Парфюмер Будды

– У кого этот инструмент? – спросил Гу Жень. – И волнует ли вас, что с ним может случиться?

Глава 8

– В середине девятнадцатого века один из моих предков вместе с другими членами Клуба Феникс приступил к осуществлению проекта, целью которого был поиск аромата, способного помочь людям вспомнить их прежние жизни, – произнес доктор Малахай Сэмуэльс и с сияющей улыбкой передал Жас красиво ограненный флакон, наполовину заполненный вязкими золотистыми духами. Когда она взяла его в руки, солнечный свет, проливавшийся сквозь французское окно из сада, осветил его. Яркие искры отразились на потолке, заиграв радугой.

В детстве, когда мама хотела заняться своими стихами, а няня в это время была с Робби, Одри иногда отводила Жас в мастерскую. Иногда двери в сад были открыты. «Ветер сдувает мои ошибки», – всегда говорил отец. Так и было. В те дни Жас вообще не чувствовала никаких духов, только запах травы и кипарисов и всего, что цвело: роз, гиацинтов или пионов. Луис обычно клал для нее на пол подушки и давал Жас коробку, наполненную флаконами без крышек и крышками без флаконов.

С этим она любила играть больше всего.

Жас расставляла флакончики так, чтобы на потолке нарисовался узор.

– Мой светохудожник, – с радостью говорил отец и аплодировал ее стараниям.

Это было самое счастливое время, проведенное с отцом в его мастерской, когда солнце и ветер не подпускали к ней незнакомые видения.

– Открой, – сказал Малахай, возвращая ее в реальность. – Понюхай. Хочу знать, что ты об этом думаешь.

Тяжелая серебряная крышка, украшенная янтарем, легко поддалась. Жас склонила голову и вдохнула ароматную смесь. Запах был обычный, смесь ладана и мирры. Ароматический бальзам. Пахнет так же, как выглядит, – плоский запах, лишенный яркости и жизни.

– Знаете, насколько древний это аромат? – спросила она.

– Согласно переписке, которую я обнаружил, это приблизительно тридцатые годы девятнадцатого века.

– И вы знаете, кто его создал?

– Клуб Феникс воспользовался услугами парфюмера из Франции, чтобы он создал аромат…

Она подняла взгляд от флакона и посмотрела на Малахая, догадавшись, о чем он собирался ей рассказать.

– Парфюмер был из Дома Л’Этуаль?

Он кивнул.

– Робби сказал, что я буду удивлена.

– Надеюсь, приятно удивлена.

– Какое потрясающее совпадение, – как только она это произнесла, то поняла, что ее сейчас поправят.

– Синхроничность не есть совпадение, – сказал Малахай. – Это главный мотив, лежащий в основе всего опыта человека в течение всей истории человечества. Сопутствующие события, которые кажутся простым совпадением, часто оказываются тесно связанными.

Жас дождалась, пока закончится лекция.

– Там есть метка производителя? – спросила она.

Малахай протянул ей увеличительное стекло.

– Внизу, – указал он. – До последней недели я думал, что это печать ювелира. Возможно, именно поэтому мой поиск всегда был безрезультатным. Мне в голову не приходило, что печать может поставить парфюмер и что у меня столько веков была сильная связь с семьей парфюмеров.

Он улыбнулся – для него это означало лишь движение губ, в то время как глаза не выражали никаких эмоций, связанных с улыбкой. По его лицу невозможно было определить, доволен ли он, есть ли у него чувство юмора или доброта. Выражения он надевал, как маски. Но рядом с ним Жас всегда чувствовала себя спокойно и приземленно.

Шестнадцать лет назад из бездны безумия ее спас его ум, а не сердце.

Болезнь Жас достигла своей кульминации после смерти матери. От галлюцинаций не помогали избавиться никакие лекарства. Она изнемогала от таблеток, мозг ее истощился. От страшной электрической машины, которая мучила ее электрошоком, не проходили тошнота и страх. После невыносимых шести месяцев всевозможного лечения бабушка заступилась за нее и увезла в Цюрих в сомнительную клинику Бликсер Рат.

Этим «последним шансом», как назвал клинику отец, руководили ученики Карла Юнга, верившие, что все психические отклонения Жас необходимо начинать лечить прежде всего с ее души. Подобно своему учителю, Рат верил, что к исследованию психики следует подходить с позиций мистики и духовности и к медикаментозному лечению можно прибегать только в крайних случаях и в малых дозах.

Традиционное медицинское сообщество открыто не одобряло такой холистический, сосредоточенный на душевном состоянии пациента подход. Во время девятимесячного пребывания в клинике Жас не принимала никаких лекарств. Вместо этого она подверглась глубокому психологическому анализу, нацеленному на укрепление ее собственных способностей к выживанию. Чтобы понять символизм видений и рисунков, выполненных после долгих медитаций, чтобы расшифровать симптоматику и выявить возможные синхронические события ее жизни, которые могли иметь глубинное значение, Жас должна была выучить универсальный язык души, как Юнг называл мифологию. Этому языку ее учил доктор Малахай Сэмуэльс.

Завершив свою практику в Фонде Феникс, Малахай стал работать в Бликсер Рат как психолог-юнгианец, но не как специалист по реинкарнации. Он никогда не говорил со своими пациентами о вероятных эпизодах из их прошлых жизней. Только спустя годы, прочитав в журнале статью о Малахае, Жас поняла, что в клинике он работал над своей теорией, согласно которой в большом проценте случаев диагноз «шизофрения» ошибочно ставится тем людям, которые переживают воспоминания своих прошлых жизней.

– Ты можешь по штампу определить дату изготовления? – спросил Малахай, глядя через ее плечо, пока она рассматривала гравировку.

– Нет. Я не знакома с историей так хорошо, как следовало бы.

Малахай пожал плечами.

– Это совершенно нормально. Я и не собирался говорить с тобой о прошлом, Жас, просто хочу, чтобы ты мне помогла его раскопать.

Сочетание пристального взгляда и сладкозвучного голоса гипнотизировало. Он совершенно завладел ее вниманием и полностью отдал ей свое внимание. Она не помнила, чтобы, разговаривая с ней, он когда-либо был невнимателен. Это было ее первое воспоминание о нем в Бликсер Рат. Туда она прибыла робким, истощенным подростком, напуганным тенями, преследовавшими ее днем и ночью. Она не могла смотреть ему в глаза дольше минуты. Во время разговора с ней он не отводил от нее взгляда. Ни тогда, ни теперь.

Во время курса лечения в Цюрихе и всегда во время сеансов в последующие годы она думала о нем как о волшебнике, который умел останавливать время. Здесь, в этой библиотеке, с ее деревянными панелями, богатым восточным ковром и абажурами от Тиффани, казалось, что это Нью-Йорк столетней давности. Но дело было даже не в обстановке. Малахай одевался и разговаривал формально, в классическом стиле, но это не выглядело старомодным. Современный темно-синий костюм, старательно завязанный шелковый галстук и монограмма на его накрахмаленной белой сорочке – все это походило на гардероб джентльмена прежних времен.

– Жас, позволь мне построить для тебя парфюмерную лабораторию здесь, в Фонде. Это будет произведение искусства. Летом у тебя нет шоу, верно? Работай здесь и создавай аромат, над которым работал твой предок. Если ты преуспеешь, то я смогу заплатить тебе достаточно, чтобы будущее Дома Л’Этуаль было надежным.

– Робби рассказал вам про наши финансовые проблемы?

Бабушка Жас научила ее никогда не обсуждать денежные дела вне семьи, даже с теми, кто значил для нее столько, сколько Малахай, и было неловко делать это теперь. Жаль, что в электронном письме брата было так мало подробностей о его встрече с доктором.

– Да, но я об этом уже прочел в газете.

Жас обратила свое внимание на хрустальный флакон, который все еще держала в руке, и еще раз понюхала старинные духи. Она была потрясена. Не самим предложением Малахая, но верой, с которой он его сделал.

– Вы готовы понести любые затраты ради изучения фантазии?

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.