Место назначения неизвестно

– Возможно, вы это все же знаете?

Джессоп с некоторым интересом отметил, как легко они поменялись ролями. Обычно в этой комнате он задавал людям вопросы. Но сейчас следователем был этот чужак. По-прежнему вежливо улыбаясь, Джессоп ответил:

– Уверяю вас, что это не так.

– Но вы что-то подозреваете?

– Возможно, что все идет согласно некой схеме… – осторожно сказал Джессоп. – Случаи подобного рода бывали и раньше.

– Я знаю. – Посетитель быстро перечислил полдюжины жертв и многозначительно добавил: – Всё это были ученые.

– Да.

– Они ушли за «железный занавес»?

– Существует такая вероятность, но мы не знаем точно.

– Но они скрылись по собственной воле?

– Даже это трудно сказать, – признал Джессоп.

– Считаете, это не мое дело?

– О, прошу вас…

– Но вы правы. Это дело представляет для меня интерес только из-за Беттертона.

– Прошу меня простить, но я не совсем понимаю ваш интерес, – произнес Джессоп. – В конце концов, вы были всего лишь свояками, а не кровными родственниками.

– Это верно. Но для нас, поляков, семья очень важна. Существуют определенные обязательства. – Он встал и чопорно поклонился. – Я сожалею, что злоупотребил вашим временем, и благодарю вас за вашу любезность.

Джессоп тоже поднялся.

– Сожалею, что мы ничем не смогли вам помочь, – сказал он, – но уверяю вас, что мы в полном неведении. Если я что-нибудь узнаю, могу ли я связаться с вами?

– Обратитесь в посольство США, они меня найдут. Благодарю вас.

Он вновь отвесил формальный поклон. Джессоп нажал кнопку на столе. Майор Глидр вышел. Хозяин кабинета поднял трубку.

– Попросите полковника Уортона пройти в мой кабинет.

Когда тот вошел, Джессоп известил его:

– Дело сдвинулось с мертвой точки – наконец-то.

– Каким образом?

– Миссис Беттертон хочет поехать за границу.

Уортон присвистнул.

– Собирается воссоединиться с муженьком?

– Надеюсь, что так. Она предъявила весьма кстати оказавшееся при ней письмо от своего врача. О том, что ей срочно нужен отдых и полная смена обстановки.

– Звучит неплохо!

– Хотя, конечно, это может быть и правдой, – предупредил его Джессоп. – Просто констатация факта.

– Мы не можем опираться на подобную вероятность, – сказал Уортон.

– Нет. Должен сказать, она сыграла роль вполне убедительно. Ни на момент не вышла из образа.

– Полагаю, вы больше ничего от нее не узнали?

– Один едва заметный след. Та женщина, Спидер, с которой Беттертон обедал в «Дорсете»…

– И что?

– Он не сказал жене об этом обеде.

– Ого. – Уортон задумался. – Считаете, на это следует обратить внимание?

– Вполне возможно. Кэрол Спидер ранее попадала в поле зрения Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Она была оправдана, но тем не менее… да, тем не менее она была – или считалось, что была, – в чем-то таком замешана. Это может оказаться возможным контактом. Единственным, который мы пока что обнаружили в деле Беттертона.

– А что насчет контактов миссис Беттертон – любых возможных, которые могли побудить ее отправиться за границу?

– Никаких личных контактов. Вчера она получила письмо от поляка, двоюродного брата первой жены Беттертона. Он только что был здесь, выспрашивал у меня подробности.

– И как он вам?

– Какой-то ненастоящий, – признался Джессоп. – Очень иностранный, очень вежливый, весь такой «в общем и целом», и до странного неподлинный как личность.

– Думаете это и был контакт, заставивший ее уехать?

– Возможно. Я не знаю. Он поставил меня в тупик.

– Намерены вести за ним наблюдение?

Джессоп улыбнулся.

– Да. Я нажал кнопку дважды.

– Да вы просто старый паук со всеми своими штучками… – Уортон вновь вернулся к деловому тону: – Итак, по какой форме проводим?

– Думаю, по форме «Дженет» и как обычно. Испания или Марокко.

– Не Швейцария?

– В этот раз – нет.

– Мне казалось, что в Испании или Марокко им было бы сложно действовать.

– Не следует недооценивать наших противников.

Уортон с отвращением щелкнул ногтем по папке с отчетами.

– Практически единственные две страны, где не видели Беттертона, – досадливо бросил он. – Что ж, положимся на это. Бог мой, если и на этот раз мы потерпим неудачу…

Джессоп откинулся на спинку кресла и произнес:

– Я так давно не был в отпуске… Я очень устал от этого кабинета. Мне не помешала бы небольшая заграничная поездка…

Глава 3

– Рейс номер сто восемь на Париж. «Эр Франс». Проходите, пожалуйста.

Пассажиры в зале ожидания аэропорта Хитроу начали подниматься с мест. Хилари Крэйвен взяла свой чемоданчик «под крокодилову кожу» и вместе с остальными вышла на бетон взлетного поля. После тепла транзитной зоны ветер обжигал кожу холодом.

Хилари вздрогнула и поплотнее запахнулась в шубку. Следом за другими пассажирами она пошла туда, где ждал их самолет. Вот оно! Она улетает, сбегает! Прочь от серости, от холода, от мертвого глухого страдания. Побег к солнцу, к синим небесам, к новой жизни. Она оставит позади всю эту ношу, этот мертвый груз горя и разочарования. Хилари поднялась по трапу самолета и пригнула голову, входя в салон. Стюард проводил ее к обозначенному в билете месту. Впервые за несколько месяцев Хилари наслаждалась отсутствием боли, которая была настолько острой, что ощущалась почти физически. «Я уйду от этого, – с надеждой произнесла она про себя. – Я уйду от этого».

Рев и содрогание самолета наполнили ее душу восторгом. В этом ощущалось некое стихийное буйство. «Приличное горе – самое худшее, – думала она. – Серое и безнадежное. Но теперь я сбегу от него».

Самолет мягко покатился по рулежной дорожке.

– Пристегните, пожалуйста, ремни, – объявила стюардесса.

Самолет сделал разворот и замер в ожидании сигнала к взлету. Хилари размышляла: «Быть может, самолет упадет… А может быть, так и не оторвется от земли. И тогда все закончится, тогда и решится все».

Промедление у начала взлетной полосы длилось, казалось, целую вечность. Ожидая сигнала к побегу на свободу, Хилари нелогично думала: «Я никогда не улечу, никогда. Я останусь здесь… останусь узницей…»

Наконец-то!

Взревев двигателями, самолет двинулся вперед. Он мчался по полосе все быстрее и быстрее. «Он не взлетит, – думала Хилари. – Он не сможет… это конец всему». О, кажется, они уже поднялись в воздух. Возникало ощущение, что не самолет взлетает, а земля опускается, проваливается вниз, оставаясь вместе со своими проблемами, разочарованиями и горестями позади ревущего творения, так гордо взмывающего в облака. Они поднялись, заложили круг, и аэропорт внизу был похож на нелепую детскую игрушку. Забавные крошечные дорожки, странные малюсенькие железнодорожные пути с игрушечными поездами на них. Ничто из этого не имело значения, потому что все было таким нелепым, умильно-маленьким и неважным. Теперь внизу были только облака – плотная серовато-белая масса. Должно быть, они уже летят над Ла-Маншем. Хилари откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Побег. Побег. Она покинула Англию, покинула Найджела, покинула маленький скорбный холмик земли над могилой Бренды. Все это осталось позади. Она открыла глаза и закрыла снова с протяжным вздохом. Она спала…

Когда Хилари проснулась, самолет снижался. «Париж», – подумала она, сев в кресле прямо и потянувшись за своей сумочкой. Но это был не Париж. Стюардесса, прошедшая по салону, объявила, сияя пресловутой заученно-доброжелательной улыбкой, которая раздражала многих пассажиров:

– Мы вынуждены совершить посадку в Бове, Париж не принимает рейсы из-за густого тумана.

Улыбка и тон речи как бы намекали: «Разве это не прекрасно, детки?» Хилари бросила взгляд вбок, в крошечный иллюминатор, но почти ничего не увидела. Бове, похоже, тоже был окутан туманом. Самолет неспешно заложил круг, потом другой. Прошло некоторое время, прежде чем он приземлился. Затем пассажиров сопроводили сквозь холодный сырой туман в неказистое деревянное здание, внутри которого располагалось несколько рядов сидений и длинная деревянная стойка. Все это произвело на Хилари угнетающее впечатление, но она попыталась отбросить подавленность. Стоящий рядом мужчина пробормотал: