Страница 30 из 40
С этими словами Матамор застыл в позе сломанного циркуля, комизм которой усугубляла его невообразимая худоба.
Окно, однако, так и осталось запертым, несмотря на стук и призывы слуги лакея. Гарнизон крепости, состоящий из Изабеллы и Зербины, был уверен в прочности ее стен, не боялся осады и не подавал признаков жизни. Матамор, казалось, был поражен этим молчанием.
– Кровь и огонь! Небеса и земля! Гром и молния! – взревел он, встопорщив усы, как рассерженный кот. – Этим несчастным не удастся отсидеться! Пусть выбросят белый флаг и протрубят отбой, иначе я одним щелчком разрушу эту жалкую хижину! И поделом упрямице, если она окажется под развалинами! Скапен, друг мой, как по-твоему, чем объяснить это дикое и ничем не обоснованное сопротивление моим чарам, перед которыми ничто не в силах устоять – ни на суше, ни на море, ни на самом Олимпе, обиталище богов?!
– Я объясняю это просто, сударь. Некий Леандр – он, конечно, не так хорош, как ваша милость, но ведь не все обладают хорошим вкусом – вступил в сговор с местным гарнизоном. Так что вы имеете дело с крепостью, покоренной другим завоевателем. Вы взяли в плен отца, а Леандр – дочь. Вот и все!
– Как? Ты сказал – Леандр?! О, не произноси при мне это презренное имя, не то я впаду в бешенство, сорву с небес солнце, поставлю синяк под глазом луне, а заодно, ухватив землю за ось, так тряхну ее, что случится новый Всемирный потоп! Этот жалкий щенок осмеливается прямо у меня под носом ухаживать за Изабеллой, властительницей моих помыслов? Ну, только появись здесь, слюнявый развратник, воришка с большой дороги, я вырву тебе ноздри, распишу крестами твою физиономию, проткну тебя насквозь, разнесу, раздавлю, выпотрошу и растопчу тебя, а напоследок сожгу и развею пепел! Если ты попадешься мне под руку, пока я во гневе, пламя из моих ноздрей отбросит тебя за пределы вселенной! Стать мне поперек дороги! Я содрогаюсь от мысли, сколько бедствий эта дерзость навлечет на несчастное человечество. Справедливо покарать такое преступление я могу лишь одним способом – раскроив могучим ударом всю эту погрязшую в скверне планету… Леандр – соперник Матамора! Даже выговорить страшно подобную ересь, слова застревают в горле и не соединяются одно с другим. Итак, отныне и впредь Леандр – да простится мне, что я вынужден произносить это пропитанное гнусностью имя! – может считать себя покойником! Пусть поторопится заказать себе у каменотеса надгробную плиту, ибо я, пожалуй, по своему великодушию позволю похоронить его по-человечески…
– Клянусь Дианой – легок на помине! – внезапно воскликнул слуга. – Сударь, кажется, господин Леандр собственной персоной приближается к нам! Вот вам и самый удобный случай объясниться с ним начистоту. Представляю, каким великолепным зрелищем станет схватка двух таких храбрецов! Не скрою от вас, что среди здешних учителей фехтования этот дворянин пользуется доброй славой. Лучше поторопитесь обнажить клинок, а я, если дело дойдет до поединка, постою на страже, чтобы нам никто не посмел помешать.
– Кто бы ни вмешался, искры от наших клинков вмиг обратят их в бегство. Кто посмеет сунуться в круг, полный огня и крови? Но ты, Скапен, не удаляйся на большое расстояние: если по досадной случайности мне будет нанесен ощутимый удар, примешь меня в свои объятия, – ответил Матамор, надеявшийся, что поединок, едва начавшись, будет прерван.
– Действуйте отважно, и покончим с Леандром раз и навсегда! – воскликнул слуга, подталкивая своего хозяина вперед. – Ступайте ему навстречу!
Убедившись, что сам отрезал себе все пути к отступлению, Матамор надвинул шляпу на глаза, снова закрутил усы и взялся за эфес рапиры. Приблизившись к Леандру, он смерил его с ног до головы дерзким взглядом. Однако это была всего лишь поза: даже в публике слышали, как стучат его зубы; тощие ноги капитана подгибались, словно стебли тростника на ветру. Подобно всем зайцам, прячущимся в львиной шкуре, рассчитывал он только на то, что раскаты его громового голоса нагонят страху на Леандра.
– Знаете ли вы, сударь, что перед вами – капитан Матамор, потомок славных родов Куэрно де Корнасан и Эскобомбардон де ла Папиронтонда и свойственник по женской линии самого Антея?
– Да хоть бы вы были родом с луны, – презрительно поведя плечами, отвечал Леандр, – мне-то какое дело до этой чепухи!
– Проклятье! Сейчас, сударь, вам будет до этого дело, но лучше, пока не поздно, убирайтесь отсюда, и я пощажу вас. Мне жалко вашей молодости. Только взгляните на меня: я – гроза вселенной, главный поставщик всех могильщиков; там, где я прошел, встает лес могильных крестов. Куда бы то ни было я вхожу через пролом в стене, а выхожу через триумфальную арку, делаю шаг вперед только с выпадом клинка, подаюсь назад лишь парируя удар, а если и ложусь, то это означает одно – враг повержен и пора отдохнуть! Ежели я переправляюсь через реку – значит, это река крови, а мостовые арки – ребра моих соперников. Я наслаждаюсь в гуще битвы, убивая, рубя, круша направо и налево, пронзая одного врага за другим. Я поднимаю в воздух коней вместе с всадниками и, как соломинки, ломаю хребты боевых слонов. Беря крепость приступом, я взбираюсь на стены с помощью пары крючьев и голыми руками вырываю ядра из пушечных жерл. Вихрь, поднятый моим мечом, опрокидывает целые батальоны, а сам Марс, встретившись со мной на поле сражения, спешит убраться, ибо знает, что я могу уложить его на месте, хоть он и зовется богом войны. Иными словами: отвага моя столь беспредельна, и ужас, внушаемый мной, так силен, что до сей поры мне приходилось видеть лишь спины подобных вам храбрецов!
– Это мы исправим! Сейчас вы увидите одного из них в лицо, – объявил Леандр и тут же отвесил Матамору до того увесистую оплеуху, что по всей оранжерее прокатилось эхо.
Бедняга покачнулся и едва не упал, но вторая, не менее оглушительная оплеуха с другой стороны тотчас вернула ему равновесие.
В то же мгновение Изабелла и Зербина появились на балконе. Лукавая Субретка звонко хохотала хватаясь за бока, а ее госпожа любезно кивала Леандру. Тут в глубине сцены показался Пандольф, сопровождаемый нотариусом и, в изумлении растопырив руки и вытаращив глаза, уставился на то, как Леандр колотит Матамора.
– Клянусь чешуей крокодила и рогом носорога, – возопил хвастун, – могила твоя уже вырыта, и мне осталось только столкнуть в нее тебя, прохвост, мошенник, проходимец! Лучше бы ты осмелился дернуть за усы тигра в индийских лесах или ядовитую змею за хвост! Оскорбить действием самого Матамора! На это не отважился бы бог подземного мира Плутон, иначе я сверг бы его с адского престола и завладел Персефоной! Ну же, мой смертоносный клинок, выйди на свет, сверкни на солнце и покарай безрассудного наглеца! Я жажду его крови и, клянусь, своими руками вырву душу из его груди вместе с трепещущим сердцем!
Произнося все это, Матамор отчаянно напрягался, бешено вращал глазами и прищелкивал языком, словно всячески пытаясь извлечь непокорное оружие из ножен. Он весь покрылся потом от бесплодных усилий, но смертоносная сталь, судя по всему, не желала сегодня покидать свое убежище, должно быть, опасаясь сырого воздуха.
Наконец Леандру наскучило смотреть на эти смехотворные попытки, и он дал велеречивому хвастуну такого пинка, что тот отлетел на противоположную сторону сцены, после чего, отвесив изящный поклон Изабелле, удалился.
Матамор остался лежать на спине, болтая в воздухе своими тонкими, как лапки саранчи, ногами. Лишь приняв с помощью Скапена и Пандольфа вертикальное положение и убедившись, что Леандр удалился, он напустил на себя вид человека, буквально захлебывающегося от ярости.
– Ко мне, Скапен! Сделай милость, живо надень на меня парочку железных обручей, иначе я просто лопну от бешенства, взорвусь, как пороховая бомба!.. А ты, коварный клинок, изменивший своему господину в роковую минуту? Вот она, твоя благодарность за то, что я год за годом поил тебя кровью прославленных воинов и бесстрашных дуэлянтов! Мне следовало бы переломить тебя о колено за такую трусость, предательство и вероломство, но я этого не сделаю, ибо ты напомнил мне, что истинный воин должен всегда быть готов к битве. И в самом деле: ведь за эту неделю я не разгромил ни одной армии, не сразил даже самого завалящего дракона или иного чудовища! И вот ржа – эта плесень праздности – покрыла мой меч! На глазах моей избранницы какой-то сопляк осмелился унизить и оскорбить меня! Мудрый урок, поистине нравственное назидание! Отныне я ежедневно перед завтраком буду убивать не менее двух-трех человек, чтобы мое оружие не ржавело в ножнах. А ты, Скапен, не забывай напоминать мне о моем долге!