Страница 6 из 112
— В последний момент что-то пошло не так, — горячился Варуи, оставив в покое бороденку. — Будь у нас копья…
Крестьянский бунт был подавлен. Потревоженная тень великой дамы — да святится имя ее, ведь она покончила с племенными войнами! — вновь могла почивать с миром.
Гарри Туку сослали в пустынную глушь, на окраину страны. Но, потерпев поражение, партия не пала духом. Тогда и появился человек с горящими огнем глазами. Знала его лишь горстка людей. Но придет время, и его узнает весь мир. «Пылающее копье» — так окрестил народ этого человека.
Кихика… Муго впервые увидел его на партийном митинге в Рунгее. Разнесся слух, что будет выступать Кениата, недавно вернувшийся из страны белого человека. Митинг должен был начаться после полудня, но уже к десяти часам утра люди забили всю базарную площадь: забрались на крыши лавок, как саранча облепили деревья. С того места, где устроился Муго, было видно все. Вон сидит Гиконьо, самый известный плотник в Табаи. Рядом с ним — Мумби. О ней говорят, что красивее не сыщешь на всех восьми холмах. За красоту она получила прозвище — Королева Макери.
Митинг открылся с часовым опозданием. Стало известно, что Кениата не приедет. Но ораторов собралось много: и из Муранги, и из Найроби. Был даже один луо из Ньянзы — ведь для партии не существует племенных различий. Толпа особенно долго аплодировала табайскому парню Кихике. Его речь была не похожа, на те, что звучали на митингах во времена Гарри Туку. Теперь все было ясно: петициями ничего не добьешься.
— …Сейчас не двадцатый год. Пора перейти от слов к делу, — чеканил Кихика, и женщины из Табаи дергали друг дружку за платье, за волосы и повизгивали от восторга. Кихика, сын их земли, на глазах превращался в героя, в легенду. Никому и в голову не приходило, что этот парень так отважен и смел, столько знает. Кихика обратился к истории племени, потом заговорил о приходе белого человека и рождении партии. Муго следил за Гиконьо и Мумби — те глаз не отрывали от Кихики, будто от его слов зависела вся их жизнь.
— …Мы стали ходить в его церковь. Мубия [2] в белой рясе раскрыл нам Библию: «Встанем на колени и помолимся». Мы опустились на колени. «Закройте глаза!» Мы повиновались. Он-то глаз не закрыл, ему надо по книге читать. Открыли и мы глаза, да поздно — отняли нашу землю, и огненный меч сторожил ее. А Мубия все сеял слово божье: «Собирайте себе сокровища на небе, где их тля не истлит и ржа не источит…» Себе-то он сокровища на земле копил, на нашей земле!
Слушатели засмеялись, но Кихика даже не улыбнулся. Ростом он был невысок, зато голос чистый и громкий. Говорил он не спеша, веско, с расстановкой, изредка коротким жестом указывая на землю и небо, точно призывая их в свидетели своей правоты. Под конец он сказал о великой жертве:
— Придет день, когда мы услышим зов нашей несчастной родины, и брат не пощадит брата, мать — сына!
Муго поперхнулся от возбуждения. Не станет он хлопать этому выскочке. Лет ему, наверное, не меньше, чем Муго. Ну и наглец! Говорит о крови с такой легкостью, словно это колодезная вода! Муго тошнило при одном виде или запахе крови. «Ненавижу его!» — неожиданно сказал он вслух и испугался. Посмотрел на Мумби. Ведь Кихика ее родной брат. Интересно, о чем она сейчас думает? Все взоры были прикованы к помосту. Муго ощутил прилив ревности, но и сам невольно перевел взгляд на Кихику. В этот момент их глаза встретились, и Муго прочел во взгляде оратора упрек. На какой-то миг толпа и весь мир канули в безмолвие. Остались только Кихика, упрекающий, и Муго — весь ненависть и страх.
— Бдите и молитесь! — воскликнул Кихика и напомнил людям известную поговорку суахили: «И лучший друг может оказаться заклятым врагом».
Сам Кихика, не колеблясь, принес жертву, о которой говорил на митинге. Когда в октябре пятьдесят второго Джомо и его соратники были арестованы, он ушел в лес. За ним последовала горстка молодых мужчин из Табаи и Рунгея.
О них заговорили после налета на полицейский участок в Махи, один из самых крупных во всей долине Рифт-Вэлли, долгие годы звавшейся Белым Нагорьем. В Махи находилась также пересыльная тюрьма, где держали мужчин и женщин перед отправкой в концлагеря. Отсюда доставлялось оружие и припасы полицейским и воинским постам, разбросанным по Рифт-Вэлли для поднятия духа белых поселенцев. И днем и ночью были видны крепостные стены, окружавшие городок. Махи считался неприступной преградой на пути к одной из прекраснейших долин на свете. Крепостные стены уступами поднимались к нагорью. Но надежнее стен охраняла долину гряда словно обрубленных горных вершин, испещренных впадинами и кратерами. Ее край терялся в далекой, таинственной дымке.
Этой ночью долина погрузилась во мрак, и лишь у въезда в Махи горели фонари. Было тихо-тихо. Город-крепость. Одно название казалось достаточной защитой против любого нападения, и офицеры гарнизона привыкли к праздности. Черные солдаты, следуя их примеру, не утруждали себя службой. В эту ночь остались на постах несколько человек, так, для виду.
И вдруг трубы, свистки и рожки разорвали тишину. «Ухуру!» Из тюрьмы донесся ответный крик: «Свобода!» Дежурный офицер, едва пришедший в себя после вечерней попойки, потянулся к телефону, каким-то чудом умудряясь одновременно натягивать штаны. Но рука, державшая трубку, вдруг разжалась, брюки упали на пол. Телефонный провод перерезан. Значит, соседние посты не придут на помощь… Застигнутая врасплох полиция и не пыталась дать отпор отряду Кихики. Большинство полицейских побросали оружие и, вскарабкавшись на стены, пустились наутек. Люди Кихики ворвались в тюрьму, освободили заключенных, казармы сожгли. Пополнив отряд, захватив богатые трофеи, Кихика вернулся в лес. Теперь можно было развернуть борьбу в таких масштабах, какие никому не снились во времена Вайяки и Гарри Туку.
Люди стали называть Кихику грозой белых. «Он способен передвигать горы и высекать молнии!» — утверждала молва.
За его голову назначена была награда.
Тот, кто доставит Кихику живым или мертвым, получит кучу денег.
Кихику схватили через год на опушке леса Киненье. Он был один.
Кто в это поверит? Ведь по его слову сдвигаются деревья и горы, он может десять миль проползти на животе через песок и колючий кустарник!.. Разве белые с таким справятся? Он уйдет у них из-под носа…
Его пытали. Говорят, англичане загнали ему бутылку в прямую кишку. Они ждали, что он предаст «лесных братьев». Говорят еще, что ему посулили много денег и бесплатную поездку в Англию, где он сможет пожать руку женщине, недавно севшей на трон. Только зря все…
Его повесили в воскресное утро на базарной площади Рунгея, неподалеку от того места, где когда-то он призывал оросить кровью дерево свободы. Полиция и воинские подкрепления сгоняли людей из Табаи и с окрестных холмов поглядеть на раскачивающегося на дереве бунтаря — чтоб другим неповадно было!
Но партия жила и боролась, как говорили люди, скрепленная кровью тех, кто остался в лесу после гибели Кихики.
— …Мы ненадолго, — продолжал Гиконьо, выдержав паузу. — Пришли поговорить насчет празднования Дня независимости в четверг.
Глядя на Гиконьо, просто нельзя было поверить, что это тот самый голоштанник, чья женитьба на Мумби без малого тринадцать лет назад так поразила ее поклонников. И что только Мумби в нем нашла? Такая красавица! Где у нее глаза были?
Теперь, спустя четыре года после возвращения из лагеря, Гиконьо стал первым в деревне богатеем.
У него пять акров земли, лавка в Рунгее — «Универмаг Гиконьо». А на днях он даже купил старенький грузовик. И вдобавок его избрали секретарем местной партийной ячейки — как говорят люди, воздали должное герою, которого не сломили концлагеря. Гиконьо уважали и любили, он был воплощением всего, к чему каждый стремился, — самостоятельный, настойчивый, любое дело у него спорится.
— Что… что я должен делать? — спросил Муго, подняв глаза на Варуи.
2
Мубия — святой отец, проповедник (кикуйю).