Кровавые поля

– Давай, покажи мне ублюдка-римлянина.

Бомилькар улыбнулся.

– Если Баал Хаммон на нашей стороне, в этом не будет необходимости.

– Ты что задумал?

– Я принес такой же, как у меня, плащ. Когда ты наденешь его, люди перестанут обращать на нас внимание. – Стараясь не прикасаться к ране, Бомилькар накинул плащ на плечи Ганнона, потом надел капюшон ему на голову, и тот скрыл его шею. – Мы пойдем к главным воротам. Там сосредоточены основные силы Ганнибала. Они пытаются разбить их тараном, а катапульты устроили настоящий хаос среди защитников на стене.

– Но мы же не можем просто стоять на улице и ждать, когда они ворвутся в город.

– Нет, конечно. Рядом с воротами есть конюшня, которая принадлежит постоялому двору. Совсем рядом. Мы спрячемся в сарае, где хранится сено. Как только наши войдут в город, мы выйдем, и ты назовешься.

– Это легче сказать, чем сделать, – ответил Ганнон, вспомнив рассказы Бостара о безумии, которое охватило солдат Ганнибала, когда пал Сагунт в Иберии. Их вполне могли убить в разразившемся хаосе. Он видел, что Бомилькар его не понял, однако объяснять не стал. – Но это лучшее, что мы можем предпринять. Показывай дорогу.

– Я постараюсь идти как можно медленнее, а ты держись поближе ко мне. – Бомилькар осторожно прокрался к распахнутой двери и выглянул наружу. – Никого.

Не веря в то, что ноги ему подчиняются, Ганнон последовал за ним. Острая боль в шее немного отступила, возможно, от того, что его охватило возбуждение, или от страха. Ганнон не знал ответа, но молил богов, чтобы они не оставили его в своей милости, а если придется сражаться, дали силы противостоять врагу.

Стоявшая в алькове снаружи тусклая мерцающая лампа проливала свет на мертвого легионера, который лежал в расползающейся луже крови, и Ганнон испытал мрачное удовлетворение, когда увидел изумление на лице косоглазого триария. Он надеялся, что ему представится возможность поквитаться с Перой и оставшимися легионерами. «Не спеши, – вмешалась более здравомыслящая часть его сознания. – Ты и с ребенком не справишься, не говоря уже о полном сил солдате». Сейчас главная задача состояла в том, чтобы выжить. Отбросив в сторону жажду мести, Ганнон осторожно обошел лужу крови.

Сырой коридор тянулся от его камеры мимо еще нескольких дверей. Юноша остановился около одной из них и прислушался. Через пару мгновений он уловил едва различимый стон. «Какой еще несчастный находится за дверью?» – подумал он.

– У нас нет времени помогать другим узникам, – прошипел Бомилькар.

Постаравшись не думать о судьбе неизвестного пленника, Ганнон пошел дальше. Каждый шаг причинял ему невыносимые страдания, но он упрямо передвигал ноги, заставляя себя не останавливаться. Поспевать за Бомилькаром было трудно, и Ганнон попросил его немного передохнуть в конце коридора. Гладиус оттягивал ему руку, точно был сделан из свинца, но молодой человек продолжал крепко сжимать его в руке.

Наконец, Бомилькар повернул налево и, показав Ганнону, чтобы тот оставался на месте, осторожно поднялся по каменной лестнице. Вскоре он вернулся, и вид у него был довольный.

– Все так же, как когда я сюда вошел. На посту только один стражник, остальных отослали защищать город.

– Почему он тебя пропустил?

– Я сказал, что Пера приказал мне доставить сообщение стражнику у твоей двери. – Он снова подмигнул Ганнону. – Он ничего не заподозрит, пока мой ножичек не перережет ему глотку.

– Я тоже пойду, – запротестовал Ганнон.

– Нет. Лучше я один. Жди здесь, я тебя позову.

Рана Ганнона начала пульсировать с новой силой, и он смог найти в себе силы, только чтобы кивнуть.

Передвигаясь тихо, точно кошка, Бомилькар исчез на лестнице.

Стараясь не обращать внимания на отчаянно бьющееся сердце, Ганнон прислушивался к тому, что происходило наверху. Тихие голоса, оба добродушные, потом приглушенный смех, стук подбитых гвоздями сандалий по полу, вопрос – и крик, который тут же стих. Упало что-то тяжелое, и снова воцарилась тишина.

Кто умер? Не зная, что произошло, Ганнон поднял гладиус и приготовился встретить смерть с оружием в руках. Когда появился Бомилькар, он с облегчением выдохнул.

– У тебя получилось!

– Вонючий пес даже не понял, что его убило, – в голосе Бомилькара слышалось удивление. – Жаль, что я не сделал этого давным-давно.

Ганнон сумел выдавить из себя ободряющую улыбку.

– В армии Ганнибала у тебя будет много возможностей отточить свое мастерство. Такого воина, как ты, там примут с распростертыми объятиями.

Бомилькар с довольным видом посмотрел на него, но сказал:

– Нам нельзя стоять на месте.

На верхней площадке лестницы имелась маленькая квадратная комната стражи. У одной стены стояла пара пустых коек, в очаге тлели толстые поленья, в разных углах были расставлены масляные лампы. Рядом с очагом лежали бронзовые горшки и кухонные принадлежности, буханки плоского хлеба и кусок мяса. Стражник, которого оставили караулить темницу, растянулся на спине перед огнем, будто обнимая ногами табурет. Из глубокой раны на его шее все еще текла кровь.

Они обошли тело и направились к единственной двери, ведущей наружу. Когда Бомилькар собрался ее открыть, внутри у Ганнона все сжалось. Кто знает, что ждет их там? Карфагенянин заметил его сомнения.

– Мы поднимемся еще по одной лестнице и выйдем во двор перед домом, где расквартирован гарнизон. Там никого нет, всех отправили сражаться на стены.

– Но на воротах наверняка стоят стражники?

– Один.

– Нам придется его убить.

– Это слишком опасно. На улице за воротами всегда много народа. Но рядом с тюрьмой находится кладовая. Мы возьмем по амфоре с ацетумом и скажем, что нам приказали отнести их солдатам на передовой.

– Я должен буду снять капюшон. А вдруг он увидит мою шею?

Бомилькар нахмурился и задумался.

– Он стоит справа от входа и ничего не заметит.

Понимая, что другого пути нет, Ганнон кивнул, мысленно умоляя богов о помощи. Потому что она была им очень нужна – любая.

После того как он столько времени провел в подвале без окон, Ганнон почувствовал себя немного странно, когда вышел во двор. Холодный воздух жалил рану, но одновременно заставил боль немного отступить. Юноша окинул взглядом мощеный двор, окруженный по периметру бараками. Нигде никого. Небо у него над головой было окрашено в темно-красные и розовые тона. Уже наступило раннее утро, и солнце, наконец, заняло свое законное место, обещая грядущее кровопролитие. Бомилькар показывал дорогу, и вскоре они оказались в небольшом хранилище, где взяли по маленькой амфоре. Ганнон споткнулся, когда пристраивал свою на плече, и все его тело мгновенно наполнила сильная боль.

– Теперь он не увидит.

Бомилькар с одобрением на него посмотрел.

– Хорошая мысль. Ты сумеешь дойти до первого угла? Там можно отдохнуть.

– Мне придется.

Ганнон напряг колени, чтобы удержаться на ногах. Я должен туда добраться.

Не говоря больше ни слова, они пересекли по диагонали двор и направились к главным воротам. Бомилькар не стал останавливаться, когда они к ним подошли, Ганнон с трудом держался на ногах и смотрел в землю прямо перед собой. С каждым новым шагом гладиус, который он спрятал под туникой, под мышкой, казалось, вот-вот выскользнет из-под руки. Ему оставалось только сильнее прижать его к боку и молить богов о милости.

– Куда собрались? – послышался сердитый голос.

– Мы несем немного ацетума для бойцов на бастионы, господин, – ответил Бомилькар.

– По чьему приказу?

– Одного из центурионов, господин. Я не знаю его имени.

На мгновение стражник погрузился в молчание.

– Тогда поторопитесь! Мои товарищи наверняка умирают от жажды.

Пробормотав слова благодарности, Бомилькар свернул налево; Ганнон, который видел только ноги и калиги стражника, едва поспевал за Бомилькаром, но, несмотря на сильную боль, не осмеливался замедлить шаг. Он чувствовал, как глаза солдата буравят ему спину, и его начала охватывать паника, но он постарался ее прогнать.