однажды рассказал анекдот о бывшем губернаторе Алабамы, позднее бригадном генерале (впрочем, я уверен, что у Бирса не было незаконных детей). Губернатор избирался на второй срок и выступал перед публикой. Один слушатель – верный последователь Иисуса в церкви и отец множества незаконных детей вне её – с великим возмущением перебил оратора.

«Губернатор, – спросил он, – что вы делаете со всеми своими ублюдками?»

«Даю им образование! – отозвался губернатор. – А что вы делаете со своими?»

Ответ помог губернатору выиграть предварительные выборы, поскольку он и штат поддерживали образование.

Если бы у Бирса был незаконный ребёнок, он относился бы к нему как к рождённому в браке, а к его матери – как будто она была его женой.

VII

Однажды я спросил:

«Майор, исходя из вашего опыта и ваших наблюдений, скажите: какая женщина более безнравственна, замужняя или незамужняя?»

«Нет разницы, – ответил он. – У них не больше различий, чем вы сможете найти, если поставите их рядом. Потенциально они все безнравственны. Но если вы спросите, какую легче соблазнить, то я скажу, что незамужнюю. Ею движет чрезмерное любопытство, а останавливает лишь страх перед последствиями. А у замужней женщины нет любопытства, и её материнский инстинкт сильнее сексуального. Замужняя женщина неохотно совершит поступок, из-за которого её ребёнок получит дурную репутацию. Но, в любом случае, всё, что вам надо сделать – это дать женщине полюбить вас, и она упадёт в ваши объятия».

Как-то один молодой осёл в моём присутствии спросил Бирса, объясняет ли он свой успех у дам своим «физическим обаянием».

«Нет», – искренне ответил Бирс. У него не было тщеславия, и он никогда не придавал значения своей внешности.

«Тогда чем вы объясняете вашу сильную привлекательность у другого пола?» – спросил длинноухий болван.

«Сэр, – отозвался Бирс, – своей славе, только и всего. Но, молодой сэр, заметьте, я ухожу с ринга, когда на него выходит Джим Джеффрис[118]. Для жещин слава вянет перед дурной славой. Любопытство женщины, её чувственность, нежность, её духовную сущность больше привлекает боксёр, а не писатель. Это верно даже в отношении поэтов. Слава что-то значит для женщины, – продолжил он задумчиво, – много значит. Но дурная слава значит намного больше. Это её жизнь, её любовь, её надежда на рай. Слава стоит на втором месте».

Он говорил почти серьёзно.

Любовные делишки этого молодого человека, этого увальня, скорее, раздражали, чем забавляли Бирса. Бирс не любил увальней. Особенно не любил увальней из колледжа.

«Шумные, неуклюжие, незрелые, глупые, ленивые. Чёрт-те что!»

Однажды вечером, забыв об этой неприязни, я пригласил Бирса на самый шумный спектакль в Нью-Йорке. Кажется, он назывался «Колледж вдов». Бирс просидел всё представление, но, в основном, слушал музыку, поскольку я сказал ему, что ближе к концу студенты исполнят «Баркароллу» из «Сказок Гофмана»[119]. Он всегда наслаждался этой композицией Оффенбаха.

Я вряд ли смогу вспомнить, чтобы он думал о влюблённых пятнадцатилетних девушках. Возможно, он не связывал любовь с этим третьим полом.

VIII

Бирса обычно сильно интересовали и забавляли беспорядочные (хотя и частые) романы его молодых друзей. Кое-кто из них по секрету сообщал ему о своих приключениях и получал поддержку Бирса. Он давал возлюбленным, как мужчинам, так и женщинам, здравые советы, помогал в их делишках, защищал их и придумывал способы, как им спастись из запутанного положения.

«Но ваши супруги гораздо более очаровательны, чем те, кого вы так страстно преследуете, – говорил он. – Почему бы вам не закруглиться и не пойти домой к жёнам?»

Нередко эти романы были чреваты физической опасностью и для Бирса, и для участников. Это лишь добавляло пикантности. Один такой случай был особенно примечателен. Хотя основной участник (Джордж Стерлинг) сейчас мёртв, я упоминаю его имя, поскольку обычно его считают безнравственным, как Поль Верлен, а в Калифорнии называют таким же великим поэтом, как этот француз. Так вот, этот Дон Жуан без памяти влюбился в некую калифорнийскую девушку. Она обладала тем типом красоты, который можно найти в Боуэри[120]. Она была почти неграмотна, жевала жвачку, редко принимала ванну, одевалась как какой-то сценический персонаж и была груба, как официантка с Кони-Айленд. Когда я пришёл познакомиться с ней, она показалась мне похожей на тех девиц, что подают пиво и «резиновые сэндвичи» в кабачках на Кони. Но Джордж считал её воплощением всех девичьих прелестей… какое-то время.

Калифорнийский поэт легко завоевал девушку. Тем не менее, скоро начались сложности. Жена Стерлинга узнала о романе и пригрозила, что уйдёт от него. Более того, возлюбленный уже устал от своей подружки и искал, но не находил способ избавиться от неё. «Она сгорала от страсти», как говорил Джордж, и отказывалась оставлять его. Она заявила, что если от неё уйдёт, то она застрелит его, а потом убьёт себя. Нет сомнений, что она выполнила бы угрозу. Так думал Бирс. Так думал и Стерлинг, который каждый день писал письма майору и просил его совета. Бирс преложил скрыться, но сомневался, что это поможет.