Страница 53 из 62
Так в чем же дело?
А.Н. Сахаров пишет:
"Считается, что личность Александра I "не дает никакого базиса для самой постановки этого вопроса", как писал в свое время Н. Кноринг. И этот автор, как до него и другие историки — великий князь Николай Михайлович, Мельгунов, Кизеветтер, Кудряшов, — считал, что Александр был натурой цельной, волевой, а главное, властолюбивой, и не в его характере было отказываться от престола, за который он с таким умом, упорством, хитростью и изяществом боролся практически всю свою жизнь. И все его разговоры о тягости короны, об усталости от ее бремени, о желании уйти в частную жизнь — не более чем обычная для него поза, политический камуфляж".
То есть получается, что все заявления Александра о желании отречься от престола — это была лишь "моральная отдушина", обман общественного мнения, дезориентация недовольных… Но ведь эта мысль мучила императора. Действительно мучила. И она "постоянно выплескивалась наружу, вводя в недоумение и страх окружающих его близких к нему людей".
По сути, дело тут заключается лишь в том, насколько серьезны были все эти намерения сбросить с себя бремя власти. Но на этот вопрос однозначно не сможет, пожалуй, ответить никто.
Ну и, конечно, все эти доводы о болезни императора в Таганроге, о проведенном вскрытии его тела, о похоронах в Петропавловском соборе и т. д. — все это все равно не снимает всех возникающих вопросов, связанных с легендой о Федоре Кузьмиче.
А.Н. Сахаров пишет:
"И вновь я должен обратиться к двум группам проблем, которые уже многократно рассматривались и прежде: к тому, что произошло в Таганроге, и к тому, что представлял собой старец Федор Кузьмич, скончавшийся в возрасте около 87 лет на лесной заимке близ Томска 20 января 1864 года. Кстати, вычитая 87 лет от года рождения Федора Кузьмича, мы получаем год рождения Александра I — 1777-й. Как известно, император заболел 4 ноября 1825 года в Мариуполе, возвращаясь из поездки по Крыму. Но впервые он почувствовал себя плохо гораздо раньше, еще в Бахчисарае, где его лихорадило. Прибыв 5 ноября в Таганрог, он слег в постель. В этот же день сопровождавший его постоянно во всех поездках генерал-адъютант Петр Михайлович Волконский, его близкий друг и поверенный, в своем поденном журнале начал вести записи о ходе болезни. Удивительно, что в тот же день открыли свои дневниковые записи о ходе болезни и времяпрепровождении Александра в одноэтажном 12-комнатном таганрогском дворце и еще две особы: его супруга, императрица Елизавета Алексеевна, и лейб-медик баронет Виллие, бывший личным врачом Александра I <…>. Дневниковые записи Волконского и Виллие кончаются 19 ноября 1825 года, в день смерти Александра I. Дневник Елизаветы Алексеевны обрывается 11 ноября. Сам по себе факт начала дневниковых записей 5 ноября тремя близкими к императору людьми, записей, которые, по существу, отразили течение смертельной болезни, поразителен. Ведь ни 4, ни 5 ноября, когда все трое корреспондентов взялись за перо, нельзя было и предположить, что болезнь, едва лишь покачнувшая всегда отменное здоровье Александра, примет столь трагический оборот. Это загадка, которую исследователи перед собой даже не поставили, а ведь она психологически может открыть многое. Даже безусловный противник легенды об уходе Александра I от власти великий князь Николай Михайлович писал в одной из своих статей: "Исчезновение императора может быть допустимо на практике при безусловной охране тайны соучастниками такой драмы".
Что касается замены тела императора, на чем, кстати, настаивал убежденный сторонник легенды В.В. Барятинский в своей книге "Царственный мистик", то подобную версию Николай Михайлович называет просто "баснословной сказкой". Начало дневниковых записей в один день тремя близкими к Александру I людьми может, конечно, указывать на большую озабоченность со стороны всех трех здоровьем императора. Но поскольку никакой опасности этому здоровью в тот день не было, то приходится считать такое единодушие необъяснимым, либо объяснить его лишь желанием создать единую версию течения болезни, нужную как Александру, так и этим трем его близким людям".
Князь В.В. Барятинский, занимавшийся расшифровкой записок Федора Кузьмича, опубликовал в 1907 году в Лондоне книгу "Царственный мистик", и она потом выходила в России. Одну из записок Федора Кузьмича он расшифровал так:
"Я СКРЫВАЮ ТЕБЯ, АЛЕКСАНДР, КАК СТРАУС, ПРЯЧУЩИЙ ГОЛОВУ ПОД КРЫЛО".
И он усмотрел искусственность ситуации в расхождении сведений, содержащихся в дневниковых записях всех трех близких к Александру людей. А вот А.Н. Сахаров пишет так: "Но я думаю, что эта искусственность видна совсем в другом — в создании этих дневников, хотя в них в то время не было особой необходимости".
Вызывает вопросы у известного историка и тот факт, что протокол о вскрытии императора скрепил своей подписью лишь генерал-адъютант А.И. Чернышев. Этот же факт удивил и Н.К. Шильдера, однако великий князь Николай Михайлович посчитал это "простой случайностью" и написал, что сам этот протокол является чистой формальностью.
По этому поводу А.Н. Сахаров рассуждает так:
"Думаю, что в случаях ординарных подобный документ действительно во многом предстает как формальный. Но в иных, особых случаях именно протокол вскрытия, патологоанатомический анализ являются порой ключом к серьезным историческим выводам. А это как раз и был, как показали последующие события, тот самый особый случай, который не получил адекватного отражения в документе о причинах смерти Александра I. Не случайно позднейшие попытки изучения по этому протоколу причин и течения болезни Александра наталкивались на непреодолимые трудности и противоречия и, по существу, заводили дело в тупик по главному вопросу — об идентификации тела Александра I с телом человека, которое стало объектом этого протокола".
Теперь — еще один немаловажный момент.
Все единодушно свидетельствуют, что в последние дни около постели умирающего Александра находились П.М. Волконский, лейб-медик Я.В. Виллие и императрица. Однако, как отмечает А.Н. Сахаров, "существует и иная версия, отличная от этого дневникового "хора". В библиотеке дома Романовых сохранились копии двух писем о последних днях Александра неизвестного лица из семейства Шахматовых, в дом которых императрица переехала сразу же после кончины супруга. Корреспондент, обращаясь к матери и брату, в частности, пишет о поведении в те дни Елизаветы Алексеевны. Императрицу просили переехать в дом Шахматовых во время болезни государя, однако она ответила: "Я вас прошу не разлучать меня с ним до тех пор, покуда есть возможность", после чего никто не смел ее просить, и она оставалась целый день одна в своих комнатах и ходила беспрестанно к телу без свидетелей; и когда он скончался, то она сама подвязала ему платком щеки, закрыла глаза, перекрестила, поцеловала, заплакала, потом встала, взглянула на образ и сказала: "Господи, прости мое согрешение, тебе было угодно меня его лишить". <…> Обращает на себя внимание и тот факт, что записи императрицы обрываются 11 ноября. Об этом уже говорилось в литературе. Но оставалось незамеченным свидетельство Волконского о том, что именно в этот день утром император приказал позвать к себе Елизавету Алексеевну, и она оставалась у него до самого обеда. О чем беседовали супруги несколько часов, почему столь длительным был визит Елизаветы Алексеевны к государю — это остается тайной".
А вот еще нечто загадочное: тело императора так и не было показано народу. Более того, к Кремлю, где в Архангельском соборе среди гробниц русских царей стоял гроб с телом Александра, были стянуты войска, а вечером ворота Кремля запирались и у входов выставлялись заряженные орудия.
А вот еще что-то необъяснимое: могила Федора Кузьмича стала объектом паломничества, и там бывали представители династии Романовых. В частности, являясь еще наследником престола, ее посетил и Николай Павлович.