Гайдар

По команде «Огонь!» вместе со всеми бил из трофейного автомата, а поднявшись с батальоном в контратаку, подобрал винтовку со штыком и пошел в рукопашную…

И когда вечером, после боя, ординарец комбата Кудряшов спросил: «А вот скажите, товарищ Гайдар, откуда у вас такая, знаете ли, боевитость?» - спокойно ответил:

«В 1919 году в этих же местах и тоже летом проходил петлюровский фронт. Здесь дралась наша бригада курсантов».

Последний раз он увидел Прудникова в ночь прорыва из кольца, когда оборона немцев внезапным ударом была прорвана и батальон уходил в эту брешь, а разрывом мины Прудникова опрокинуло и ударило о землю. И комбат потерял сознание.

Кроме негой ординарца Кудряшова, поблизости уже никого не оставалось. Они подхватили комбата и понесли, но вдвоем по кочковатому полю нести было неудобно. Ион велел Кудряшову: «А ну-ка помоги мне взять комбата на спину…»

- Вы знаете, сколько в нем весу?!

- Давай!

И понес. А мины лопались все ближе и ближе…

«Киев, Крещатик. Штаб Тимура»

Когда издерганный и утомленный бессонной ночью, в которой оказалось значительно больше событий, нежели бы ему того хотелось, о н попал наконец в гостиницу, у дверей номера сидели какие-то мальчишки.

Заметив его еще в коридоре, они встревоженно пошептались и бросились навстречу. Их прислала городская тимуровская команда, ребята которой «очень-преочень» хотели с ним встретиться.

О киевских тимуровцах ему недавно рассказывал поэт Александр Безыменский, который случайно наблюдал их работу. И, пообещав непременно быть, он простился с ребятами.

…Он не думал, что детям придется воевать. Не случайно в повести и фильме Тимур Гараев говорил: если «раньше мальчишки всегда на фронт бегали», то «теперь крепко-накрепко всем начальникам и командирам приказано гнать оттуда нашего брата по шее».

Но война оказалась суровее, чем ожидал даже он. На немалой части нашей земли вчера еще глубокий тыл стал фронтом. И там, где это случилось, понадобилась помощь всех, даже детей.

Встретив мальчишку, который попросил: «Дяденька, дайте два патрона», - он положил ему в горячую руку «целую обойму».

Беседуя с парнишкой, случайно в поисках коровы побывавшим в трех шагах от фашистских командиров, «которые долго разговаривали о чем-то, держа перед собой карту», он спросил:

- Погоди! Но ведь ты слышал, что говорили их начальники, это же для нас очень важно…

- Так они же, товарищ командир, говорили по-немецки.

- Так ты же должен был хоть что-нибудь понять из их разговора…

Вчерашний тыл стал передовой. Детям приходилось быть солдатами. В Голосеевском лесу он встретил двух мальчишек-разведчиков, которые не случайно и не за коровой ходили на немецкую сторону. И на вопрос: «А ты не боишься?» - один из мальчишек горько усмехнулся:

«Я там был. Я еще раз двадцать туда-обратно пойду.  Я буду ходить сколько велят… Оружия только брать с собой не разрешают. И подбирать тоже… А то бы…» -

Как- то с двумя ребятами, братом и сестрой Сашей и Мариной, отправился в разведку сам.

Это произошло на реке Ирпень, когда они с оператором Козаковым приехали в штаб в горькую минуту: из дивизии требовали сведений, а разведчики, возвратясь на рассвете, сообщили очень мало. Или не везло, или по неумению, только натыкались они всюду на дозоры, потеряли двух человек, а проникнуть в глубь немецкой обороны им так и не удалось. Нужен был проводник, который бы хорошо знал тот берег.

Тогда и вспомнили про Сашу и Марину; у них на том берегу Ирпеня осталась мама. Разведчики обещали ребятам при случае отвести их домой, а теперь сами нуждались в помощи.

Были и сомнения: все ж таки дети. И начальник штаба спросил:

«А вы что думаете, Аркадий Петрович?… Это ведь, кажется, по вашей части?»

«Думаю, могут…» - ответил он, вспомнив других ребят, которых встречал.

И когда приглашенные в штаб Саша и Марина робко согласились помочь разведчикам, решил, что пойдет вместе с ними.

Он сам готовил Марину и Сашу к ночному рейду на тот берег. До вечера оставалось время. И, устроясь под деревом, он еще раз объяснил ребятам, в чем будет состоять задание, а потом прутиком на земле показал, как обозначать в донесениях танки, пулеметы, пушки и как вообще рисовать планы.

Он хорошо сделал, что пошел: Саша в последнюю минуту испугался. Марина и разведчики уже перебрались на другой берег, а Саша ступил в воду и замер. И слышно было, как стучали его зубы. Он тихонько подтолкнул мальчишку - тот не двинулся с места. Тогда быстро снял с себя и повесил на детскую тонкую шею трофейный автомат. Оружие, знал по себе, всегда придает уверенность. Саша изумленно посмотрел на него - и зашагал по воде.

Неприметными тропинками ребята провели бойцов к своей деревне. По дороге условились, где будет тайник. И потом каждый вечер разведчики пробирались на другой берег. Они приносили тетрадные, в косую линейку, страницы с неумелыми планами и перечнем, сколько и где чего стоит. Все совпадало.

О ночном том рейде написал позже очерк «Ракеты и гранаты». Только о Марине и Саше не писал ничего… Берег…

И все же тогда, в Киеве, ни одно событие не взбудоражило так его душу, как утренний разговор в кинотеатре «Смена».

Детский кинотеатр «Смена» (по-украински «Змина») был тимуровским штабом. Еще издали они с Безыменским увидели два больших объявления: одно о том, что здесь принимают подарки на фронт. А второе - о тимуровском детском саде. Прочесть толком ни то, ни другое не успели: навстречу в парадной пионерской форме выбежали ребята. У каждого на груди, кроме повязанного галстука, была приколота красноармейская звездочка.

Их провели в фойе. Он думал: будет много народу. А ждало их человек тридцать, не больше. И Норик Гарцуненко, который еще на улице смущенно отрекомендовался: «Тимур команды», уловив минутное его недоумение, сказал, как бы принося извинения:

- Нас мало сегодня… Все в разгоне. Много очень работы… Конечно, ребята, посланные в наряд, будут жалеть. Но вы не думайте, мы им все расскажем…

- Еще как расскажем! - подтвердили его товарищи. Он пожалел, что собралось так мало. И порадовался: если б занимались ерундой, прибежали б все.

С той минуты, как ребята вышли ему и Безыменскому навстречу, о н ощущал на себе десятки жадных, любопытных, восторженных глаз, которые рассматривали, почти ощупывали его лицо, чуть великоватую, налезавшую на уши пилотку, выгоревшую, однако ночью выстиранную гимнастерку, орден, сумку, автомат на плече.

Один мальчуган осторожно, едва касаясь, провел ладошкой по его рукаву, Он ласково и благодарно погладил мальчонку по теплой белобрысой голове.

Расселись. Стулья были поставлены полукругом. И два - для гостей - отдельно. А он с начала встречи не проронил еще ни слова. Не мог. И, оттягивая время еще немного, снял автомат и, вынув на всякий случай диск, повесил автомат на спинку стула.

Дольше молчать было нельзя. И он заговорил. Медленно, тихо, с трудом одолевая волнение. Начал по обыкновению издалека - с того, что вот когда он еще только приступил к повести про Тимура и его команду, то в глубине души, конечно, надеялся: многие ребята, прочитав книгу, наверное, тоже захотят, чтобы и у них были свои команды. И все-таки не думал, что они, сидящие вот здесь, в зале, и другие ребята, которые не смогли прийти, в первые же недели войны успеют столько сделать. И он не только рад - он счастлив и горд сегодняшней встречей.

Девочки и мальчишки, поначалу смущенные его присутствием, радостно заерзали на стульях. А он продолжал:

«Когда ваши связные ждали меня в гостинице, я как раз только что вернулся с передовой. Я видел, как героически сражаются, защищая прекрасный ваш город, ваши отцы, ваши братья. Но в свободную минуту, если такая выдается, они очень много думают и беспокоятся о своем доме, о своих семьях. И надо, чтобы вы за многими неотложными своими обязанностями не позабыли, что забота о семьях ложится и на вас. И что от вашей заботы зависит спокойствие и уверенность бойцов там, в окопе.