Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 78 из 102

Несколько тибетцев с бронзовыми лицами и глазами с тяжелыми веками стояли в своих подбитых мехом куртках, молча наблюдая за тем, кто нарушил их священный покой. Многие были вооружены.

— С кем из вас я могу переговорить? — решительно спросил Майлз.

Тибетцы переглянулись; некоторые пожали плечами. Никто из них не понимал Майлза. Тогда Майлз сунул руку в карман, извлек оттуда какой-то небольшой предмет и показал собравшимся. Аморет не видела, что это за вещица, однако эффект она произвела буквально магический. Тибетцы тут же низко поклонились и упали на колени. Майлз, оставив их в таком положении, вернулся к самолету и протянул руку Аморет, чтобы помочь ей выбраться наружу.

— Что ты им показал?

— Амулет, подаренный мне далай-ламой. Теперь они отведут нас к нему.

И Майлз с Аморет, со всех сторон окруженные тибетцами, двинулись вперед.

Они находились на очень высоком и широком плато, покрытом льдом. Вдали виднелись заснеженные горные пики, уходящие в небо. Нигде не было видно даже признаков человеческого жилья, казалось непонятным, откуда вообще появились эти люди, когда приземлился самолет. От них исходил странный и довольно неприятный запах, но Аморет очень нравились блестящие костюмы тибетцев, и ей казалось весьма забавным находиться среди этих людей на самой вершине мира и так далеко от родного дома.

Ночь опустилась очень быстро; сначала все окрасилось в пурпурные тона, потом наступила кромешная тьма. Видно было лишь небо, усеянное яркими звездами.

Спустя некоторое время к ним подошел один из тибетцев и протянул по лоскуту материи, чтобы Аморет и Майлз завязали себе глаза.

— Не хочу! — запротестовала Аморет. — И без того плохо видно дорогу!

— Тебе придется это сделать, дорогая, — ласково проговорил Майлз. — Полагаю, мы почти пришли.

Ей пришлось подчиниться и идти дальше с завязанными глазами. Майлз и раньше предупреждал ее, что это путешествие окажется не из приятных; собственно, поэтому никто, кроме него, и не соглашался в него пускаться.

И вот, когда Аморет уже решила, что ей суждено судьбой вечно идти с завязанными глазами по этой безмолвной ледяной равнине, чья-то рука резко остановила ее, и она почувствовала, как они стали подниматься по каким-то ступеням. Ей казалось, что они поднимались несколько часов… все вверх и вверх, вверх и вверх… пока наконец не очутились на совершенно ровной поверхности. Здесь в воздухе стоял влажный заплесневелый запах, зловонный и отвратительный, напоминающий смрад разлагающихся тел.

«Потом я о многом спрошу Майлза!» — негодующе подумала Аморет.

Наконец они остановились. Внезапно человек, шедший рядом с Аморет, что-то выкрикнул на своем непонятном, гортанном и пронзительном языке, и тут же раздался скрип огромных дверных петель. С Аморет и Майлза сняли повязки, и они очутились в огромной, ярко освещенной зале.

— Я бывал здесь прежде, — шепнул ей Майлз, и Аморет вздохнула с облегчением.

Зала была такой огромной, что явно не могла оказаться частью какого-нибудь здания; стало совершенно очевидно, что она являлась гигантской деталью самого ландшафта. Аморет заметила, что стены закрывали занавеси самых кричащих расцветок: ярко-зеленых, алых, ярко-красных, лазурных… Потолок же был выкрашен в золотой цвет. Глянув наверх, Аморет увидела такое множество позвякивающих хрустальных светильников и люстр, какого никогда не смогла бы представить себе даже во сне.

«Он избавился от огромного числа людей, — мелькнуло у нее в голове. — Интересно, будем ли мы с Майлзом следующими?»

Вся зала, несмотря на ее умопомрачительные размеры, была заполнена людьми.

Кроме Аморет, здесь не было ни одной женщины. Сотни, а может, и тысячи мужчин разместились вдоль стен. Большинство из них носили длинные узкие, подбитые ватой халаты, украшенные разноцветной вышивкой и драгоценностями. На некоторых были широкие черные одеяния, пугающе контрастирующие с этими живыми красками. Повсюду стояли воины в полном вооружении, держа в руках огромные топоры, с заточенными до толщины волоска лезвиями. Все эти люди переговаривались, отчего в зале стоял мерный рокот, напоминающий гул океана в штормовую ночь.

В центре залы виднелось открытое пространство величиной примерно с акр, где были беспорядочно разбросаны сверкающие драгоценные камни и самоцветы.

А вдали возвышался золотой трон, настолько огромный, что на нем могли бы уместиться десять человек или, в крайнем случае, какой-нибудь гигант. Однако в глубине трона виднелась фигурка не больше сказочного эльфа.

Они медленно продвигались вперед, им приходилось наступать на драгоценные камни, несколько раз Аморет случайно цепляла за них ногой, и камни отлетали в стороны, едва касаясь земли.





Далай-лама, в золотом халате, с бусами из бриллиантов и рубинов, сидел, скрестив ноги. Его голову венчала необычно высокая корона. Он оказался совсем еще мальчиком, лет пятнадцати, не больше. В одной руке его был очень длинный скипетр, тоже выложенный драгоценными камнями. «Наверное, эти тибетцы — самые богатые и самые вонючие люди в мире», — подумала Аморет.

— Приветствую тебя, — произнес Майлз. — Надеюсь, ты знаешь, зачем я здесь?

Мальчик угрюмо кивнул, еле заметно опустив голову, ибо, опусти он ее чуть ниже, корона свалилась бы с нее.

— Ты вернешься с нами? — спросил Майлз.

Далай-лама выглядел печально.

— Не могу, — ответствовал он.

— Тебе ведь известно, каково положение вещей, — многозначительным тоном проговорил Майлз.

— Разумеется. Но что я могу поделать? Ведь я себе не хозяин… Я всего лишь владыка над всеми этими людьми — и он обвел рукой залу, — и еще несколькими миллионами.

— Я обещал доставить тебя обратно, и я это сделаю, — произнес Майлз и огляделся вокруг. — Кто-нибудь из присутствующих понимает, о чем мы говорим?

— Только один. Вот он. — И далай-лама указал на огромного роста мужчину, стоявшего позади трона со скрещенными на груди руками.

Майлз выхватил револьвер, и мужчина рухнул замертво. Аморет пронзительно закричала, вся зала пришла в неистовство. Люди с дикими воплями и завываниями устремились вперед. Далай-лама съежился в дальнем углу трона, вцепившись в корону. Майлз произвел еще несколько выстрелов наугад в толпу, и каждый раз кто-то со стоном падал на землю. Искаженные в безумной ярости лица нависали прямо над ними, и тут один из тибетцев схватил Аморет за парку и изо всех сил потянул к себе.

— Они схватят меня! Майлз! Майлз! О, не дай им схватить и замучить меня, Майлз! — в ужасе закричала Аморет.

Майлз обхватил ее за талию, сильнейшим ударом сбил с ног удерживающего ее тибетца и вместе с ней вскочил на трон. Внезапно воцарилась гробовая тишина.

— Они посмеют коснуться нас, пока мы на этом троне? — спросил Майлз далай-ламу.

— Нет. Но как только вы спуститесь вниз, вас разорвут на мелкие кусочки, а то, что от вас останется, втопчут в каменный пол.

— Прикажи самым сильным из них поднять трон и отнести нас к самолету, — сказал Майлз.

Спустя некоторое время Майлз приказал тибетцам поставить трон возле дверцы самолета. Аморет взобралась в самолет первой, а Майлз крепко держал далай-ламу, пока прогревался двигатель и самолет готовился к взлету. В самый последний момент они с Аморет втащили далай-ламу внутрь и захлопнули дверцу. И прежде чем ревущая толпа успела повредить самолет, Майлз направил его вперед и оторвался от земли. От удара винтом несколько нападавших превратились в кровавое месиво.

К счастью, Аморет не видела этого отталкивающего зрелища. Потом, уже в небе, глядя в иллюминатор, громко смеялась.

— Это величайшая спасательная операция за все существующие времена! — восклицала она.

Майлз лишь улыбался. Он никогда не хвастался выполненным заданием, поскольку считал это само собой разумеющимся и всегда был убежден, что предложенная ему задача будет успешно решена.

Они передали далай-ламу в нужные руки и отправились домой.

Но, словно в каком-то скверном сне, Аморет с трудом избавлялась от гнетущих воспоминаний об их последнем путешествии. Они, подобно сильному запаху, постоянно возвращались к ней, причем именно тогда, когда их можно было ждать меньше всего.