Страница 10 из 10
11. Москвофобия
Описанный уровень сврехконцентрации ресурсов и доходов в российской столице естественным образом порождает проблему неблагоприятного образа Москвы внутри Российской Федерации. В регионах и в провинции России Москва часто воспринимается как паразитический город, который обьедает всю страну (концепция паразитической столицы или приматного города осуждается в следующих работах: [Keyes, 2012; London, 1977; Hoselitz, 1955]). Москва справедливо считается городом, получившим наибольшие преимущества от грабительской приватизации. Во многих случаях российская столица описывается как Московия или государство в государстве, вынутое из системы национальных стандартов и связей.
Недавние опросы указывают на значительный рост антимосковских настроений в разных регионах страны. По данным ВЦИОМ 75 % граждан России не любят москвичей. 82–85 % респондентов считают, что «Москва живет за счет других регионов» [Newsland, 2009].
Опросы также показали, что москвичам часто приписывается целый набор порочных моральных качеств, в особенности снобизм, алчность и заносчивость. В связи с этим интересно отметить, что, согласно исследованию Института социологии, доля «столбовых москвичей», то есть москвичей, родившихся в Москве, в нулевые годы не превышала 50 % от общего состава московского населения [Дробижева, 2006].
Примечательно, что москвоборчество и неприятие диктата центра оказалось более артикулированным в некоторых этнически русских регионах, а не в этнических автономиях. «Москвоборческие» настроения сильнее проявляются в портовых городах России, отчасти интегрированных в транснациональные экономики своих регионов (Калининград, Владивосток, Мурманск, Астрахань). Уровень враждебности по отношению к Москве, не обязательно зависит от близости региона к столице или от его богатства, часто как раз наиболее бедными российскими областями являются те, которые непосредственно примыкают к Москве, вероятно, это свидетельство того, что лучшие кадры вымываются из близлежащих областей гравитационной силой московской экономики[10].
Паразитический характер Москвы, конечно, часто преувеличивается, что отчасти связано с предрассудками индустриальной системы хозяйства, в результате в разряд паразитических несправедливо попадают финансовые и непроизводственные сектора экономики, сконцентрированные в главном городе. Справедливости ради следует отметить, что среди источников дохода московского бюджета заметное место занимает промышленность. В отличие от Лондона и Парижа, откуда практически полностью выведено индустриальное производство, промышленность в Москве составляет приблизительно 15 % ВРП города. В антимосковских настроениях также часто присутствует сильная мировоззренческая и политическая составляющая – крайний антилиберализм, антизападничество и иногда – ксенофобия. В этих представлениях власть Москвы мистифицируется в качестве западной космополитической власти, представляющей западный компрадорский капитализм.
Безусловно, паразитизм Москвы, также не связан с личным паразитизмом москвичей. Это структурно-позиционный паразитизм системы распределения: внутри паразитической системы главный город страны не может не быть паразитическим. Негативный образ главного города провоцируется гиперцентрализованной системой управления, демонстративным потреблением российских элит, – кощунственным на фоне скудной экономики большинства российских регионов, – колоссальными региональными диспропорциями в уровне богатства, привилегированным доступом жителей столицы к национальным ресурсам государства. Кроме того, высокие, часто монопольные, цены на внутренние перевозки создают ситуацию, в которой для многих граждан путешествие в столицу своей страны оказывается невозможным. Именно этими факторами, на взгляд автора, прежде всего определяется возникновение образа отчужденной паразитической столицы.
12. Москва, Лондон, Париж, Токио: сравнение в цифрах
Некоторые российские и зарубежные ученые и журналисты полагают, что уровень концентрации функций в Москве сопоставим со столицами нескольких европейских централизованных государств. Они также указывают на то, что в других крупных развивающихся странах высокие темпы экономического роста и инновационный потенциал центра часто сопряжены с высоким уровнем регионального неравенства. Применение закона Парето к урбанистической системе как будто тоже свидетельствует о том, что российская ситуация не слишком отклоняется от эмпирического закона, обнаруженного во множестве экономических и социальных систем (20 % агентов рынка – людей, корпораций, экономических зон – контролируют 80 % богатств).
Действительно в большинстве относительно крупных развитых стран столицы по-прежнему закреплены в старых густонаселенных исторических центрах (Лондон, Париж или Токио), в которых сосредоточено около 20 % ВНП этих стран. Можно согласиться с тем, что некоторые экономические привилегии столиц, как мы видели в первой части работы, являются достаточно универсальным явлением, становясь предметом критики и широкого недовольства и в других странах [Vedder, 1996; Zimmerman, 2010].
Тем не менее, на взгляд автора, существует множество важных и релевантных различий между Москвой и этими крупными центрами развитых стран Европы и Азии, не всегда принимаемые во внимание учеными и журналистами. Количественные выражения этих различий как раз и указывают на иное качество российской ситуации.
Для сравнения мы воспользуемся, главным образом, примерами трех наиболее централизованных стран и их трех столиц, – Лондона, Парижа и Токио. В некоторых случаях будут также приводиться данные других европейских столиц, релевантные в данном контексте. Я постараюсь показать, что рассматриваемые столицы, во-первых, не концентрируют в себе сопоставимые с Россией обьемы функций и привилегий и, во-вторых, не могут служить референтными городами для сопоставления с Москвой.
Итак, попробуем взглянуть на ситуацию с цифрами в руках и сопоставить Москву с этими столицами по нескольким ключевым показателям централизованности и способности справляться с проблемами концентрации. Хотя данный анализ не претендует на особую систематичность и носит несколько фрагментарный характер, он, на мой взгляд, указывает на ряд фундаментальных качественных различий в степени централизации и на уникальность российской ситуации.
По размеру и уровню концентрации населения
Париж и Лондон в сравнении с Москвой – сравнительно небольшие города, несмотря на кажущуюся многолюдность. Население собственно Парижа составляет всего 2,2 миллиона человек. Население Лондона – 7,5 миллиона человек. Население Берлина составляет всего 3,6 миллиона, а плотность населения – 3800 человек на квадратный километр. Плотность населения Лондона, Парижа и Берлина, а также пропорция населения столицы по отношению к общему населению страны совершенно несопоставимы с соответствующими российскими показателями, не говоря уже о соотношении площадей.
Население собственно Токио без агломерации 8,7 миллиона человек. Огромность токийской агломерации, которая представляет собой архипелаг или конурбацию из 33 городов, обязана своим происхождением не столько политической сверхцентрализации, сколько особенностям ландшафта японских островов и недостатком земли. Территория Японии зажата между морем и горами, а ее население почти совпадает с российским при неизмеримо меньшей площади.
Плотность населения Лондона – 4761 человек на квадратный километр (по этому показателю Лондон лидирует среди всех европейских городов и потому плотности остальных европейских столиц приводить не имеет смысла); плотность населения Москвы составляет около 12 тысяч человек на квадратный километр[11]. В крупных азиатских мегаполисах, таких как Джакарта, Тегеран, Манила и Бангалор, плотность населения составляет около 10 тысяч человек на квадратный километр, что гораздо ближе к показателю Москвы.
10
В Великобритании, к напримеру, Лондон распространяет свои богатства прежде всего как раз на прилегающие к нему части страны, восток и юго-восток [The Economist, 2012: 5].
11
Эти данные приводит Александр Коган, заместитель председателя комитета по бюджету и налогам ГД.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.