Страница 20 из 87
Ощущения были ужасные. В глазах предобморочно потемнело, щёки стекли, кажется, до плеч. А кожа и мышцы, расползаясь однородной лужей, пытались сползти с костей.
К счастью, долго перегрузка не продлилась, сменившись на ломоту во всём теле (в дополнение к ещё не прошедшим болевым ощущениям) и головокружение от резко прилившей к голове крови. Но радоваться я не спешила: темнота с экранов никуда не делась. Впрочем, когда делась, поводов для радости осталось ещё меньше.
Во весь обзорный экран распахнулось зелёное море с вкраплением белых, серых и синих пятен, подробно разглядеть которые не получалось: уж очень сильно нас начало трясти. Половина огоньков на управляющей поверхности потухла ещё с наступлением темноты, а оставшиеся теперь тревожно мигали. Стиснув зубы (чтобы ничего себе не прикусить) и руки (чтобы, несмотря на ремни, не вытряхнуло из кресла), я отрешённо вглядывалась в трясущееся зелёное пятно.
А потом я, наконец, осознала, что мы падаем. Очень быстро и неуправляемо падаем на какую-то планету, а зелёное море впереди — это лес, с которым нам скоро предстоит познакомиться поближе.
Полубог рядом тихо матерился и, кажется, пытался вывести наш кораблик из крутого пике.
Какой, однако, талант пропадает. Он, стало быть, не только убивать, но и летать умеет? Потому что движения чёрного трибуна не были судорожной попыткой уцепиться за воздух, он явно знал, куда тыкать, чтобы получить нужный результат. Результата, правда, не получал, и от того матерился.
Я же в сложившейся ситуации могла оказать только одну помощь: не мешать своими глупыми вопросами и не лезть под руку. Мне почему-то не было страшно; наверное, ещё один страх, сверх уже имеющейся в наличии ульварофобии, психика просто не потянула. Когда моё тело поверх комбинезона окутал ещё один, серебристо-серый и тонкий, будто сделанный из какой-то фольги, а голову прикрыл прозрачный аквариум, я даже не удивилась. Только отстранённо подумала, что запекать меня будут не на открытом огне, а в фольге.
В следующее мгновение мне стало совсем не до мыслей, потому что произошла встреча с лесом. Трясти перестало, зато начало нещадно швырять из стороны в сторону. Не знаю, как пытался бороться со всем этим викинг; я просто зажмурилась и отдалась на волю судьбы. Когда совсем никак не можешь повлиять на ситуацию, удобно быть фаталистом.
За болтанкой последовал особенно сильный удар в дно, потом короткая перегрузка, мгновение невесомости, ещё один удар уже сбоку, сильная вибрация… и тишина. Оглушительная, неподвижная и страшная. Финиш? И мы живы?
Я поспешила открыть глаза и оглядеться. Огоньки на панели потухли, лишь какой-то символ грустно мигал синим цветом едва ли не посередине. Экран тоже умер, и теперь «радовал глаз» матовой белой поверхностью, отражающей яркий белый свет фонаря, вмонтированного в плечо чёрного трибуна. После тряски и болтанки я не сразу сообразила, что пол расположен не горизонтально, а под хорошим углом, градусов в сорок.
Мужчина молча выпутался из ремней и, насколько я могла видеть, прилаживал в незаметные постороннему глазу крепления какое-то вооружение и снаряжение, извлекаемое из незаметных на первый взгляд тайников. Потом обернулся ко мне, слепя глаза прожектором, и пару секунд, по ощущениям растянувшихся в вечность, стоял неподвижно, видимо, решая, что со мной делать. «Пристрелит — не пристрелит, пристрелит — не пристрелит?» — гадала я, заслоняясь от яркого света. Я уже почти приготовилась к смерти, когда он отстегнул меня и, прихватив за локоть, поволок к той самой двери, замеченной ранее.
Меня тоже решили спасти? Внезапно.
Насчёт того, что нам придётся именно спасаться, я почти не сомневалась. Думаю, если бы это была планета «своих», мы бы просто вызвали помощь и спокойно дождались её или в корабле, или неподалёку; с местными технологиями ждать пришлось бы очень недолго.
Нет, Ульвар сын Тора явно собирался в дальнюю дорогу, забирая с корабля всё, что не было прикручено, приклеено и приварено к полу, и при этом могло принести пользу. И когда мы вывалились на поверхность незнакомой планеты, я в этом окончательно убедилась. Он отработанным жестом вытащил откуда-то из недр брони на бедре какую-то хреновину агрессивно-футуристического вида почти с мою руку длиной; похоже, оружие. Что-то в нём проверив и нажав, перехватил поудобнее, махнул мне рукой следовать за ним и куда-то пошёл.
— Шлем можешь снять, атмосфера пригодна для дыхания, а в случае бактериологической или химической опасности он опять автоматически встанет на своё место, — через плечо проговорил мне мужчина. — Там на груди две кнопки, нажми белую, — благородно пояснил, не дожидаясь вопросов с моей стороны и всё так же не оборачиваясь.
После нажатия на кнопку (их действительно было две, белая и красная) аквариум с моей головы стёк куда-то назад, и я сумела вдохнуть влажные запахи тропического леса. Сомнительное, скажем прямо, удовольствие; воняло прелой листвой, гнилью, чем-то удушающе сладким и ещё почему-то геранью.
Воздух вообще был ужасный. Тяжёлый, влажный, жаркий, он никак не хотел проходить в лёгкие. Хорошо хоть мужчина впереди шёл осторожно, почти крадучись; я могла за его шагом не бежать, а просто быстро идти. Внутренне удивляясь, как такой большой человек в такой объёмной одежде может двигаться совершенно бесшумно.
Одежда, кстати, была второй, и гораздо более серьёзной проблемой. Ощущения в целом были такие, будто меня целиком засунули в большой плотный полиэтиленовый пакет на пластмассовых подмётках. Судя по всему, этот аварийный скафандр был рассчитан на человека, нормально одетого, и поверх этой самой нормальной одежды он вполне мог сидеть комфортно. Комбинезон — пол беды, гораздо сильнее напрягало отсутствие обуви. Быстро вспотевшие ноги хлюпали и скользили в этих сапогах, обещая скорое появление мозолей. Была бы альтернатива, я бы их, конечно, сняла. Но ходить босиком я в принципе не очень люблю, а по лесу это ещё и небезопасно, и на веточку какую-нибудь наколоться — приятного мало. И это я про среднерусский лес в окрестностях родного города, где гарантированно ничего не водится. А здесь же…
Здесь мы — кто по щиколотку, а кое-кто и почти по колено, — хлюпали в какой-то бурой полужидкой гаже, и мне даже думать не хотелось, что именно в этом перегное может жить, начиная с ядовитых змей и заканчивая не менее ядовитыми растениями, насекомыми и бактериями. Насколько я помнила, джунгли и на Земле всегда кишели подобной гадостью, а что за гадость может водиться на другой планете — лучше не знать.
Поэтому я, стиснув зубы, тащилась за чёрным трибуном, прущим подобно носорогу. Чёрному. В голове роились вопросы: куда мы идём, зачем мы туда идём, что нас там ждёт, какая это планета. Но задавать их вслух я не спешила. Во-первых, не хотелось лишний раз привлекать внимание этого маньяка, который со спины, на фоне леса, с расстояния полутора метров казался не таким уж страшным. А, во-вторых, мне и на простой шаг с трудом хватало дыхания.
Даже примерно не могу сказать, сколько времени мы топали в этом сумрачном подлеске среди буйства инопланетной жизни. Ноги почти нестерпимо болели: мозоль я, кажется, натёрла, и явно не одну. И это не считая того, что меня уже почти трясло от усталости, опять разнылось плечо (ударилась я где-то, что ли?), а ещё от духоты начала болеть голова. Если поначалу я ещё пыталась дышать правильно — вдох через нос, выдох через рот, и всё это на ровный счёт, — то вскоре окончательно сбилась, и пыхтела как паровоз.
Через какое-то время я начала спотыкаться, потом падать. Но абсолют продолжал идти, ни разу не оглянувшись. Лучше бы он меня в самом деле пристрелил, чтобы не мучилась. Или он так свою совесть пытался приструнить? Мол, честно спасал, сама померла по дороге. Да ну, глупости; вряд ли его совесть всерьёз обеспокоится по такому незначительному поводу, как единственный выстрел в голову одной бесполезной неудачницы.
Боль, усталость, полное непонимание цели нашего марш-броска, брезгливый игнор со стороны единственного разумного существа в этом наполненным жуткими звуками лесу, — всё это не добавляло ни настроения, ни оптимизма.