Москва и Орда

Очевидно, что в отношении ордынских “князей” великий князь московский действовал так же, как в отношении русских князей. Фактически он попытался как бы занять в отношении первых место, какое занимал правитель Орды. Однако видеть здесь стремление Дмитрия стать равным “царю” было бы рискованно — скорее подобными действиями великий князь ставил себя на один уровень с Мамаем, семью годами ранее приводившим Волжскую Булгарию к покорности.

Летом того же года московско-нижегородское войско (московскую часть возглавляли воеводы, нижегородскую — Иван Дмитриевич), ожидая нападения пришедшего из Заволжья “царевича” Арабшаха (Арапши), пропустило удар татар из Мамаевой Орды и потерпело поражение на р. Пьяне (Иван Нижегородский погиб), вслед за чем ордынцы разорили Нижний Новгород. В том же году Арабшах повоевал Засурье82.

Воодушевленный успехом, Мамай летом 1378 г. решил нанести удар непосредственно по Московскому княжеству, направив на Дмитрия Ивановича сильное войско под командованием Бегича. 11 августа на р. Воже, в пределах Рязанской земли, московско-рязанское войско нанесло Мамаевым татарам сокрушительное поражение. Несколько ранее,^в конце июля, ордынцам вновь удалось разорить Нижний Новгород. Остается, впрочем, неясным, были ли это татары из Мамаевой

Орды.

В отместку за поражение на Воже Мамай напал в том же году на Рязанскую землю. Ее столица Переяславль-Рязанский был сожжен, а великий князь рязанский Олег Иванович спасся, бежав за Оку83.

Летом 1379 г. Мамай “ял” проезжавшего через степь на постав-леное в митрополиты в Константинополь Митяя — ставленника Дмитрия Ивановича. Вскоре, однако, Митяй был отпущен, причем Мамай (точнее, хан его “мыслию”) выдал ему ярылк по типу тех, что предоставлялись ханами прежним митрополитам.

Относительно недавно в отечественной историографии имела место дискуссия по поводу того, какие позиции в вопросе об отношениях с Ордой занимали церковные партии, вступившие в конфликт в связи с вопросом о новом митрополите. Г.М. Прохоров высказал мнение, что митрополит Киприан (он был поставлен в 1375 г., еще при жизни Алексея, умершего 12 февраля 1378 г., в митрополиты русских земель, входивших во владения Великого княжества Литовского, с тем, чтобы по смерти Алексея распространить свою юрисдикцию на всю Русь), не принятый Дмитрием Ивановичем, и поддерживавшие его епископ Дионисий Суздальский, троицкий игумен Сергий Радонежский и игумен Феодор Симоновский, были сторонниками решительных антиордынских действий, а ставленник Дмитрия недавний священник Митяй выступал за соглашение с Мамаем. В начале 1379 г. великий князь под влиянием Митяя пошел на компромисс с Ордой, согласился платить ей дань в размерах, существовавших до “замятии” (почему перед Куликовской битвой Мамай и требовал того выхода, что шел при Джанибеке), но осенью (в отсутствие Митяя), под влиянием Сергия и Феодора вернулся к антиордынской политике. Это мнение было подвергнуто критике А.С. Хорошевым, который, наоборот, посчитал, что именно Киприан, Сергий, Дионисий и Феодор стояли за покорность Орде, а Митяй поддерживал освободительную борьбу Дмитрия. Насколько убедительно аргументированы эти точки зрения?

Аргументы Г.М. Прохорова следующие: 1) Дионисий Суздальский участвовал в редактировании Лаврентьевской летописи, во время которого в рассказ о нашествии Батыя было вставлено прославление погибших князей как павших за православную веру; 2) в Дионисия послал стрелу в 1375 г. посол Сарайка; 3) Митяй, оказавшись у Мамая, получил от него ярлык, не отличавшийся от прежних ханских ярлыков митрополитам, следовательно, признал власть Орды над Русью, и, продолжает Г.М. Прохоров, это скорее всего было сделано с санкции Дмитрия, желавшего мира с Ордой ввиду обострения отношений с Литвой; 4) указание раннего летописного рассказа о Куликовской битве, что Дмитрий отправился в поход “за всю землю Русскую” свидетельствует, что он принял программу Киприана — Сергия — Дионисия— Феодора, подразумевавшую единую русскую митрополию (включавшую русские земли, вошедшие в состав Великого княжества Литовского), отказавшись от плана создания митрополии только для Северной и Восточной Руси (что было бы реализовано, если бы митрополитом стал Митяй — западнорусские земли остались бы тогда под юрисдикцией Киприана).

Все эти аргументы представляются несостоятельными. Гипотеза о вставках в Лаврентьевскую летопись сомнительна, скорее всего дошедший до нас текст рассказа о нашествии Батыя был уже в своде 1304 г.84 Сарайка и его люди стреляли не только в Дионисия; к тому же для людей, пытающихся спасти или хотя бы дорого отдать свои жизни, естественно желание вывести из строя наиболее заметные фигуры противоположной стороны. Если Митяй и принял от Мамая ярлык, находясь в Орде (не исключено, что ярлык был выдан ранее поездки Митяя, в феврале 1379 г.), то это было вызвано его желанием освободиться от плена, никаких указаний на то, что он специально ехал к Мамаю с политической миссией, источники не содержат; после успеха на Воже у великого князя не было причин идти на уступки, отношения с Литвой не носили в начале 1379 г. угрожающего для Москвы характера. Летописное “вся земля Русская” не имеет никакого отношения к проблеме единства митрополии: еще со второй четверти XIV в. это понятие стало (в литературе СевероВосточной Руси и Новгорода) прилагаться не ко всем землям, входившим до Батыева нашествия в Киевскую Русь, а только к территориям, находившимся под властью великого князя владимирского, т. е. к СевероВосточной Руси и Новгородской земле.

Оснований для того, чтобы предполагать в период между сражением на Воже и Куликовской битвой два резких поворота в политике Дмитрия Ивановича — от противостояния Мамаю к признанию его власти и затем вновь к борьбе с Ордой — у нас нет. 30 августа 1379 г. в Москве был казнен Иван Васильевич Вельяминов. По сообщению Никоновской летописи (источник которого неизвестен), Вельяминов был схвачен в том же году в Серпухове по пути из Орды. Возможно, он был послан в Тверь с целью, как и в 1375 г., посеять рознь между русскими князьями.

Но нет оснований и полагать, что Митяй был сторонником активной борьбы с Ордой, а его противники склонялись к необходимости ей покориться. А.С. Хорошев ссылается на “Сказание о Мамаевом побоище”, в котором митрополит Киприан советует Дмитрию умилостивить Мамая дарами. Но, во-первых, митрополит, согласно тексту “Сказания”, в конце концов все же благословил великого князя “противиться” татарам Во-вторых (и главное) “Сказание о Мамаевом побоище” создано (в дошедшем до нас виде во всяком случае) не ранее конца XV в., скорее всего в начале XVI в.85 Наиболее же ранние источники, свидетельствующие о позиции одного из противников Митяя в московско-ордынском конфликте — “Житие Сергия Радонежского” (первоначальная редакция создана Епифанием Премудрым в 1418–1419 гг.) и Повесть о Куликовской битве Новгородской IV и Софийской I летописей (конец 10-х или 20-е годы

XV в.) говорят о благословении Сергием великого князя на сопротивление Мамаю86.

В целом можно заключить, что водораздел между Митяем и его противниками проходил не по вопросу об отношении к Орде, и нет данных для предположений, что великий князь в конце 70-х гг. принимал решения о действиях против Мамая под решающим влиянием тех или иных лиц духовного звания — он продолжал политику в отношении правителя Орды, определившуюся ранее (еще при жизни митрополита Алексея).

К лету 1380 г. Мамай основательно подготовился к решающей схватке с Москвой. Не надеясь после Вожи только на собственные силы, он заключил союз с новым великим князем литовским Ягайлой Ольгердовичем. Власть Мамая признал Олег Иванович Рязанский, видимо, желая избежать нового разгрома своего княжества (в то же время он предупредил Дмитрия Ивановича о выступлении Орды). Поход Мамая по своей масштабности не имел прецедентов в XIV столетии.

В начале кампании, когда Мамай с войском кочевал за Доном, а Дмитрий находился в Коломне, Мамаевы послы привезли требование платить выход как при Джанибеке, “а не по своему докончанию. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитья, и хотн ему выход дати по крестьяньскои силн и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхотн”. Под “своим докончанием” имеется в виду определенно соглашение, заключенное Дмитрием с Мамаем во время личного визита в Орду в 1371 г. Но тогда Дмитрий преследовал цель задобрить Мамая, чтобы вернуть себе ярлык на великое княжение. Следовательно, он соглашался на большие выплаты, чем те, что имели место до 1371 г. По мнению В.А. Кучкина^ с начала “замятии” русские княжества вовсе перестали платить дань. Это вряд ли возможно: лояльность к Орде сохранялась и во время “замятии”, в 1368 г. в Москве отнеслись с почтением к ордынскому послу. Скорее всего, выход платился, но в условиях наличия одновременно нескольких ханов и борьбы между ними выплаты были нерегулярными и размеры их сократились. В 1371 же году Дмитрий обещал постоянную выплату выхода в Мамаеву Орду, но оговоренный размер дани все же уступал тому, который существовал при Джанибеке. С 1374 г. Москва перестала соблюдать это докончание; теперь, в условиях приближения Мамая в союзе с Ягайлой, Дмитрий соглашался вернуться к его нормам. Но Мамай, рассчитывая на перевес в силах, не уполномочил своих послов идти на уступки, и в этом была его ошибка.