Страница 50 из 96
Врангель был рассержен медлительностью Шкуро, но виду не подал. Напротив, был изысканно вежлив, предупредителен и не жалел льстивых слов:
— Ваша доблестная конница, дорогой мой боевой друг, — это вихрь, ураган, смерч! Россия никогда не забудет взятия Воронежа! И если бы не бездарность нашего высшего командования, мы с вами уже сидели бы не в этой глухой провинции, а в Московском Кремле!
— Вашими устами мёд бы пить. — Шкуро тем не менее тоже расплылся в улыбке: кто из смертных устоит против лести?
— А как настроены кубанские казаки? — Врангель перешёл к делу: ему не терпелось вызвать Шкуро на откровенность и выяснить его истинное настроение.
— Кубанцы — наша самая надёжная опора, — поспешил заверить Шкуро. — За свой корпус я ручаюсь головой. Однако же и в среду кубанцев проникает большевистская зараза, чёрт бы её подрал.
— Вся беда в том, — убеждённо сказал Врангель, — что наше главное командование не понимает реальной обстановки, оно продолжает жить старыми иллюзиями и потому, само того не ведая, ведёт нас не к победам, а к гибели. Кстати, генерал, можете ли вы дать оценку тому, какова степень популярности среди казаков нашего главного полководца Деникина?
Шкуро хитро усмехнулся: он так и предвидел, что Врангель не выдержит и обязательно заговорит о Деникине. Вот куда нацелены ядовитые стрелы барона!
— Какая там популярность! — фыркнул Шкуро. — Разве что полоумный будет поддерживать того, кто своей бездарностью развалил армию! — Он специально подыгрывал Врангелю и заранее предвкушал удовольствие от того, как речи барона слово в слово перескажет Деникину.
Ответ Шкуро пришёлся Врангелю явно по душе.
— Но надо же искать какой-то выход! — воскликнул он. — Надо бороться за спасение армии, за возрождение её боевой мощи!
— Надо, — мрачно подтвердил Шкуро, хорошо понимая, что Врангель печётся не об армии, а главным образом о себе. — Только каким образом?
— Скоро Рождество, — уклончиво ответил Врангель: он ещё не хотел открывать все свои карты. — Я собираюсь поехать на два-три дня в Кисловодск, немного отдохнуть и, главное, повидаться с терским атаманом и с генералом Эрдели.
— Ну вы, Пётр Николаевич, голова! — нарочито радостно воскликнул Шкуро. — Я тоже еду в Кисловодск повидать семью. Неплохо было бы в Сочельник встретиться у меня. Да и супружниц наших драгоценных хорошо бы с собой прихватить.
— Да вы просто кудесник! — обрадовался Врангель. — Уверен, что вместе мы выработаем хороший план выхода из позорной ситуации. Давайте не терять времени. Завтра же соединим наши поезда — и с Богом в Кисловодск. Люблю этот город всей душой, это же не город, а чудо природы, рай земной!
Врангель оказался столь нетерпеливым, что уже в поезде по дороге в Кисловодск начал главный разговор.
— Поймите, Андрей, — настойчиво доказывал он Шкуро, возвращаясь всё к одной и той же мысли, — Деникин — это кандалы на наших ногах! Время его ушло безвозвратно! Общественность и армия в лице её старших Представителей совершенно изверились в Деникине. Их возмущает его нерешительность, полководческая немощь, его стремление окружать себя такими же бездарными фигурами. Возьмите хотя бы того же Романовского. Сколько сражений мы проиграли по его милости! Дальнейшее пребывание Романовского на посту начальника штаба преступно. Что же касается Деникина, то тут двух мнений быть не может: он обязан немедленно и во Что бы то ни стало передать бразды командования другому лицу.
— И кому же? — спросил Шкуро, разливая по рюмкам коньяк.
Врангель будто не расслышал этого вопроса.
— О необходимости немедленного ухода Деникина я уже лично переговорил с донскими и кубанскими атаманами, с председателями их правительств, а также с командующим Донской армией генералом Сидориным и его начальником штаба генералом Кельчевским, с кубанскими генералами Покровским, Улагаем и Науменко, с видными членами Кубанской Рады и Донского Круга, со многими членами Ставки и представителями общественности. И все они единодушно разделяют мою точку зрения.
«Ну и мастер же ты брехать, — подумал Шкуро. — Когда ты успел всё это? Зря стараешься, барон, Шкуро не проведёшь».
А вслух сказал, напуская на себя таинственную значимость:
— Только такой человек, как вы, барон, мог в короткий срок проделать такую громадную работу!
Врангеля эта похвала побудила к большей откровенности:
— Остановка теперь только за вами, милейший Андрей, да ещё за терским атаманом. Как только вы одобрите мой план, мы тотчас же предъявим Деникину ультимативное требование об уходе.
— А ежели он откажется напрочь?
— В таком случае мы ни перед чем не остановимся! — Глаза Врангеля сверкнули.
— Шкуро отозвался не сразу, сделав вид, что с аппетитом уплетает дунайскую селёдочку, которая ох как хороша после рюмки водки! Но, поняв, что его молчание будет расценено как отказ от совместных действий, произнёс:
— Пока я не могу сказать ни утвердительно, ни отрицательно. Конечно, риск — оно благородное дело! Но чем чёрт не шутит, вдруг очутимся мы с вами на дне Тихого Дона? Оттуда не вынырнешь. И кто поручится, что это не вызовет крушения всего нашего фронта? — добавил он, стараясь этим вопросом подчеркнуть, что печётся не столько о своей собственной безопасности, но и об интересах армии.
Врангель тут же замкнулся, помрачнел и попрощался со Шкуро холодно, не глядя ему в лицо. Однако от встречи в Сочельник не отказался.
Уходя от Врангеля, Шкуро прикидывал, как бы ему опередить барона. План созрел мгновенно. Декабрьским утром, подъезжая к Пятигорску, Шкуро приказал отцепить свой вагон он состава и, когда это было сделано, не медля ни минуты, отправился к терскому атаману генералу Вдовенко. Атаман с напряжённым вниманием выслушал подробнейший, в ярких красках, рассказ Шкуро.
Чем больше говорил Шкуро о планах барона, тем мрачнее становился Вдовенко. Когда Шкуро наконец умолк, атаман хмуро произнёс:
— Тут что-то не так. Барон явно преследует свой корыстный интерес. Полагаю, что такого рода генеральская революция всех нас погубит. Этого допускать ни в коем разе нельзя!
— И что же ты намерен предпринять? в лоб спросил Шкуро.
— Я немедля, экстренным поездом отправлю председателя Круга Губарева к Донскому атаману и к главнокомандующему. Уже к вечеру мы будем знать истинную обстановку. Ты же никоим образом не соглашайся, не вздумай клюнуть на приманку барона! Он всех нас облапошит, ежели доберётся до власти. Ну а в случае чего, я тебе помогу, будь спокоен.
Шкуро распрощался с Вдовенко и сразу выехал в Кисловодск.
Туда же вечером прибыл и Врангель. Хитроумный, рассчитывающий все ходы, Шкуро на всякий случай встретил Врангеля со всеми почестями. На вокзале был выстроен почётный караул. Встречавшие и гости незамедлительно отправились вместе с жёнами на дачу Шкуро. Серьёзных разговоров не велось, зато взаимная лесть создавала видимость того, что за столом собрались единомышленники, между которыми нет никаких противоречий.
Праздничная атмосфера была нарушена внезапным приходом генерала Эрдели. Врангель тотчас же уединился с ним в отдельной комнате, из которой не доносилось ни единого звука. Секретный разговор, по-видимому, не удался, так как возвратившийся в залу Врангель был насуплен и неразговорчив. Он тотчас же потребовал предоставить ему паровоз и вскоре покинул Кисловодск, впрочем условившись со Шкуро встретиться с ним через пару дней в Екатеринодаре.
Между тем посланец Вдовенко Губарев примчался к Деникину на станцию Тихорецкая.
— Врангель задумал переворот! — этими первыми словами Губарев ошеломил Антона Ивановича, хотя нового в этом сообщении ничего не было. Всё же Деникин, даже зная о настроениях и планах Врангеля, не думал, что барон решится на такое. — Он жаждет коренной реорганизации власти на Юге России!