Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 26



Содержание

У бабушки, у дедушки. с. 3

Атаман, который не хотел плавать. с. 31

Яшка. с. 39

Идёт-бодёт коза-дереза. с 44.

Путешествие за коровьим хвостом. с. 55

Большая вода. с. 63

Красуля телится. с. 69

Мышка-норушка, которая пришла к людям. с. 72

Дружище Котька. с. 80

У БАБУШКИ, У ДЕДУШКИ

В нашей семье любили животных, и, верно, потому четвероногие всегда были у нас. Они были у бабушки, у дедушки, были у моих родителей, а когда я вырос и сделался самостоятельным — «вышел в люди», стали жить и у меня.

Милые воспоминания детства... Они сохраняются в памяти на долгие годы, до конца жизни, и, говорят, чем старше становится человек, тем дороже ему невозвратные дни отрочества и все, что связано с ними. Обращаешься мыслью назад, в прошлое, от которого тебя отделяют уже десятилетия, и встают, как живые, далекие и близкие видения, проходит галерея дорогих образов — отец, мать, бабушка и дедушка, близкие друзья и любимые животные... У кого не было кошки Муськи, преданного веселого Шарика, Рэкса или Верного? Сегодня я хочу рассказать о них. Ведь они тоже частица нашей жизни. Наверное, они помогли нам стать такими, каковы мы есть!..

Привычным стало называть животных «братьями нашими меньшими». Для меня они, пожалуй, даже старшие братья. Наравне со сверстниками-мальчишками они были товарищами моих игр, сопровождали в горе и радости. И когда я думаю о том, что есть люди, которые никогда не дружили с животными, не изведали радости, которую они дают, мне кажется, что и детство этих людей было менее интересным. Они не узнали чего-то важного, очень-очень дорогого.

Про дом, который нельзя забыть

Хорошо помню дедушкин дом, в котором прошли моё детство и юность.

Дом был большой, просторный, полукаменный, как говорили тогда. Первый этаж, «низ»,— кирпичный, красный; второй, «верх»,— деревянный, из бревен. Внизу, на своей ноловине, жили бабушка и дедушка, вверху — мы, то есть папа, мама и я. Внизу была большая кухня; кроме того, у стариков имелась своя, где хозяйничала бабушка. Там же работал дедушка.

Дом достался дедушке в наследство от отца, а дедушка, в свою очередь, еще при жизни передал его своему сыну, то есть моему отцу, после того как тот благополучно вернулся с гражданской войны.

Дом был с садом, с огородом; а за огородом начинался соседский огород, и, если тебе не хватало места здесь, можно было украдкой перелезть через невысокий заборчик и затеять игру в «сыщики-разбойники» там. Раздолье! «Сыщики-разбойники» была любимая наша игра. Это уж потом стали играть в Чапаева, а затем в пограничников и летчиков-космонавтов.

Сараи в два этажа были опоясаны со стороны двора длинными балконами — «антресолями». В темных, опутанных липкими тенетами и пахнущих пылью таинственных закоулках было где спрятаться, притаиться, а потом неожиданно выскочить и напугать кого-нибудь. Не хочешь играть тут — можешь зарыться в сено. Сено запасали с осени, его всегда было вдоволь.



Вот только дворовый пес Томка часто подводил. Ты спрячешься, а он найдет и рад-радешенек. Хвостом виляет, лезет к тебе; не выходишь — примется лаять и... пропало все дело! Правда, Томку днем, если ворота не закрыты, держали на цепи.

А баня! Настоящая баня, с кадками холодной воды, с каменкой-горкой. Плеснешь туда воды, а там ка-ак зашипит, вся баня наполнится паром, и в этом пару слышно, как дедушка угощает свое голое тело распаренным березовым веником. Смотреть страшно, как он себя хлещет, по спине да груди, по бокам да снова по спине! Жуть! А ему — удовольствие. Хлещет, хлещет, а потом сползет с полка, совсем ополоумев от жары, да скорей в дверь и в сугроб снега. Вываляется, из красного сделается весь белый — и опять в баню... Вот как мылись раньше!

Имелся в нашем дворе и настоящий колодец, с крышкой-домиком и ведром, привязанным к цепи, намотанной на ворот. Ручку отпустишь, ворот начнет раскручиваться, цепь быстро-быстро побежит вниз, ведро — шлёп в воду! Колодец был глубокий, и наг: строго-настрого наказали не баловаться около него. Но однажды в колодец упал котенок, и тогда папа, обвязавшись цепью, упираясь ногами и руками в рубленые стенки, осторожно сам спустился вниз и достал котенка.

Колодец выкопали, когда мама разбила цветничок во дворе и много воды потребовалось для поливки.

Мама увлекалась цветами. Цветочные горшки стояли на подоконниках на всех окнах. Цвела герань всех сортов, с весны распускались розы, альпийские фиалки — цикламены. Весь наш дом был пронизан солнечными лучами, цветы во дворе, цветы в комнатах, цветы на веранде...

Я увлекался стрельбой из лука. Раз, начертив на воротах мишень-круг, пустил стрелу; и в ту же секунду ворота открылись, показался наш квартирант, папин сослуживец. Увидев летящую стрелу, он сделал движение головой, и... стрела впилась ему в бровь. Если бы он не мотнул головой, она пролетела бы мимо; но объяснять было поздно. Я страшно перепугался, сломал лук и спрятался за колодцем. Там и нашел меня отец и задал хорошую взбучку. Но колодец в этом был не виноват.

Мне нравилось что-то строить, пилить, строгать рубанком. Я забил часть «антресолей» досками и устроил себе мастерскую — «клетку», где столярил и слесарил. Туда ко мне наведывался Томка, а однажды залетел голубь, да, настоящий живой голубь Голуби не жили у нас, вероятно, из-за обилия кошек (бабушка говорила: «Кошка в доме, мыши тише»), но все-таки иногда прилетали и садились на крышу. Голубь, вероятно, спасался от ястреба; я прихожу, а гслубок разгуливает по моему дворцу. Я сбегал за хлебными крошками, он поклевал и с того времени появлялся у меня чуть ли не ежедневно. Наверное, из-за этого голубя я не делал рогаток и не пулял в птиц.

Соседские ребята принесли железную трубу — точь-в-точь маленькая пушка, какие были в старину. Я видал их на картинках. Захотелось сделать пушку. Сказано — сотворено. Я прибил трубу к деревянному чурбаку, ребята раздобыли пороху. Зарядили.

Забил заряд я в пушку туго...

Дело было на пасхе, в дни весеннего праздника. Родители ушли в гости к родственникам, никто нам не мешал. Хорошо! А то ведь еще неизвестно, как отнесутся к твоей затее старшие.

Но только мы приготовились выпалить — поджечь порох, открылись ворота — появились отец и мама. Они вернулись раньше обещанного. Как быть? Отложить «опыт»? .

— Да у нас же без снаряда,— тоном знатока заявил кто-то из моих консультантов.— А без снаряда звука не бывает. Хоть и выстрелит, будет тихо...

Бух! Грохнуло, как из всамделишной пушки. Чурбак подскочил чуть не на полметра, «клетка» наполнилась сизым дымом, дым повалил во двор... Вот тебе и «не бывает звука!» Выскочил перепуганный отец. «Пожар?!» Опять попало рабу божьему («рабами божьми» называла всех людей наша бабушка)...

К ночи усиливался аромат цветущего душистого табака. С улицы доносились шаги запоздалых прохожих; до рассвета, охраняя мой сон, невидимый в темноте но двору тихо бродил Томка. Изредка принимались орать кошки. Но даже они были бессильны разбудить меня.

Утром отец поднимал меня, подергав за шнурок, протянутый через весь двор. Другой конец шнура был привязан к медному колокольцу над моим изголовьем.

«Дзинь, дзинь! Вставай, вставай, соня! Пора!»—звонко выговаривал колокольчик. И тотчас начинал горланить петух. Он словно ждал этой минуты. Начинался день.

...Старый, наш старый милый дом. Я даже не знаю, жив ли ты еще, дом моей юности, стоишь ли по-прежнему на том же месте на углу, или тебя нет. Ты выглядел молодцом, когда мы виделись последний раз, но прошло уже столько зим и лет…

Отчий дом! Говорят. что и после того как мы перестали жить в нем, дом еще долго н упорно называли «рябининсккм»...