Тысяча орков

— Утренний ветер прохладен, — заметил хафлинг, обращаясь к ней.

Воительница кивнула, продолжая смотреть прямо перед собой. Мысли ее блуждали далеко от тянувшегося перед ней перевала.

— Похоже, холод повлиял и на то, как отстранение ты держишься, — осмелился заметить Реджис.

Кэтти-бри вновь кивнула, но вдруг остановилась и посмотрела хафлингу прямо в глаза. Однако жесткий взгляд не оставил и тени на невинном ангельском личике коротышки, хотя Реджис, бесспорно, только что позволил себе высказаться в ее адрес.

— Прости, — извинилась женщина. — Просто у меня так много мыслей…

— Когда мы вдоль по реке плыли к Кэддерли, и в плечо мне попало копье гоблина, я чувствовал себя так же, — сообщил Реджис. — Беспомощным, точно передо мной оказался конец пути.

— И немногие заметили перемену, что произошла в Реджисе после того случая.

На сей раз плечами пожал Реджис.

— Зачастую, когда нам кажется, будто все утрачено, — заметил хафлинг, — мы многое понимаем… понимаем, что действительно важно. Просто порою после подобных происшествий необходимо некоторое время, чтобы во всем разобраться.

Улыбка Кэтти-бри подсказала, что хафлинг попал в точку.

— Странную мы выбрали судьбу, — рассуждал Реджис — Знаем, что нам суждено когда-нибудь погибнуть в схватке, в глуши, но мы по-прежнему уверяем себя, что хотя бы сегодня мы не погибнем, и шествуем дальше, все той же дорогой.

— Так отчего же эту дорогу выбрал Реджис, отнюдь не любитель странствий? — удивилась Кэтти-бри.

— Оттого, что я решил разделить с друзьями тяготы пути, — ответил хафлинг. — Оттого что мы — точно единое целое, и я предпочел бы умереть, не сходя с места, нежели узнать о твоей гибели, сидя в уютном кресле, особенно если бы при этом я чувствовал: доведись мне сопровождать тебя — и ты, возможно, осталась бы жива.

— Так значит, причина — в чувстве вины?

— Да, а также в нежелании упустить яркие впечатления, — смеясь ответил Реджис. — До чего же рассказы приукрашивают события! Наслушавшись повестей Бренора и его сородичей, я знаю: каждый кулак у них превращается в таран, что сметает крепостные стены, однако даже такие рассказы о стычках, в которых я не участвовал, наполняют мое сердце восхищением и заставляют сожалеть о пропущенных приключениях.

— Так значит, тебе пришлось примириться с той частью себя, которой по душе приключения?

— Возможно.

— Не думаешь ли ты, что тебе, возможно, необходимо нечто большее?

Реджис взглянул на нее, и по выражению его лица можно было понять: хафлинг совсем не понимал, что означало «нечто большее».

— Не хотелось ли тебе пожить среди себе подобных? Завести жену, возможно, даже… даже.

— Детей? — договорил хафлинг, лишь только Кэтти-бри замешкалась, словно не в силах говорить о детях.

— Верно.

— Немало лет прошло с тех пор, как я жил среди прочих хафлингов, — заметил Реджис, — и… в общем, расстались мы отнюдь не друзьями.

— Ты никогда не рассказывал о своей жизни тогда.

— Слишком длинная, повесть, чтобы рассказывать ее сейчас, — ответил Реджис, — не знаю, что тебе ответить. В самом деле. Сейчас я нашел друзей, а большего мне и не надо.

— Надолго ли?

Реджис пожал плечами и спросил в ответ:

— Так вот что тревожит тебя? Ты почувствовала гораздо большее сожаление, чем ожидала, после того, как тебя окружили орки и ты приготовилась встретить свой последний час?

Кэтти-бри отвела взгляд, ответив тем самым на все вопросы хафлинга. Проницательный Реджис заметил нечто большее за прямыми ответами на свой вопрос. Хафлинг понимал, чем вызвано подобное сожаление. Связь Дзирта и Кэтти-бри зарождалась в последние месяцы на глазах хафлинга, и хотя вид новой пары и радовал романтическую душу Реджиса, он тем не менее понимал: их союз, если ему и суждено возникнуть, окажется далеко не безоблачным. Он понял, о чем подумала Кэтти-бри, когда над ней нависли орки. Женщина подумала о детях, собственных детях, и Реджис понимал, что как раз детей дроу и не мог подарить женщине. Слыханное ли дело — потомство человека и темного эльфа?

Быть может, оно вполне возможно, коль скоро возможно потомство эльфов и людей, такое прежде случалось, но что за судьба уготована ребенку? Примирится ли с такой судьбой Кэтти-бри?

— Как ты поступишь? — спросил хафлинг, с любопытством глядя на собеседницу и кивком головы указывая на перевал, на силуэт Дзирта, что направился к ним. Кэтти-бри взглянула на эльфа и глубоко вздохнула:

— Буду исследовать горные перевалы, чтобы караван шел по ним без опаски, — холодно ответила женщина. — Стану чаще натягивать тетиву Тулмарила, и метко стрелять, а когда настанет час битвы, достану Горлорез и обрушу клинок на врагов.

— Нет, ты же понимаешь, что я хотел спросить.

— Вовсе не понимаю! — отрезала Кэтти-бри. Реджис порывался было возразить, однако Дзирт

оказался как раз над ними, а потому хафлинг оставил возражения при себе.

— На перевалах следов орков нет, — беспокойно сообщил дроу, переводя взгляд с Реджиса на Кэтти-бри, как если бы подозревая, что между ними велся некий разговор, прерванный появлением эльфа.

— Значит, мы доберемся к каньону прежде, чем наступит ночь, — ответила Кэтти-бри.

— Гораздо раньше, а затем повернем на север. Женщина кивнула, Реджис же издал разочарованное «хммм-ф-ф-ф» и отправился восвояси.

— Что беспокоит нашего маленького приятеля? — поразился Дзирт.

— Предстоящий путь, — ответила женщина.

— А, так стало быть, в нем все еще жив дух старины Реджиса, — с улыбкой ответил дроу, так и не поняв, что имела в виду воительница.

Кэтти-бри лишь улыбнулась и последовала дальше.

Вскоре они добрались до каньона и увидели сверкающую белую башню, символ города Низины. То была башня Витегроо Шийан'Ду, малоизвестного волшебника. Ненадолго остановившись, караван миновал западный край каньона, продолжая двигаться уже после того, как село солнце. Той ночью ушей путников достигал волчий вой, однако раздавался он вдалеке, и были ли ворги связаны с орками, путники не знали.

На следующий день, обогнув каньон, они повернули на восток, а после — вновь свернули на юг, где решили передохнуть, ибо по-прежнему от орков не было и следа. Похоже, на Трещащие Холмы напала одиночная группа, и те из орков, кто не пал под ударами мстителей-дворфов, удрали обратно, в темные горные норы.

И вновь после заката караван проделал долгий путь, а остановившись на привал, путники увидели огни часовых на крепостной стене Низин, и было ясно, что и их костер виден городской страже.

Дзирт вовсе не удивился, обнаружив, что под покровом тьмы в сторону стоянки пробиралась пара разведчиков. Дроу как раз изучал окрестности, как вдруг послышались шаги, а вскоре темный эльф увидел и крадущихся людей. Они старались передвигаться без лишнего шума, что им не вполне удавалось: почти непрестанно лазутчики запинались о корни и камни.

Дроу пробрался поближе к двоим воинам и крикнул из-за дерева:

— Замрите и дайте себя сосчитать!

Подобное приказание было обычным в дикой глуши. Двое людей вновь споткнулись и упали на четвереньки, обеспокоено осматриваясь.

— Кто крадется к лагерю короля Бренора Боевого Топора, не назвав себя должным образом? — потребовал ответа Дзирт.

— Король Бренор! — воскликнули лазутчики, вытаращив глаза.

— Совершенно верно, Бренор, повелитель Мифрил Халла, который возвращается домой, получив известие о смерти прежнего короля, Гандалуга!

— Полагаю, их королевское величество слишком углубилось на север, — осмелился вставить один из людей.

Они принялись подпрыгивать на месте, чтобы получше разглядеть того, кто заговорил с ними.

— Мы идем по следу орков и великанов, что осадили поселения к югу и к западу отсюда, — пояснил Дзирт. — Направляемся к Низинам, к прекрасным Низинам, чтобы убедится, что население под надежной защитой на случай появления чудовищ.

Один человек фыркнул, второй же произнес: