Страница 7 из 13
Сегодня мои семейные перипетии, о которых мне раньше так хотелось рассказать сочувствующим, совершенно померкли – особенно на фоне того, что происходит в стране. Поэтому я лучше буду записывать просто свои рассуждения и мысли, а где-то – даже мечты и чаяния. И пусть эти слова прозвучат высокопарно, я все же надеюсь, что добро и разум победят. Несмотря ни на что. И что в мире больше хороших людей. Сейчас я достану с полки бутылочку вишневой наливки, которую делал еще мой папа, и, пока Женька тихо сопит под боком, выпью – и за хороших людей, и за сбычу всех их заветных мечт. Вот так и запишу – и буду упорствовать в своих заблуждениях до самой победы добра над злом, как некий Иешуа Га-Ноцри… хотя он, кажется, говорил, что плохих людей на свете и вовсе не бывает? Кстати, потрясающий же роман, нужно найти и перечитать!
Аня
Сегодня я впервые за месяц не пошла на работу. Вот так – просто взяла и забила на все свои высокие принципы: ни дня без дела, полезного обществу… Наверное, общество кое-как справилось и без меня, а скорее – даже не заметило моего отсутствия. Да и вообще, когда я проснулась, идти туда, куда я собиралась, было уже поздно – оставалось только валяться и цинично рассуждать о том, что мыть полы и выносить утки в госпитале сегодня будут без моего участия. К тому же я, наверное, все же заслужила один выходной за полтора месяца, пусть ни с кем и не согласованный?
Я периодически просыпалась, пинками загоняла совесть в самый дальний угол сознания – и тут же снова закрывала глаза. Вернее, веки мои падали сами, как у того гоголевского Вия, который без посторонней помощи был просто никуда. Вот так и я – сегодня я способна была только валяться куском вяло мыслящей протоплазмы, из которой местами периодически выпирали ложноножки долга, обязанности, стыда, вины… Не найдя должной опоры в виде моей немедленной реакции, эти блуждающие фантомы втягивались обратно – прямо в студенистую массу моих наработанных и врожденных комплексов. А я – я тут же снова проваливалась в продолжение странного состояния – полудремы-полубодрствования, в которое то и дело вклинивались сны с бесконечными лестницами – почему-то всю сегодняшнюю ночь я то поднималась, то летела вниз и бежала, бежала, бежала по нескончаемым ступеням…
Когда я в очередной раз очнулась – в кратком промежутке между обморочными засыпаниями-просыпаниями, было далеко за полдень. Утреннее солнце ушло, и ни оно, ни мой бойфренд мне уже не мешали. Макс, добрая душа, позаботился обо всем: тщательно завесил и законопатил от яростного светила все щели и перетащил свой комп в кухню, где бодро щелкал клавишами, негромко бубня, по привычке, что-то о своем сокровенном, айтишно-хакерском.
Удивительно, но на спартански твердом Максовом лежбище, устроенном прямо на полу, я почему-то высыпаюсь гораздо лучше, чем на своем уютном диване. Несомненно, в этот раз главные роли в моей полной отключке сыграли не секс и не чинзано, которое Макс держит в шкафу исключительно для меня. Я спала как убитая просто потому, что из-за стены за моей спиной в комнату не просачивались ни мамино явное недовольство, ни папино скрытое сочувствие. Именно эти эманации, которые дома я улавливала, как антеннами, остями позвонков, торчащими из моей худой спины, и не давали мне покоя на диване, даже когда я пыталась свернуться калачиком, приняв классическую позу эмбриона и натянув на голову одеяло.
Я пошарила по своим сброшенным рядом с матрасом штанам в надежде добыть оттуда мобильник и глянуть, который час, – но то ли Максово итальянское пойло меня так подкосило, то ли я действительно наконец смогла по-настоящему расслабиться – и потому я бросила это зряшное занятие, так и не поинтересовавшись течением времени, и предоставила ему делать что заблагорассудиться, пока без моего участия.
Наверное, я не меньше десяти раз проваливалась в то, что кто-то остроумно, но мрачно назвал «маленькой смертью»; мне же этот сон в душной Максовой конуре больше напоминал полет Алисы в кроличью нору – вот только я, в отличие от любимицы Льюиса Кэрролла, никак не могла достичь дна. Когда я окончательно разлепила глаза и выползла из комнаты, то обнаружила, что время скорее уже вечернее, а на кухне взъерошенный Макс с космической скоростью барабанит по клавишам ноутбука и одновременно прихлебывает из чашки.
– Кофе хочешь?
– Кто-то мне такси обещал… – неопределенно протянула я.
– И зачем тебе такси на ночь глядя? – деланно невинно поинтересовался он, отставляя в сторону свое пойло.
– А зачем мне кофе на ночь глядя? – проскрипела я сварливо.
Он не заслуживал ни такого тона, ни того, что я просто его использовала… Да, теперь, когда я встретилась с ним глазами, у меня не осталось в этом ни малейших сомнений. Мне стало стыдно.
– Ты так сладко спала, Мурзик… Только отъявленный негодяй посмел бы отправить тебя к швабрам и мусорным мешкам с меня размерами. Конечно, я не волшебная фея и не могу превратить тыкву в карету, а себя в принца, но ты хотя бы выспалась. Полноценный сон – основа душевного здоровья. Тебе ли, как медику, этого не знать?
Мой бойфренд, он же программист, он же препод в университете Соломона, он же надежда и опора моих родителей – в том смысле, что, как мне кажется, в своих полноценных и правильных снах они синхронно видят одну и ту же отрадную картинку: сбагрить свою дочь вместе с ее закидонами к Максу навечно, – скинул с соседнего табурета ворох каких-то бумаг и галантно подпихнул его ногой, сопроводив это действо предложением:
– Ну, если не хочешь кофе, можешь заварить чай. И сделать бутерброды. И мне тоже. Давно тут сидим! – многозначительно протянул он с интонацией персонажа «Белого солнца пустыни». – Сыр, колбаса в холодильнике. Черт, хлеба-то и нет! Когда работаю, у меня жуткий жор какой-то развивается…
– Тебе нужен специальный корм. Знаешь, такой, в пакетиках. «Для программистов крупных пород». Я тебе куплю сразу ящик. Там и витамины, и хорошее настроение, и шерсть прекрасно растет!
Легким трепом я попыталась сгладить возникшую между нами неловкость, растущее напряжение… или все это чувствовала я одна? Потому что Макс, как ни в чем не бывало, притянул меня к себе, ухватив за подол майки, в которой я и спала.
– Сгоняй за хлебцем, а, Мурзятина? – попросил он так жалобно, что я сдалась. Приникла к нему всем телом, совсем как когда-то… когда мы были единым целым. Но были ли? Или это мне лишь казалось? Нет, к черту все рассуждения… Если он этого хочет – то почему бы и нет? Выключить мозги, выключить все, кроме темных, первобытных желаний… зова тела. Если при этом еще полностью расслабиться, как это делают йоги, и закрыть глаза, то…
Умыться у меня получилось только тогда, когда Макс распахнул окна во всю ширь, впуская в накаленную за день комнату целительную вечернюю прохладу. Я плескалась под душем, сетуя, что никак не заведу здесь собственной зубной щетки… А может, и хорошо, что я до сих пор этого и не сделала? Потому что за ней непременно последовали бы тапки, любимая чашка, халат… потом я бы перетащила к Максу свой ноутбук, прокладки и плюшевого зверя неизвестной породы, чудом выигранного мной в автомате за пятерку и с тех пор считающегося моим талисманом. Моя косметика валялась бы у него на рабочем столе, лифчики – на книжных полках, и ему быстро перестало бы это нравиться. Расставаться нужно легко, а не начинать ждать, кому первому надоест груда грязной посуды в мойке и куча грязного белья в углу ванной.
Почему нам нужно распрощаться именно сегодня, я не додумала – и не потому что мой пессимизм внезапно иссяк, а оттого что внезапно обнаружила себя стоящей в ступоре посреди супермаркета. По-вечернему оживленная толпа обтекала меня, как камень, брошенный в ручей. Как у меня не умыкнули увесистый Максов бумажник, просто не знаю. Стащив со спины расстегнутый рюкзак и накрепко зажав его под мышкой, я наскоро накидала в тележку того самого обещанного корма для крупных пород гомо сапиенс – сыра, колбасы, молочки. Соблазнилась чипсами и крупной глянцевитой черешней – хотя сезон на нее уже давно прошел. Мне почему-то захотелось не любимых мною узбекских дынь с узорчатой, одуряющее пахучей кожурой, а именно этой, пластмассово-безупречной черешни. Шоколад, сгущенка, пельмени… Меня внезапно обуял приступ хозяйственности. У Макса вечно пусто, даже церковные мыши возмутились бы таким положением дел! И если в госпитале от меня все равно сегодня не было никакой пользы, то хотя бы для друга я постараюсь. Ну а завтра – завтра я снова буду бойцом веника и швабры и все наверстаю.