Страница 6 из 21
В день валютной реформы я ехал со своей тетей и младшей сестрой на трамвае 8-го маршрута по Рурской области от Реклингхаузена в Бохум-Лангендреер. Тетя везла нас на новую квартиру. Мне было три года и четыре месяца, но я и сейчас помню, как неуверенно стоял я на еще незнакомой лестничной площадке и слово «валютная реформа» все время вертелось у меня в голове. Но, как ни старался, я не мог представить себе, что оно означало. Тем не менее во время всей поездки на трамвае это слово было у всех на устах, родители и тетя тоже постоянно говорили об этом.
В 1951 г. мы снова переехали в Реклингхаузен. Наша новая квартира находилась в только что восстановленном доме, в котором с самого первого этажа была возведена новая кирпичная кладка. За исключением еще двух, трех домов в окрестности вся улица лежала в развалинах. А когда мы в 1955 году выехали из этой квартиры и перебрались в новый коттедж, вся улица уже была застроена.
В чем же состояла причина этого чуда? Конечно, по мнению моих родителей и всех взрослых, которых я знал, дело заключалось в великолепной валютной реформе и фантастической экономической политике Людвига Эрхарда. Конечно, мы развязали ужасную войну, я это знал уже в возрасте восьми-десяти лет. Конечно, моя бабушка и мать потеряли родину и имущество, мужа, отца, сыновей и братьев. Там, где была их родина, сейчас жили русские и поляки. Я слышал это почти ежедневно. Конечно, мы были оккупированной страной. Это я видел по британским военным машинам, которые часто проезжали по нашей улице. Но у нас была немецкая марка и экономическое чудо, и этого у нас никто не мог отобрать. Так я рос. Нашим национальным достоинством был экономический успех. Он принес нам уважение со стороны других. А в остальном было не так уж много того, чем мы могли бы гордиться.
В 1964 г. я впервые посетил Англию и увидел с некоторым удивлением, граничившим с юношеским невежеством, запущенную ветхость городов и улиц почти мировой державы. (Привлекательность британского отношения к вещам я открыл лишь при позднейших посещениях.) В 1965 г. я путешествовал пешком и на попутных машинах по Греции и встретился с архаичными условиями жизни: осел был в сельской местности главным транспортным средством. В кафе в любое время дня было полно мужчин, очевидно, они сидели там целый день за кофе по-турецки или узо. Все это подавалось с большим стаканом воды и стоило три драхмы, в пересчете примерно 26 пфеннигов. Сутки проживания на частной квартире стоили 3 марки. На вокзале я увидел настоящий работающий аппарат Морзе. Когда мой поезд спустя три недели снова въехал на главный вокзал Мюнхена, я был ошеломлен его размерами и современностью.
Я начал интересоваться экономикой и долгими часами в секретариате бундесвера в Ольденбурге проглатывал целые экономические разделы в газете «Франкфуртер альгемайне» и в журналах «Шпигель» и «Цайт».
В это время послевоенный бум окончательно подходил к концу1: в 1965 г. реальный рост экономики упал с 9 % (!) до 5,7 %, в 1966-м – до 2,8 %, а в 1967-м национальный продукт даже сократился на 0,2 %. Инфляция выросла до 3,5 %. Федеральный банк прореагировал и повысил постепенно до мая 1966 г. учетную ставку до 5 %. Спор о федеральном бюджете 1967 года, которому грозил дефицит примерно 5 % от расходов, или 4 миллиарда ДМ, привел к выходу Свободной демократической партии (СвДП) из коалиции и к окончанию срока пребывания Эрхарда в должности канцлера. 1 декабря 1966 г. министр экономики ФРГ Карл Шиллер смог с гордостью провозгласить, что немецкая экономика выросла на 8 %.
За дискуссией того периода я следил из моей казармы в Ольденбурге с большим вниманием: постоянный рост и повышающееся благосостояние не были чем-то само собой разумеющимся! Людвиг Эрхард своими призывами к умеренности проявил себя как беззубый тигр, но зато зубы были у Бундесбанка! И он добился снижения темпов инфляции ценой экономического спада и роста безработицы до 2,2 % (1967).
Бундесбанк показал, что его закрепленная законом о Федеральном банке 1968 г. автономия и первоочередная обязанность сохранения стабильности цен не была пустым заблуждением, хотя здесь мог быть потенциал для конфликта.
Казалось, что начинавшаяся с большой коалицией эйфория планирования решит эту проблему: новый министр экономики ФРГ Карл Шиллер – профессор из Гамбурга с отличной репутацией – прямо-таки официально ввел теории Джона Мейнарда Кейнса в правительственную политику. С принятым в 1967 г. Законом о стабильности и росте был создан тот инструментарий, который в будущем мог бы избавить Федеративную Республику от резких спадов экономической активности, во всяком случае на это была надежда и в этом было мое убеждение.
Будучи студентом экономического факультета первого семестра летом 1967 года, я вообще имел очень твердые убеждения и верил, что только разумом и силой воли можно сформировать вечный экономический рост и постоянно повышающееся благосостояние. Но это убеждение длилось недолго. В течение 1970–1971 годов выяснилось, что к социально-либеральному федеральному правительству с его задачей своевременно остановить чрезмерный бум, в политическом и прогностическом плане предъявлялись чрезмерно повышенные требования, так же, как это было в 1964–1965 годах при многократно высмеиваемом Людвиге Эрхарде. Этому никак не мог помочь набор инструментов существующего всего четыре года красивого Закона о стабильности и росте.
Первый социал-демократический министр финансов Алекс Меллер в мае 1971 года после 18 месяцев пребывания в должности ушел в отставку, потому что в политике расходов он не мог справиться с другими ведомствами. Карл Шиллер как «суперминистр» дополнительно возглавил министерство финансов ФРГ, но он рассорился из-за налоговой политики с СДПГ и в июле 1972 года тоже ушел в отставку. За ним последовал Гельмут Шмидт.
Конец Бреттон-Вудской валютной системы
Гельмут Шмидт, ставший спустя несколько лет «мировым экономистом», в 1975 г. вместе с французским президентом Жискаром д’Эстеном учредил ежегодный Всемирный экономический форум и начал как относительный дилетант в вопросах мировой экономики. Во время Большой коалиции 1966–1969 годов он был председателем фракции СДПГ в бундестаге.
В то время начала проявляться напряженность в мировой экономической системе. Валютная система послевоенного времени, так называемая Бреттон-Вудская, создала мировую валютную систему со стабильными курсами валютного обмена. Но уже в пятидесятые годы выявилось, что некоторые страны больше склонялись к профициту затратно-доходного баланса, другие же – к дефициту затратно-доходного баланса. Определенные различия проявлялись также и в тенденции к инфляции.
Растущие профициты в немецкой внешней торговле уже в 1961 г. привели к повышению стоимости немецкой марки на 5 %. Доллар больше не стоил 4,20, а только 4,00 д-марки. Это соотношение считалось большим исключением в твердой структуре валютных курсов Бреттон-Вудской системы. Однако напряженность в системе продолжала расти и постепенно привела с 1969 по 1971 год к ее краху. Слишком сильно сальдо затратно-доходных балансов развивались в различных направлениях, слишком разными были темпы инфляции. В странах, имеющих явный пассивный платежный баланс, таких как Великобритания, иногда заканчивались деньги, необходимые для интервенции на валютных рынках, и страны с явным профицитом, такие как Федеративная Республика Германия, испытывали все большие трудности, надо было согласовать беспрерывную эмиссию д-марки против валюты с отвечающей требованиям стабильности денежной политикой.
Незадолго до выборов в бундестаг в 1969 г. стоимость д-марки вновь выросла, дальнейшее повышение произошло вскоре после выборов, а с отменой Бреттон-Вудской системы произошло окончательное освобождение валютного курса. В 1971 г. доллар стоил только 2,30 д-марки. Гарантию обмена доллара на золото американский президент Никсон отменил в августе 1971 г.
Решительная политическая борьба за повышение стоимости д-марки существенно сказалась на выборах в бундестаг в 1969 г. Министр финансов от СДПГ Карл Шиллер и большинство экономистов были за повышение стоимости. Предприниматели были сплошь против. Они опасались недостатка конкуренции и в целом ценили преимущества планирования твердых валютных курсов. Они пользовались поддержкой федерального министра финансов от ХСС Штрауса (и, кстати, председателя фракции СДПГ Гельмута Шмидта).