Страница 2 из 3
Я спросил:
– Мой милый Вандевантер, у ваших неприятностей есть какая-нибудь причина?
– Никакой. Для меня это абсолютная загадка. Признаю, что я не раскрыл ни одного преступления, но я не думаю, что дело в этом. Никто же не ждет, что все они будут раскрываться.
– А другие детективы раскрывают хоть малую толику дел?
– Время от времени бывает, но их способ действия вызывает у меня глубокий шок. У них такое мерзкое чувство недоверия, такой разъедающий скептицизм, такая манера смотреть на подозреваемого и цедить сквозь зубы: «Вы подумайте!» Или: «Расскажите вашей бабушке!» Это унижает людей. Это… это не по-американски.
– А может быть, что такие подозреваемые говорят неправду, и к ним следует отнестись со скептицизмом?
Вандевантер на мгновение опешил:
– Вы знаете, я думаю, что это возможно. Какая ужасная мысль!
– Ладно, – сказал я. – Я подумаю, что можно сделать.
Тем же вечером я вызвал Азазела – двухсантиметрового демона, который мне пару раз помог за счет присущей ему волшебной силы. Я вам про него никогда не говорил… Ах, говорил? Что, в самом деле говорил? Ну, ладно. Он появился в маленьком круге слоновой кости на моем столе, когда я сжег по периметру этого круга специальные снадобья и произнес несколько древних заклинаний – к сожалению, не могу посвятить вас в детали.
Он появился одетый в длинную ниспадающую мантию – длинную по крайней мере в сравнении с двумя сантиметрами, коими измеряется его рост от основания хвоста до кончиков рогов. Одну руку он простер вверх и что-то быстро говорил визгливым голосом, помахивая хвостом.
Ясно, что он находился в процессе какой-то церемонии. Он из тех созданий, которых всегда занимают несущественные подробности. Мне никогда не удавалось его застать в состоянии спокойного отдыха или достойного ничегонеделания. Он всегда занят какой-нибудь несвоевременной ерундой и страшно злится, когда я его отрываю. Однако на этот раз он меня сразу признал и улыбнулся. По крайней мере, я думаю, что он улыбнулся, потому что черты его лица рассмотреть трудно, а когда я однажды взял для этого лупу, он безмерно оскорбился.
– Отлично, – сказал он. – Такая перемена меня устраивает. Речь была отличная, и я уверен в успехе.
– Успехе в чем, о Великий? Ведь успех, несомненно, сопровождает все твои начинания.
(У него слабость к такой грубой лести. В этом смысле он как-то забавно напоминает вас.)
– Я прохожу на правительственный пост, – сказал он довольно. – Меня должны выбрать мырдоловом.
– Могу ли я почтительно просить снизойти к моему невежеству и объяснить мне, что такое мырд?
– А, это такое мелкое домашнее животное, которое у нас разводят для забавы. У некоторых этих мырдов нет лицензии, и мырдолов их отлавливает. У этих мелких зверьков звериная хитрость и отчаянная храбрость, и заниматься этим должен кто-то с интеллектом и мощью – любой другой провалит дело. Тут некоторые фыркали и говорили: «Азазел? Да его разве можно выбирать мырдоловом?» – но я им покажу, что справлюсь. Так чем я могу тебе помочь?
Я объяснил ситуацию, и Азазел страшно удивился:
– Ты говоришь, что в твоем ничтожном мире особь не может определить, соответствует ли объективной истине утверждение, сделанное другой особью?
– У нас есть такое устройство, называется «детектор лжи», – объяснил я. – Он измеряет кровяное давление, электрическую проводимость кожи и тому подобное. Он может определить ложь, но с тем же успехом определяет нервозность и напряжение, принимая их за ложь.
– Это понятно, но ведь есть же тонкие параметры функционирования желез, свойственные любой особи, по которым всегда можно определить ложь – или это вам неизвестно?
Я уклонился от этого вопроса.
– Есть ли способ дать возможность детективу нулевого класса Робинсону определять эти параметры?
– Без ваших громоздких машин? Только средствами собственного разума?
– Да.
– Ты должен понять, что ты просишь меня воздействовать на разум особи твоего вида. Разум большой, но крайне примитивный.
– Я это понимаю.
– Ладно, я, попробую. Ты должен отнести меня к нему или привести его сюда, чтобы я мог его исследовать.
– Конечно.
И так и было сделано.
Вандевантер пришел ко мне через месяц с изумленным выражением лица.
– Дядя Джордж, – сказал он, – со мной произошла необычайнейшая вещь. Я допрашивал молодого человека, подозреваемого в ограблении винного магазина. Он как раз рассказывал мне подробности, как он проходил мимо магазина, глубоко задумавшись о своей бедной матушке, что страдала от страшной головной боли после полубутылки джина. Он зашел в магазин проконсультироваться, разумно ли пить джин сразу после такого же количества рома, как вдруг владелец без всякого видимого повода сунул ему в руку пистолет и начал запихивать к нему в карманы содержимое кассы – а молодой человек изумлялся и брал, – и как раз в эту минуту вошел полисмен. Молодой человек предполагал, что владелец хотел как-то расплатиться за страдания, причиненные его (владельца) товаром его (молодого человека) бедной матушке. Вот он мне это рассказывает, а мной вдруг овладевает странное чувство, что он – э-э – выдумывает.
– В самом деле?
– Да. Очень забавное чувство, – Вандевантер понизил голос до шепота. – Мне каким-то образом стало известна не только то, что молодой человек вошел в магазин уже с пистолетом, но и то, что у его матушки вообще не болела голова. Вы можете себе представить, чтобы кто-то плел небылицы о родной матери?
Тщательное исследование показало, что Вандевантер был прав во всех отношениях. Молодой человек действительно говорил неправду о родной матери.
С этого момента способности Вандевантера неуклонно росли. За месяц он превратился в искусную, проницательную, безжалостную машину обнаружения лжи.
Весь департамент с возрастающей заинтересованностью наблюдал, как одна за другой проваливались попытки подозреваемых обвести Вандевантера вокруг пальца. Ни одна история о глубокой погруженности в молитву и чисто машинальном вскрытии при этом несчастного сейфа не могла выдержать его беспощадной логики допроса. Адвокаты, инвестировавшие доверенные им деньги сирот в обновление собственных офисов – совершенно случайно, по ошибке, – быстро выводились на чистую воду. Бухгалтеры, по недосмотру вычитавшие номер телефона из графы «налог к уплате», ловились на собственных противоречиях. Торговцы наркотиками, только что подобравшие пятикилограммовые пакеты с героином в ближайшем кафе и искренне принимавшие его за сахар, сдавались под капором неопровержимых аргументов.
Вандевантер Победоносный – так называли его теперь, и даже сам комиссар под аплодисменты всего отделения вручил ему настоящий ключ от уборной, не говоря уже о том, что его офис перенесли в начало коридора.
Я уже поздравлял себя с тем, что все отлично и что вскоре Вандевантер, убедившись в своем успехе, женится на Минерве Шлумп, как вдруг явилась сама Минерва.
– О дядя Джордж, – прошептала она с ужасом, покачивая всем своим упругим телом и падая ко мне на грудь. От страха она была на грани истерики.
Я подхватил ее, прижал к себе и минут пять-шесть выбирал стул, чтобы усадить ее поудобнее.
– Что случилось, моя милая? – спросил я, медленно сгружая се с себя и оправляя на ней одежду на случай, если бы в ней был непорядок.
– Дядя Джордж, – сказала она, и в ее красивых глазах показались слезы. – Вандевантер.
– Я надеюсь, он не шокировал тебя непристойными или неуместными предложениями?
– О нет, дядя Джордж. Он слишком хорошо воспитан, чтобы делать такие вещи до свадьбы, хотя я ему осторожно объяснила, что вполне понимаю, какое влияние оказывает на поведение молодых людей гормональная сфера, и что я вполне готова простить его, если он не сможет этому влиянию противостоять. Но он держит себя под контролем.
– Так в чем же дело, Минерва?
– Ах, дядя Джордж, он расторг нашу помолвку.
– Это невероятно. Нет людей, которые друг другу подходили бы больше. Почему?