Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 73

Естественно, опять те же вопросы.

Если дела у российских нефтяников действительно так плохи, то откуда же сотни миллиардов долларов наших денег на зарубежных счетах? Действия ответственного перед обществом государства должны быть такими: прежде всего — полный государственный аудит, при котором особый акцент — на сбыте: кому и по каким ценам продавалось сырье, куда делись деньги за нефть, проданную за рубеж...

И далее: долги, конечно, надо оплачивать, но чего ради их за недропользователей должны оплачивать мы с вами — государство? В такой ситуации уместнее сменить недропользователей.

И, наконец, если по проекту предполагалось финансирование реконструкции поэтапно за счет продажи добываемой нефти и реинвестирования средств (в том числе из сумм, приходящихся в рамках лицензионной системы государству), то есть мы с вами, уважаемый читатель, должны были вложить четыре миллиарда долларов наших общих (государственных) средств в реконструкцию Самотлора, то при чем здесь СРП? Уместна схема специального налогового режима в рамках обычной лицензионной системы с направлением всех недоплачиваемых государству средств на инвестиции в реконструкцию месторождений. Разумеется, при полном и жестком госконтроле и регулировании рентабельности деятельности недропользователей и с естественным последующим (после реконструкции) изъятием у частных компаний вложенных государством средств и соответствующей доли прибыли на эти средства.

И третья экспертиза, которая была проведена в рамках этого Отчета — анализ технико-экономического обоснования на разработку Приобского месторождения.

Разработка месторождения также уже была начата, правда, сравнительно недавно — в 1988 году. В начале эксплуатации месторождения извлекаемые запасы нефти оценивались в 614 миллионов тонн. По ТЭО предполагаемая добыча нефти с 1995 до 2046 года оценивалась уже в 724 млн. тонн. Проект предполагал дальнейшую разработку на основе СРП, вся нефть должна была реализовываться на внешнем рынке за свободно конвертируемую валюту. Нефтяные компании «Амоко Обь Ривер Петролеум Лимитед» («Амоко») и АО «Юганскнефтегаз» («ЮНГ») должны были иметь равные доли участия в проекте. То есть опять — либо никаких конкурсов, либо конкурсы, но лишь для привлечения дополнительного внешнего инвестора. И в любом случае на СРП переводился недропользователь, ранее принявший на себя обязательство работать по лицензионной схеме. Доля нефти, компенсирующей все затраты недропользователя, предполагалась на уровне 75 процентов от всего объема сырья. При этом невозмещенные государством затраты переносились бы на следующий год с процентной надбавкой 10 процентов[30].

Доля недропользователя в прибыльной части продукции — 88% (!), но выплачивается роялти — 10 процентов от добычи в течение первых двадцати лет действия соглашения и 14 процентов в дальнейшем. Плюс компания «Амоко» должна оплатить бонусы и отчисления на социальное развитие в размере 143 млн.долларов. Суммарные поступления средств государству за пятьдесят лет эксплуатации месторождения по проекту предполагались в сумме 13,4 миллиарда долларов, то есть порядка десяти процентов от стоимости всей нефти, которую планировалось добыть на этом месторождении.

Первое, что нам бросилось в глаза — отсутствие каких-либо оснований для перевода данного месторождения с лицензионной схемы на режим СРП. Никакая экономическая оценка реализации проекта в условиях действующей системы налогообложения к ТЭО не прилагалась.

У привлеченных к работе экспертов возникли также вопросы и по поводу пропускной способности системы трубопроводного транспорта (АО «Транснефть») по прокачке нефти. Ведь если всю без ограничений нефть именно Приобского месторождения направлять за рубеж, в том числе за счет возможного вынужденного ограничения других экспортеров — это, с учетом уже сегодня ограниченных пропускных возможностей системы, ущемит интересы других компаний и государства.

Кроме того, применительно к данному месторождению эксперты оценили запрашиваемые 75 процентов нефти в компенсационную часть как величину завышенную. Был проведен перерасчет экономической эффективности проекта при условиях для недропользователя более жестких, чем в ТЭО. Предложили следующие основные параметры соглашения:

— доля компенсационной нефти уменьшена с 75 до 65 процентов;

— доля недропользователя в прибыльной части продукции уменьшена с 88,2 до 64,4 процентов;





— ставка платы за недра (роялти) увеличена до 16 процентов.

Расчет, выполненный нашими экспертами, показал, что и при этих условиях (более жестких для недропользователя и, соответственно, более выгодных для России) проект сохранял высокую инвестиционную привлекательность: внутренняя норма рентабельности — 23 процента. При этом расчетные суммарные поступления в бюджеты России за время действия проекта были бы на 3,6 миллиарда долларов больше, нежели по проекту.

Конечно, можно предположить, что наши эксперты были не правы. Но кто здесь может быть судьей?

Кто может быть судьей, известно — открытый конкурс по одному переменному параметру. Но именно конкурс проводить никто не собирался. Оказалось, что некие «конкурсы» на разработку этого месторождения (для привлечения внешних инвесторов) на условиях СРП Правительство, в нарушение закона, уже провело — несмотря на то, что месторождение еще не было включено в перечень допущенных к переводу на режим СРП...

Естественно, возникал целый ряд вопросов в отношении условий этих конкурсов. В частности, имелась информация о том, что одним из победителей по итогам уже проведенных «конкурсов» была признана нефтяная компания «ЮКОС» (как раз одна из тех, что была в ходе знаменитых «залогово-кредитных аукционов», по существу, просто подарена друзьям нашего Правительства) — несмотря на то, что на тот момент компания была крупным должником государства. Не абсурд?

Естественно, на эти «странности» было обращено внимание в нашем Отчете, так же как и в целом на недостаточную проработанность Правительством вопроса о переводе Приобского месторождения на режим СРП.

Более того, даже в улучшенном для России (и ужесточенном для недропользователя) варианте, рассчитанном нашими экспертами, тем не менее остался актуальным и даже ключевым вопрос, который мы уже ставили выше. А именно: если для получения в бюджет средств, эквивалентных стоимости тонны нефти, надо добыть из наших недр десять тонн этого невозобновляемого ресурса и из них почти девять тонн отдать «инвестору» (на компенсацию его затрат и на его прибыль) и при этом никакой социальной необходимости срочной разработки именно этого месторождения (например, для поддержания градообразующего производства — как в случае с Красноленинским месторождением) нет, то в таком случае уж точно вообще не надо эту нефть трогать! Оставьте ее детям и внукам до того момента, когда технологии нефтедобычи станут существенно более совершенными и дешевыми по сравнению со стоимостью добываемого сырья.

И естественный вывод в Отчете Счетной палаты: нецелесообразность включения Приобского месторождения в перечень объектов, разрешенных к переводу на режим СРП, без детальной проработки Правительством различных вариантов разработки этого месторождения и представления подробного обоснования. С учетом же стратегической важности месторождения и невыгодности для российской стороны (по оценке наших экспертов) варианта СРП, на который было подготовлено ТЭО, мы предложили и в будущем, даже если это месторождение будет включаться в законопроект «О перечне...», сразу же в законе, во-первых, оговаривать некоторые граничные условия соглашения, от которых в худшую для России сторону Правительство отступать уже не вправе, и, во-вторых, устанавливать обязательность окончательного утверждения соглашения по этому месторождению федеральным законом.

30

Вот пример легкого запуска схемы, при которой государство вообще ничего не получит, а то еще и останется в долгах — достаточно Правительству по тем или иным причинам вовремя не возмещать инвестору затраты. И тогда с нашим государством случится так, как в известном анекдоте: один ел, скажем мягко, нечто неприятное для того, чтобы на спор выиграть сто рублей у другого, а затем этот другой сделал на спор то же самое для того, чтобы свои сто рублей вернуть; после этого оба задумались: денег у каждого осталось столько же, сколько и было — зачем же они это самое ели? С нами — еще хуже, чем в анекдоте. «Инвестор» свое — получит. А мы ради чего останемся с дыркой от бублика, да еще и с загаженной территорией?