Тысяча орков

Притаившись на высоком, обдуваемом ветрами горном перевале, расположенном в одном дне полета от родного Лунного Леса, Тарафиэль без труда разглядел чужие следы. Орки проходили здесь. Их было много, а проходили они недавно. В иные дни подобное известие не обеспокоило бы Тарафиэля, ибо орки частенько досаждали тем, кто населял долину, раскинувшуюся между Хребтом Мира и Ровинскими горами, однако Тарафиэль шел по следам этой шайки, и он знал, откуда они пришли. Они вышли из Лунного Леса, родного дома в лесной чаще, и немало, немало срубленных деревьев захватили с собой.

Тарафиэль стиснул зубы. И самого эльфа, и его соплеменников постигла горькая неудача в попытке отстоять лесную вотчину, ибо им даже не удалось изгнать орков достаточно быстро. В сердце своем Тарафиэль испытывал страх: что сулило будущее? Не пожелают ли уродливые чудища вернуться лишь потому, что встретили недостаточный отпор?

— Если они пожелают вернуться, то мы их уничтожим, — высказался лунный эльф, обращаясь к своему верховому животному, что стояло, отвернувшись в сторону.

Пегас фыркнул в ответ, будто понял сказанное. Скакун мотнул головой и прижал крылья с белоснежными перьями к спине.

Тарафиэль улыбнулся, глядя на прекрасное создание, одного из двух крылатых скакунов, спасенных им здесь же, в горах, несколько лет тому назад, когда их отца и мать убили великаны. Раздавленных брошенными глыбами нашел он их, упавших, на дне каменистой лощины. По сосцам мертвой лошади понял эльф, что совсем недавно она дала жизнь потомству, а потому около недели он прочесывал окрестности, пока не отыскал пару жеребят. Им вольготно жилось в Лунном Лесу, где они выросли большими и сильными, окруженные дружеской (но не хозяйской) заботой немногочисленного клана Тарафиэля. Жеребец, названный эльфом из-за красноватых прядей, что шли по всей длинной, блестящей гриве пегаса, Закатом, любил возить эльфа на себе. Сестру-близнеца Заката Тарафиэль назвал Заря, ибо ее сверкающая, белая грива отсвечивала более яркими отблесками красного с желтовато-розовыми оттенками. Оба пегаса были примерно одинакового роста, около шестнадцати ладоней, оба мускулисты, с крепкими, сильными ногами и прочными, широкими копытами.

— Найдем орков и устроим им град, — с хитрым видом проговорил эльф, подмигнув крылатому скакуну.

Закат ударил по земле копытом, точно понял сказанное и на этот раз.

И вскоре они поднялись в воздух. Широкие, мощные крылья Заката то мерно вздымались и опускались, то, поймав восходящий поток, неподвижно распластывались в воздухе. Вскоре они разглядели шайку орков: отряд поднимался по тропе в высокогорье.

Всадник и скакун так свыклись друг с другом, что Тарафиэль одним лишь движением ног с легкостью мог направлять полет Заката, и вот уже пегас спустился с вышины и промелькнул в воздухе примерно в пятидесяти ярдах над орками. Эльфийский лук не знал отдыха, и стрела за стрелой летели вниз, в ряды орков.

Орки разбегались, выкрикивая проклятия, и Тарафиэлю подумалось, что гораздо больше орков пострадало, испуганно бросившись на горные выступы, а не от его стрел. Эльф пролетел вперед, вдоль поворота тропы и преодолел еще некоторое расстояние, прежде чем развернул Заката обратно. Он хотел дать оркам время перестроить ряды, дать им время почувствовать, что опасность миновала. На сей раз он намеревался вернуться быстрее. Гораздо быстрее.

Пегас взмыл выше, затем перевернулся в воздухе с боку на бок и вошел в стремительное пике, изо всех сил работая крыльями. Скакун и наездник неожиданно для противника вернулись на такой высоте, что орки, будь у кого-нибудь длинная палка или копье, могли бы дотянуться до них. Несмотря на скорость, прозвенела тетива эльфийского лука, и прямо в грудь одного из орков вонзилась стрела, отшвырнув его назад и заставив шлепнуться на землю.

Закат парил, улетая прочь, а вслед ему взлетали в воздух залпом выпущенные метательные снаряды.

Тарафиэль не стал испытывать судьбу в третий раз. Эльф взял курс на юго-восток и плавно полетел прочь от гор, по направлению к дому.

— Да откуда мне было знать, что твое дурацкое заклинание закончилось?! — громыхал Айвен под непрестанный смех брата. Русобородый дворф утирал кровь с ссадины на носу. — Когда ты сказал, что там была дверь, то никакой дурацкой двери я не видел, так что откуда мне было знать, что двери, которой не было, больше нет?

Смех Пайкела перешел в завывания.

Айвен шагнул вперед и ударил кулаком, но, конечно же, Пайкел смог предвидеть выпад, а потому он увернулся, мотнул головой и сбросил котел, который до этого красовался на макушке друида, точно шлем, прямо в руки, выставленные на пути удара.

Бум!

Айвен вновь заскакал от боли.

— Хе-хе-хе!

Спустя несколько мгновений Айвен очнулся и бросился прямо на брата, но Пайкел шагнул в дерево и исчез.

Айвен тотчас же остановился, присмотрелся, а затем прыгнул за братом вслед. Для бедного дворфа мир перевернулся вверх ногами.

В буквальном смысле.

Перемещение через деревья по методу Пайкела было делом нелегким, и происходило оно не по горизонтали и даже не по восходящей вертикали. Братья, чудесным образом слившись с деревьями, проносились по переплетениям корней, перетекая из одного дерева в другое, что росло по соседству. Они резко взмывали и неожиданно падали, при этом Пайкел разудало выкрикивал:

— И-и-и-и-йэх!

Айвен изо всех сил старался, чтобы содержимое желудка не вылетело изо рта.

Они пронеслись штопором по какому-то витому пути, затем пролетели чередой резких поворотов — таких сильных, что Айвен прикусил сначала одну, затем другую щеку.

Путешествие продолжалось долго, пока наконец неведомая сила не смилостивилась над братьями и не выпустила их на свободу. Айвен, который каким-то образом обогнал Пайкела и вылетел первым, шлепнулся лицом в грязь. Следом быстро вылетел друид, со всей силы шмякнувшись прямо на лежащего брата.

Их путешествия всегда заканчивались точно так же.

Мощным рывком Айвен сбросил брата прочь, но даже от столь сильного толчка Пайкел не прекратил хохотать.

Айвен направился к друиду, чтобы вцепиться ему в горло, или по крайней мере попытался проделать это, поскольку все перед глазами так и плясало, а желудок выворачивало наизнанку. Спотыкаясь, дворф сделал в сторону шаг, затем — второй, передохнул, шагнул в третий и четвертый раз и упал, ударившись о дерево. Ему почти удалось сохранить равновесие, но тут дворф споткнулся о корень и повалился на колени.

Айвен начал было подниматься, да его одолело головокружение, а желудок точно стиснуло клещами.

Пайкел тоже испытывал головокружение, но не желал с ним бороться. Подобно одному из малышей Кэддерли, стоял он на ногах и смеялся, пытаясь пройтись по прямой и всякий раз неминуемо падая, наслаждаясь каждым мигом своего занятия.

— Тупой болван! — пробормотал Айвен.' И тут его стошнило.

Тарафиэль наблюдал, как играют друг с другом Закат и Заря: пегасы явно радовались воссоединению. Они вышагивали на медвяном лугу, издавали тихое ржание и в шутку покусывали друг друга.

— На них можно смотреть вечно, — раздался за спиной высокий, чарующий, мелодичный голос.

Эльф обернулся и увидел, как на цветущий луг ступила Инновиндиль, его подруга и возлюбленная. Она была ниже, чем Тарафиэль, волосы ее были настолько же русы, насколько черноволос был лунный эльф, но обладала такими же голубыми глазами. Лицо эльфийки хранило пленявшее Тарафиэля выражение: улыбка ее была загадочной и дразнящей, словно говорившей: «Я знаю куда больше, чем ты».

Она тихо подошла сзади и опустила ладонь в ждущую руку эльфа.

— Ты слишком задержался, — упрекнула она его. Свободной рукою эльфийка взъерошила волосы Тарафиэля, затем медленно опустила ее и нежно погладила возлюбленного по груди.

Выражение его лица, нежное и радостное, пока он наблюдал за играющими пегасами, и ставшее еще более радостным, едва он заметил приход Инновиндиль, омрачилось.

— Ты нашел их? — спросила она. Тарафиэль кивнул и ответил: