Страница 1 из 15
Марк Моисеевич Эгарт
В тылу врага
1
Война, война… Все говорило о ней. В горсовете обосновался штаб воинской части, и связисты тянули провода полевого телефона, разматывая тяжелые катушки. С треском подкатывали запыленные мотоциклисты с донесениями. И прямо через город шли войска. Загорелые, крепкие пехотинцы, могучие танки, сотрясавшие улицы маленького города, батареи на тягачах, зенитные установки, саперные части…
— Если б мы были старше! — воскликнул мальчик лет двенадцати, которого звали. Костей. Он был худощав, рыжеволос, с веснушчатым лицом и зеленоватыми глазами.
— Ну и что? — насмешливо спросил Славка, черноглазый, полный, с румяным добрым лицом. — Все равно требуется подготовка.
На это Косте нечего было ответить. Он не хотел сидеть сложа руки, но ни Костя, ни Слава не знали, как они могут бороться с врагом.
Под вечер в город доставили раненых с пограничной заставы, которая первой встретила фашистов. Это были женщины и дети. Мужчины остались там и дрались до последнего. Рассказывали, что командир заставы, раненный в обе ноги, подполз к пулемету и в упор срезал вражеский пикировщик.
Раненые прибывали всю ночь. Школу отвели под госпиталь. В классах расставили койки, учительскую начали оборудовать под операционную. Костя и Слава вызвались было помочь, но им сказали, что обойдутся без них. Они пошли в военкомат, но там с ними не стали и разговаривать. А пионервожатый, к которому они обратились, ответил, что ждет указаний.
Однако Костя не желал больше ждать и слоняться без дела. Он решил обратиться прямо к секретарю горкома партии Аносову. И пусть Аносов скажет, должны ли пионеры в военное время сидеть без дела.
У подъезда горсовета, где на втором этаже помещался горком партии, стоял часовой и никого не пропускал. Здесь теперь находился военный штаб. Все-таки Костя решил ждать. Наконец, из подъезда вышел полный человек с коротко остриженной седой головой. Это был Аносов. В городе все его знали: Аносов жил здесь давно, а старики еще помнили его бойцом бригады Котовского.
Аносова сопровождал военный. У обоих были озабоченные лица. Военный что-то говорил, Аносов внимательно слушал. Так внимательно, что не замечал Кости, хотя тот изо всех сил старался попасться ему на глаза. Видя, что Аносов вот-вот уйдет, Костя — будь что будет — загородил ему дорогу.
— Товарищ Аносов… Петр Сергеевич… Я к вам, то есть мы, пионеры пятого «Б»… Никто не обращает на нас внимания, а мы хотим, то есть мы обязаны, раз война! — выпалил Костя единым духом, весь красный, потный, уже струсивший немного, но всем своим видом желавший показать, что он, Костя, серьезный молодой человек и обращается по серьезному делу.
Аносов остановился, с удивлением разглядывая рыжего взъерошенного мальчика.
— Как тебя зовут? Костя Погребняк? А-а… — На усталом, озабоченном лице секретаря промелькнула улыбка, словно он действительно узнал Костю. Так хорошо начавшийся разговор был, к огорчению Кости, прерван военным, который нетерпеливо сказал, что пора ехать. Аносов шагнул к машине и, открывая дверцу, обернулся к Косте: — Вот что, друзья-товарищи! Помогите-ка раненым. Пишите им письма, читайте газеты… доброе дело сделаете!
С этими словами Аносов уехал.
Костя был горд выше всякой меры. Обратиться к самого/ секретарю горкома партии, побеседовать с ним запросто и получить от него совет — это не всякий сумеет. Слава, к которому поспешил Костя, полностью оценил успех товарища, однако заметил, что следует сообщить пионервожатому. Вожатый одобрил инициативу ребят. Решено было взять шефство над ранеными. После этого все трое отправились в госпиталь.
Начальник госпиталя, маленький военврач в очках, коротко сказал:
— Ладно. Два раза в неделю, от часа до трех. Только не сорить и не шуметь. Обратитесь к дежурному.
Ребятам выдали длинные не по росту халаты, и они вошли в свой бывший класс, где помещались теперь тяжело раненные. Вид раненых поразил Костю. Желтые, заострившиеся, словно высушенные болью лица, с остановившимся, amp;apos; тусклым или лихорадочно блестящим взглядом, запах гноящихся ран, мучительные стоны… Так вот, значит, какая она, война!
Со стесненным сердцем смотрел Костя на раненых. Он ступал на цыпочках, нерешительно оглядывался и, наконец, присел возле одной койки.
— Здравствуй, друг… как тебя звать? — еле слышно произнес боец, который был ранен в голову. Костя спросил, не надо ли почитать газету. А может быть, он хочет написать письмо родным?
— Письмишко неплохо бы… — Раненый с трудом повернул забинтованную голову в сторону Кости. — Ты, малый, в каком классе учишься? Пять кончил? Стало быть, должен грамотно писать.
— Напишу как надо, — важно ответил Костя. — А где вас ранили?
— На переправе. Налетел он и давай садить, только держись! Ну и ему дали. — Раненый рассказал о товарище, который сбил вражеский самолет, и о других бойцах, а о себе- ни слова. Косте это понравилось. Он достал бумагу и карандаш и принялся писать письмо под диктовку.
Костя и Слава покинули госпиталь, очень довольные новым занятием.
2
В это время Аносов находился на берегу речки Казанки. Он приехал сюда вместе с комиссаром пехотной части, оборонявшей ближний участок фронта. Вчера городской комитет обороны обратился к населению с призывом выйти на строительство оборонительного рубежа. Аносов побывал на мельнице, на рыбном заводе, в железнодорожных мастерских, на собрании домохозяек, и теперь горожане, вооруженные кирками и лопатами, рыли окопы на левом берегу Казанки.
Берег был высоким. Отсюда открывалась степь, ровная, кое-где изрезанная оврагами. Комиссар обратил внимание Аносова на эти овраги: они могут послужить укрытием для противника. Комиссар предупредил, что окопы должны быть готовы к вечеру, и уехал.
Аносов обошел линию сооружаемых окопов, поговорил с людьми. Он не скрывал от них серьезности положения. Пусть каждый помнит, что и от него зависит судьба родного города. Лицо Аносова все время оставалось спокойным, лишь изредка в его глазах появлялось напряженное выражение, и тогда было видно, чего стоит ему это спокойствие.
Он передал начальнику строительства приказ сразу же по окончании работ отправить людей (большинство из них были женщины) обратно в город. Помолчав, Аносов добавил:
— Выделите двух человек для наблюдения за местностью. Вы меня поняли?
Начальник кивнул и пошел выполнять распоряжение. Аносов продолжал смотреть с высоты берега на степь. Он гнал от себя мысль, что берег Казанки — просто один из оборонительных рубежей, который может быть в случае необходимости сдан.
Между тем солнце клонилось к закату. Предвечерний ветер побежал по степи, зашуршал в хлебах, подернул рябью воду в речке. И вот из степи начали появляться люди и пушки. Спустя полчаса воинская часть переправилась через Казанку и заняла только что отрытые окопы.
На лицах бойцов, запыленных и потных, лежал отпечаток огромного напряжения и усталости. И все же бойцы с хозяйственной деловитостью принялись устраиваться на новом рубеже, осматривали оружие, нехотя отвечая железнодорожникам из отряда самообороны на обычные в таких случаях вопросы: где немцы, много ли их и т. д.
Солнце село, но вечер еще не наступил. Был тот час, когда все предметы видны с особенной отчетливостью: противоположный пологий и заросший лозняком берег, побитые, затоптанные колосья пшеницы, извилистая щель оврага справа, а впереди ровный, будто проложенный по линейке горизонт, над которым стыл красный закат…
Ветер улегся. Степь затихла. Но бойцы знали, что это обманчивая тишина: скоро начнется новый бой. Гул вражеских самолетов, едва возникнув, сразу заполнил все небо. И вдруг степь, берег и воздух дрогнули. Черные столбы земли поднялись и обрушились вниз, вода в речке закипела. Еще удар и еще. Пыль и дым скрыли берег плотной завесой! Началось то, что на скупом языке военных донесений называется «обработкой с воздуха переднего края». А затем в атаку пошли танки.