Лукреция Борджа

Если папа и боится этой варварской армии, то народное веселье, охватившее весь город, ранит его еще больше. «Толпа, — пишет он своей дочери, — всегда готова рукоплескать победителю, особенно когда он предстает в столь великолепном облачении». Зато внешний вид Карла VIII в сопровождении Асканио Сфорца и кардинала Джулиано делла Ровере, врагов папы, разочаровывает наместника Святого Петра. У него глаза навыкате, хрящеватые уши, большой толстый нос, отвислые губы, вечно приоткрытый рот, нервно подергивающиеся руки. «Il gobbo»[8] — прозвище, которым украсила этого тщедушного, словно расплавившегося в теплых доспехах человека молва, несколько успокаивает Александра VI, который опасался увидеть короля-рыцаря.

Гонец понтифика также сообщает Лукреции о пожарах и грабежах, устроенных солдатней, в частности о разграблении домов Ваноццы, кардинала Карафа и епископа Козенцы: вещи украдены, мебель сломана и среди прочего — испорчены бесценные карты земных полушарий. Залы дворца превратились в конюшни, на мраморном полу солома, лошадиный навоз, моча и рвотные массы пьяных солдат; негодяи дерутся в борделях, пьют и едят вдоволь и ни за что не платят. Рим превратился в свинарник: наемники разгуливают по гетто и насилуют молодых евреек, предварительно покончив с их мужьями. И если, продолжает гонец, 5 января на праздник Богоявления папа позволяет цвету рыцарства облобызать ему ноги, это не значит, что он согласится удовлетворить требования короля Франции: оставить замок Святого Ангела, выдать ему принца Джему и Чезаре, дать инвеституру Неаполитанского королевства. Со своей стороны кардиналы Сфорца, делла Ровере, Савелли и Колонна призвали государя во время церковного собора свергнуть наместника Христа. Попавшему в ловушку Александру VI видится только один выход: оставаться в замке Святого Ангела, куда Чезаре и двоюродный брат папы архиепископ Монреальский Хуан Борджа сопроводили его, чтобы организовать защиту крепости. Увидев уже приведенную в боевую готовность королевскую артиллерию, Александр VI дает знать Карлу VIII и его канонирам, что он готов лично взойти на стену замка, с папской тиарой на голове и дароносицей в руке.

Монарх колеблется. Войти в собор Святого Петра, переступив через труп главы Церкви, — слишком дурное начало для осуществления его честолюбивых планов относительно Неаполитанского королевства. Несколько часов спустя часть крепостной стены все-таки разрушают, и король ждет капитуляции Его Святейшества. Четыреста испанцев, защищающих цитадель, больше не в силах сдерживать захватчиков. Однако по приказу папы на самый верх крепостной стены выносят покрывало святой Вероники и головы святого Петра и святого Павла в хрустальных раках, и это дважды останавливает осаждающих.

При условии, что он не станет «рабом французов», Александр VI изъявляет желание пойти на компромисс и заявляет о своей готовности выдать Джему, а затем Чезаре и простить кардиналов-предателей. Когда возникает вопрос о коронации короля в Неаполе, папа уклоняется от него. Тем не менее Карл VIII считает себя вполне удовлетворенным, поскольку присутствие Чезаре Борджа в качестве папского легата дает ему уверенность в том, что, как только будет изгнана Арагонская династия, он получит необходимую ему инвеституру в Неаполе.

Глава римской Церкви сохранил главное. Он избежал созыва собора и добился признания своего высокого сана. Его власть не пострадала.

По мнению Лукреции, ее отец, решивший погибнуть под руинами замка Святого Ангела и вышедший победителем в неравном бою, совершенно заслуженно носит имя македонского императора. Что касается Чезаре, то он тоже дает сестре повод для гордости: будучи скорее пленником, чем легатом, он какое-то время находился в свите короля Франции. Однако 30 января 1495 года, переодевшись конюхом, Чезаре сбежал из Веллетри, явно с согласия своего отца, чтобы укрыться в Риме у Антонио Флореса, аудитора Роты[9], а затем в Сполето. Карл VIII, в ярости от мысли о том, что его обвел вокруг пальца двадцатилетний кардинал, требует объяснений у папы, который уверяет его, что безумно сожалеет о случившемся, и при этом доверительно сообщает приближенным, что «французы привыкли смиряться со свершившимися фактами».

Известие о смерти Джемы, последовавшей 25 февраля, глубоко опечалило Лукрецию: она, как мы помним, сочувствовала этому тридцатичетырехлетнему человеку, старалась хоть как-то смягчить тяготы плена, и мусульманский принц никогда не скрывал, что получает удовольствие от пребывания во дворце Санта-Мария-ин-Портику, где с ним обращались, как с членом семьи.

Дата этой смерти важна постольку, поскольку она знаменует начало нападок, чаще всего клеветнических, волны которых в один прекрасный день с головой покроют клан Борджа и потом будут еще долго бушевать. Когда внезапно умирала особа королевской крови, в те времена обычным делом было пускать слух, что причиной тому был яд. Бурхард видит причину смерти Джемы в «еде или напитке, не подходящем для его желудка», однако враги Александра VI напоминают о том, что за пять месяцев до трагического события папа получил письмо от султана, где последний предлагал 300 тысяч дукатов в обмен на устранение младшего брата. Столетие спустя историк Пауль Иове обвинит папу в том, что «он подмешал к сахару, который добавляли Джеме в питье, отравленный порошок ослепительной белизны и приятного вкуса». Жизненные силы покидали человека не сразу, снадобье приводило к смерти постепенно, проделывая свою страшную работу. Таким образом, принца выдали Карлу VIII, когда он уже был отравлен.

Впоследствии в хор клеветников вольются историки Садеддин, Гвиччардини и Марино Санудо. По их мнению, яд был излюбленным орудием Борджа. Действительно, к тому времени он давно уже был в ходу. Когда Козимо Медичи прислал том сочинений Тита Ливия Альфонсо Неаполитанскому, родственники последнего отсоветовали ему прикасаться к нему, поскольку страницы могли быть отравлены. Такие правящие династии, как Сфорца или Арагоны, без колебаний будут прибегать к яду, чтобы обеспечить свое господство. Один знающий человек предложил Венецианскому Большому Совету налить «последний напиток» султану, и, как это было заведено, Светлейшая республика одобрила проект, хотя потом от него отказалась. Пауль Иове приписывает Чезаре и Александру VI использование cantarella[10], считавшейся также возбуждающим средством. Позднее Вольтер напишет: «Шпанскую мушку, которую, как принято считать, широко использовали Борджа, производили из слюны свиньи, доведенной до бешенства: ее подвешивали за ноги вниз головой и долго били, пока она не околевала.

Полученный таким образом яд столь же быстродействующий и сильный, как змеиный. — И благоразумно добавляет: — Возможно, все это лишь выдумки». Venerum atterminatum, отвар, приготовленный на яичной основе, действовал, как утверждала сведущая в подобных делах Катарина Сфорца, «в положенный срок» и, судя по всему, был более распространен. Сообщают также об Aqua Tofana, не имеющей запаха и цвета; достаточно было одной капли раз в месяц — и результат получался превосходный… по истечении двух лет.

В одной из своих хроник Стендаль рассказывает, что для убийства принц Савелли использовал ключ с зазубриной, смазанной смертельным веществом. Он давал ключ дворянину, от которого желал избавиться, указывал ему на шкаф и просил найти в нем какой-нибудь документ; замок был ржавым, и, чтобы он поддался, несчастному приходилось прилагать усилия, он незаметно для себя сдирал кожу на руке — и через сутки умирал.

Выгодно ли было Александру VI отравить Джему? Нет. Более того, Баязет перестал бы перечислять 40 тысяч дукатов ежегодной ренты! Что же касается утверждения врагов понтифика, будто султан предложил 300 тысяч дукатов за смерть принца, то свидетельств тому не найдено. Больше всех кончиной Джемы был опечален Карл VIII, потерявший весомый аргумент, который во время крестового похода мог бы принести большую выгоду. Чтобы не обострять отношения с Ватиканом, он соглашается считать эту смерть естественной.

8

Горбун (ит.).

9

Высший суд (ит.).

10

Шпанская мушка (ит.).