Жирдяй

— Да вы чего?! Чего я сделал? — зачастил вздернутый на руки лысый мужичок, натужно ворочая вывернутыми за спину руками — Ну бросился на меня лягушеобразный, я тут причем? Чего я сделал-то? Рефлекс сработал… я человек в прошлом пуганный, жизнью битый, многими обманутый… вот и дергаюсь…

— Замолкни — под резко потяжелевшим взглядом деда Федора пленник сник, отвел взгляд в сторону, плотнее сжал губы — У тебя милок два выбора. Либо все рассказываешь, потом мы на тебе проводим опыты, а затем сажаем в тюрьму, ограждаем от насмешек и льющихся на лысую голову помоев, даем пить и кушать, изредка болтаем на отвлеченные темы. Это был первый вариант. А выбор второй… мы тебя безо всяких разговоров запихиваем вон в тот янтарный сгусток. Ты ведь в Свод заглянул, да? Или нет? Прочел страницу, где про тюрьму липкую рассказано? Если верить словам книжным, то с тюрьмы янтарной не сбежать, план побега не состряпать, с сокамерником не поболтать и книжиц умных не почитать. Это заморозка. Анабиоз, если умными словами бросаться. И сколько ты там храниться будешь словно муха беременная или как просроченные крабовые палочки… того никто не знает.

— Да вы чего… нет, чего пугаете? Дед, ты чего? Кому я слово плохое сказал? Кого обидел?

— Замолкни! — старик не повысил голоса, но Глобус дернулся и замер — Невинного из себя не строй, лаптем не прикидывайся. Ясно кто ты по жизни. Ты лучше послушай внимательно, я ведь самого главного не сказал. Ты теперь представь, планетоголовый, что нам отсюда уходить придется. Вот испугаемся мы прямо сейчас, да и уйдем отсюда навеки. Тюрьму с собой не утащить. Куда нам немощным. А вот закопать ее я сумею! И богатырей наших пособить попрошу, вместе яму и спроворим, янтарь туда сбросим… вместе с тобой! — загремел дед Федор — И землицей присыплем, камней навалим, нужду малую и большую справим, да и уйдем! Потом если тебя кто и откопает случайно, если наткнется на могилку твою жидкую, то случится это ой как нескоро! Может лет через триста по местному календарю! И вот вылезешь ты из могилки, оглядишься, а вокруг то и нет никого,… все уж как двести лет назад в космос улетели! На планету с названием «Насрать на Глобуса!». Или мы все и вовсе в другой мир ушли! Или богами стали, а ты как был лысым куском дерьма, так им и остался! Ну! Говори, гнида! Кайся, падла!

— Говорить? — совсем другим голосом произнес ощерившийся Глобус — А нахрена? Так и так собачья судьба. Либо на цепи сидеть да по твоему приказу гавкать, либо в янтаре непробудным сном почивать. Амнистий ты мне не обещал, сокращения срока за примерное поведение не предусмотрено. И что выбрать прикажешь? Цепь или янтарь?

— С цепи можно сорваться, верно? — произнес дед Федор — Ты человек понятливый, сметливый, все подмечаешь. Когда-нибудь да сорвешься с цепи, убежишь. Ну, а еще, если говорливым окажешься и мелочи разные полезные про товарищей твоих гнилостных расскажешь, то можешь и более мягкое наказание получить — смерть. Сам тебя и кончу, сразу после того как порешим дружков твоих и убедимся, что ты только правду рассказал. Проснешься невиновным, с голой душой и телом, снова по просторам Ковчега скитаться начнешь честным босяком.

— Хотел бы я заново родиться — сам бы постарался себе голову разбить. Или собаку твою пнул бы разок по шарам мохнатым. Она бы меня еще разок укусила от обиды. И все — здравствуй новая жизнь — плюгавый мужичок вызывающе сплюнул на ногу амфа Круха — Подвинься головастик жаберный.

— Ну так пни собаку. Он любит, когда его обидеть пытаются. Употребляет обидчиков в корм вместе с ботинками — пожал плечами старик — Много ли от этого изменится? Мы разведку так и так пошлем, милок. Все одно найдем твоих дружков и задавим их. Как думаешь, получится у нас прирезать твоих корешей? А? Получится?

Глобус открыл было рот, завел глаза вверх,… чавкнул губами… и снова захлопнул пасть. А дед Федор добродушно улыбнулся:

— Вот ты и признался. Значит, не дивизия врагов скрывается в кустах и тебя и поджидает. Значит, сумеем их задавить. Спасибо что признался в самом главном. Так что? Выбирай. Либо сначала споешь как соловей, а затем пару лет погавкаешь как цепная шавка, либо мы тебя замаринуем как гнилую помидорку на веки вечные. А перед тем как засунуть тебя в янтарь, я такую табличку тебе на груди напишу, что даже если меня рядом и не окажется, то никто и не подумает такого конченого ублюдка извращенца оттуда доставать.

— Ты ярлыки не вешай, дедуля…

— Давайте его уже прибьем, а? — не выдержал Влад — А? И сами найдем бандюков. Они же не потомки Чингачгука и Покахонтас, не спрячутся твари от зоркого богатырского русского взора.

— Верно! — поддержал его Белый.

— Угу! — не остался в стороне и амф Крух, брезгливо вытирая ногу о песок — Давайте кончать верблюда плевучего!

— Убить всегда успеется — повторил добрую мудрую истину дед Федор — Вот если бы можно было убить, отрезать голову и насадить на кол для предостережения остальных, тогда другое дело. Тогда уже начал бы тесать колышек двухметровый. А так… ну убьем мы его, развеем кучку пикселей по ветру, а дальше? Много с того поимеем? Ну что, Глобус, будешь говорить? А то сам видишь, товарищи злятся, собираются проломить тебе голову в районе Австралии, то бишь скуловой кости твоей хрупкой. Да и устал я, честно говоря, тебя упрашивать. Дел так и вовсе полно. Так что решай прямо сейчас.

— Ну… — замялся Глобус, лихорадочно бегая глазками по сторонам.

— Устал стоять, ждать и смотреть на глобус — признался я, закидывая дробовик на плечо — И дела на самом деле стоят. А время идет… в общем, если что, то я дома. Как пойдете убивать злыдней — зовите.

— Позовем, позовем — закивал дед Федор — Как не позвать на веселье… иди, Жирдяюшка, иди, отдохни пока. А я сейчас Глобус колану и в гости наведаюсь. Расскажешь, что на горе увидал и что услыхал.

— Угу — кивнул я уже на ходу, посмеиваясь про себя.

Непрост наш старичок, ой непрост — вон как в роль улыбчивого жестокого дедушки вошел. Не поймешь где игра, а где все по-настоящему. Хотя какая к черту игра — такой человек и в реальном мире со спокойной улыбкой глотку тебе передавит, подождет чуток, а затем пальцы платочком вытрет да и пойдет себе дальше…

Дома меня уже ждали. И сразу одарили кружкой горячего рыбного бульона.

Поблагодарив Лесю, я осторожно отхлебнул и удивленно огляделся.

Меня не было все утро, и это время Леся не потратила зря. Прибавилась еще одна бельевая веревка с парой выстиранных кусков чистой материи. Еще висело что-то вроде рваной черной кожаной куртки только с одним рукавом и обилием заклепок. Исчезли разбросанные там и сям ветви и мелкий хворост, перекочевав в кучу около выложенного мною вчера нашего личного очага. А чуть в стороне, метрах в пяти от дерева, появилось три короткие грядки из перекопанной и разрыхленной земли. Почва обильно полита, из нее торчит десяток коротких прутиков и это явно не попытка создать забор от жуков, скорее смахивает на рассаду.

Вот это да… Леся на самом деле настоящая хозяйка.

Интересно, сколько раз я буду это повторять? Ведь я давно убедился, что это так. А еще моя девушка обожает подбирать бездомных котят. Илия и Лисенок уже были здесь. Да и Артем тусил неподалеку, раздувая огонь в очаге.

Заглушив двигатель кеттенкрада, я громогласно объявил:

— Толстый папа вернулся! И чего мы там растим? — поинтересовался я.

— Ягодные кусты! Которые красные. Вдруг прорастут.

— Было бы неплохо — согласился я, отдавая Лесе две птичьи тушки — Дичь!

— Зажарю. И подам с ягодным соусом.

— Поразительно — хмыкнул я — С каждым днем у нас все больше разносолов.

— Чем вкуснее, тем радостней, разве нет?

— С этой мудростью не поспоришь. Лесь, пока я по горам шарахался, что-нибудь случилось? Помимо Янтарной Тюрьмы и Сводов.

— Не-а. Если не считать приползшую большущую морскую улитку размером с корову. Мужчины ее еле-еле убили. А у тебя как утро прошло?

— Ветряки и монстры. Все как всегда — вздохнул я, пусть немного, но красуясь. Ничто человеческое мне не чуждо — Как ребята?