Страница 4 из 38
Но речь сейчас пойдет не о встрече двух разумов, каждый из которых имеет свою линейную и независимую историю развития, а о той чисто гипотетической возможности, когда два разума сосуществуют, деля одно и то же пространство на протяжении длительного периода развития. Рассмотрим мы их, разумеется, на примере моделей, предложенных писателями-фантастами (хотя в конце еще вернемся к этому вопросу — в более «земном» его аспекте).
Рассмотрим несколько вариантов.
1) сосуществование разумов, построенных на принципиально разной биологической основе.
Так и просится добавить — «на негуманоидной», но вообще-то слово «негуманоидный» применительно к разуму или существу, означает всего-навсего, что этот разум и это существо ведут свое происхождение не от приматов (предков человека), а от каких-то других животных. Например, киноидов (собак), как голованы Стругацких. Или динозавров. Такие разумы способны взаимодействовать между собой и понять друг друга, о них речь пойдет позже. Это не тот случай.
А вот, скажем, если с рядом нами на Земле мы измыслим существование цивилизации, чьи представители будут по масштабу неизмеримо больше или меньше людей, уже другое дело. Или если наши предполагаемые соседи будут разреженным газом. Или плазмой.
Так вот, скорее всего две эти цивилизации вообще не будут пересекаться ни по одному параметру, а в случае пересечения будут рассматривать друг друга как факторы чисто природные, стихийные. То есть, столкновения между ними возможны — но человек, наступивший на разумного муравья, не будет восприниматься этим муравьем как собрат по разуму. Скорее, как стихийно шагающая гора.
О контакте в таком случае речи быть не может, если же он есть, он либо случаен, либо, напротив, возможен после длительных усилий обеих сторон, и все же остается единичным и кратковременным. Ближайший пример — недавний рассказ Павла Амнуэля «Двое» в журнале «Если», № 2 за 2008 год, где реликтовая разумная атмосфера выходит на контакт с ученым, но на жизни остального населения планеты это никоим образом не отражается. Положительный момент при таком раскладе — обеим сторонам друг от друга ничего не надо и если и что-то неприятное все-таки происходит, то не по злому умыслу, а чисто случайно. Глобальные же неприятности начинаются только в том случае, когда оба вида начинают бороться за одно и то же территориальное пространство (как разумные муравьи в романе Клиффорда Саймака «Город» вытесняют людей вовсе не потому, что что-то имеют против них, а просто не замечая, как слепая стихийная сила). Такой вариант развития событий ничем не отличается от любой стихийной катастрофы от потопа до глобального оледенения, и с точки зрения фантастики интересен мало, именно из-за отсутствия точек соприкосновения, а, следовательно, сюжетной пружины. Самые интересные проблемы здесь лежат вне сферы фантастики — применительно к данной ситуации речь идет о критериях разумности; вполне может быть, что человечество действительно делит планету с каким-то разумным видом, но до сих пор об этом не догадывается.
2) существование разумных видов, сопоставимых по основным характеристикам, но обитающих в разной среде. В реальности таким примером могли бы стать люди и дельфины (если бы дельфины были разумны в человеческом смысле, иными словами, если бы они создавали техногенную цивилизацию).
На самом деле такая ситуация не грозит катастрофой только в одном случае — именно при условии, что разум соседа по планете не создает техногенной цивилизации. В таком случае ситуация сводится к первому варианту — мы не признаем в них разумных существ и в лучшем случае не замечаем, в худшем — пускаем на мех и мясо. Если же такой «негуманоидный» разум вдруг «обращается к технике» ситуация сводится к глобальному конфликту, что мы видим на примере «Войны с саламандрами» Карела Чапека. Надо отметить, что написанная, как политический памфлет, эта вещь может служить примером самой тщательной разработки биологии и экологии разумного соседа по планете.
3) сосуществование нескольких гуманоидных видов или видов, близких по своим биологическим характеристикам и занимающих одно и то же пространство. Пожалуй, этот случай можно назвать самым привлекательным для фантастов и самым плодотворным в смысле корпуса фантастических текстов. Просто золотое дно.
Эксперимент этот провалился на практике — на протяжение солидного исторического отрезка времени на земле жили бок о бок несколько рас разумных гоминидов, и мы все видим, чем это закончилось. Тем не менее, фантасты упорно пытаются доказать обратное; сосуществование нескольких разумных видов на одной территории возможно. Впрочем, на самом деле, если вдуматься, чаще всего фантасты выстраивают не столько биологические, сколько социальные модели земных социумов. Скажем, в «Мире Роканнона» Урсулы Ле Гуин место феодалов и хозяев континента занимают высокие светловолосые ангья, которым подчиняются низкорослые и черноволосые ольгьо (эти две разновидности — скорее два антропологических типа, чем два биологических вида). Но и два других разумных вида, бок о бок с людьми обитающие на континенте — и мрачные подземные карлики, и эльфоподобные ллиу явно признают первенство ангья. Особняком стоят некие живущие в горах существа-полубоги, не вступающие ни в какие контакты с окружающим миром, но их ничтожно мало, они ни во что не вмешиваются, и их мало кто видел. И крылатые вампиры, но эти не разумны в прямом смысле слова.
Мультивидовые конструкции — излюбленный конек авторов фэнтези. Вот кто возводит сложные схемы: орки, гномы, гоблины, люди, эльфы — и все на одной территории! Рискну заявить, что именно ксенофилия фэнтези привлекает к ней читателя, удовлетворяя его ксенофильские порывы, которые есть у каждого нормального человека, причем удовлетворяя их безопасно, на бумаге. Человек, всерьез рассматривающий лозунг «Москва для москвичей», вполне может быть горячим поклонником Толкина.
Мало того, авторы фэнтези склонны делать упор именно на иерархию, сплошь и рядом измышляя некую «старшую» по отношению к человеку расу, занимающую доминирующие позиции.
Создается ощущение, что в той психокорректирующей, «комфортной» инфантильной литературе, которой безусловно является современная фэнтези, удовлетворяется еще одна потребность современного человека — потребность наблюдать кого-то выше и могущественней себя, некий аналог фантастического родителя или взрослого, обладающего повышенными способностями, физиологическими и душевными характеристиками и прочая, и (что очень важно), способного поднять избранных людей до своего уровня. К реальным мультивидовым взаимодействиям это, однако, никакого отношения не имеет, скорее к психотерапии. Социальные построения большинства авторов фэнтези, повторюсь, насквозь иерархичны, начиная с основоположника — Толкиена, чьи эльфы и выглядят, и ведут себя как сеньоры. Когда же Терри Пратчетту потребовалось построить демократическую мультирасовую модель, ему пришлось убрать из своей картины мультирасового мира «старшую расу» эльфов — иначе никакого демократического Анк-Морпорка просто не получилось бы. Мало того, ему потребовалось написать целый роман «Дамы и господа», чтобы окончательно разделаться с эльфами, и, если так можно выразиться, с самой эльфийской идеей. В результате Пратчетт на примере своих гномов, троллей и других нацменов просто воспроизводит типичную ситуацию большого города со всеми преимуществами и пороками, присущими мультиэтническому сообществу. В этом смысле Анк-Морпорк нечто вроде Нью-Йорка XIX — начала ХХ века с его итальянскими и китайскими кварталами, итальянской мафией, и отчаянными попытками сплотить этот тянущий в разные стороны человеческий материал в единое общество. В этом смысле, скажем, тролли по поведению и по типу врастания в мультисоциум ничем не отличаются, скажем, от итальянцев в Америке или кавказцев в России. Гораздо интереснее и сложнее разработаны Пратчеттовские гномы, чья культура и биология действительно чужеродны людям (при значительно бОльшем сходстве в биологии, чем между людьми и троллями, чья биология, впрочем, описана весьма условно и карикатурно).