Испить до дна

От выпитого рома его разморило под жарким солнцем.

После темных морских глубин здесь было слишком много света и тепла, после уединенного безмолвия — слишком много людей...

А ему хотелось остаться совсем одному, наедине со своими мыслями, чтобы никто его не трогал, не хлопал по плечу, не обращался с вопросами. Никто ему не нужен...

Вот если бы можно было не подниматься на поверхность, а просидеть всю жизнь, как рак-отшельник, в тесной норке батискафа...

Кто сказал, что расстояние и время способно вылечить любую сердечную рану? Ерунда все это!

Пол шарика между ними. Третий месяц он болтается по морям, по волнам, а боль и обида меньше не стали. В груди все еще саднит при одном воспоминании...

Лучше не вспоминать.

Но что поделать, если мысли сами лезут в голову?

Похоже, им тесно даже на одной планете, а не только на небольшом участке земли под Москвой...

Он строил себе дом-крепость... Но защитят ли его высокие стены от опасного, мучительного соседства?

Из верхних окон ее дача будет как на ладони... И он поневоле сможет наблюдать за ее гостями, за тем, как она улыбается им, хохочет, откидывая назад белые, как лен, такие нежные на ощупь волосы...

А ее будут по-хозяйски обхватывать за плечи. И этот квадратный, бровастый, и щупленький, с девчачьими повадками, и... да мало ли кто еще...

А потом в ее спальне погаснет свет. И ему останется мучительно гадать, что именно происходит за бревенчатыми стенами под покровом ночи...

Алексей скрипнул зубами.

Никогда никому нельзя доверять. Особенно женщинам.

Притворщица! Обманщица! Это о ней писал ее знаменитый предок: «Ее игрушка СЕРДЦЕЛОВКА...» Ей все равно, кого ловить в свои сети...

Господи, да его вытащили из уютной раковины и подняли на головокружительную высоту, как беднягу латимерию, шлепнули на жесткую палубу, просунули в жабры кольцо...

Нет, окольцевать, к счастью, не успели... Иначе хорош он был бы в роли законного мужа — посмешище для ее дружков!

Больше его не заманишь в сети... Больше ни одной не удастся влезть в душу...

У него другая жизнь, в которой женщинам отведено строго определенное место.

И на корабле они, считается, к несчастью.

Конечно, можно скрасить вечерок, сойдя на берег, развлечься с прекрасной незнакомкой... Но упаси Боже! Не больше! Пусть она так и остается незнакомкой. И ее сменяет следующая...

Сколько портов — столько подруг. На ночь, на час... И никогда — на жизнь!

По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там...

Ветер странствий будет гнать его вперед. Море станет его домом...

И черт с ней, такой желанной крепостью, выстроенной у озера на цветущем лугу! Не суждено ему пустить свои корни в землю.

Глава 2

УНЫЛАЯ ПОРА

Мелкий занудный дождь моросил и моросил, холодный, колючий...

Алена растянула над своей стойкой кусок целлофана и закрепила края, прижав винтами этюдника.

Их осталось несколько на аллее, самых стойких. Остальные безнадежно разъехались по домам — все равно никакой торговли...

Никто не прогуливался по Измайловскому парку, но у Алены оставалась слабая надежда, что подъедет автобус с туристами. День-то воскресный, а все иностранцы стремятся прикупить побольше необычных сувениров. Что им дождь — у них все по плану.

Пожилой мужик слева от нее не выдержал и начал упаковывать по сумкам расписных матрешек. Одни были разрисованы в чисто лубочном стиле, а другие, на потребу дня, изображали отечественных политических деятелей от Ленина до Путина. Причем одни наборы начинались с большого Ильича, в которого вкладывались все остальные, другие с огромного президента — и по нисходящей, так сказать, в глубины истории...

Паренек, стоящий справа, покосился на матрешечника и тоже заколебался.

И тут в глубине аллеи послышались возбужденные громкие голоса.

— Немцы!

Матрешечник тут же принялся выставлять обратно свой товар.

— Да нет, французы... — прислушался к говору парень.

Он быстро протер тряпкой покрытые эмалью образки и тщательно «состаренные» доски иконок.

У Алениных конкурентов был ходовой товар. Обычно иностранцы в момент сметали «русскую экзотику», лишь мельком поглядывая на остальные поделки и картины.

Она вздохнула. Вряд ли сегодня удастся заработать. Вот если бы золотая осень продержалась чуть дольше...

Уже два месяца она не позволяла себе ни одного дня отдыха. Подстегивала мысль, что дом остался без крыши... а впереди холода... Вот уже и дожди зарядили. Еще чуть-чуть — и все ее титанические усилия пойдут прахом: промокнут и сгниют перекрытия, и не спасет их даже чудо-печь...

Стайка французов мельком взглянула на расписных матрешек, чуть задержалась у прилавка с иконами и обступила Аленин мольберт.

Быстроглазые девушки оживленно переговаривались, вертели в руках кошелечки и очечники, со смехом примеряли друг на друга кожаные браслеты и серьги.

Они одобрительно кивали, прищелкивали языками... и постепенно Аленин этюдник начал пустеть...

Француженки тыкали пальчиками в бумажки с ценами и подсчитывали в уме свои приобретения.

Алена все равно не смогла бы уследить, сколько и что именно решила взять каждая — попробуй в такой толпе и в таком гвалте... Но она искренне полагалась на честность.

А тут еще девушки начали класть на этюдник долларовые бумажки, показывая выбранные наборчики и кошелечки.

Голова пошла кругом. Алена достала было калькулятор, но тут же убрала обратно, потому что уже невозможно было определить, кто и за что заплатил и сколько именно...

Когда туристки наконец отоварились, к Алене шагнула экскурсовод. Чем-то она ужасно напоминала венецианскую Марго, только голос был не каркающим, а хрипловато грассирующим.

— Не дороговато ли пятьдесят долларов за такой пустячок, милочка? — скептически спросила она, вертя в руках круглый кожаный кулончик с несколькими опаловыми бусинками.

— У меня цены в рублях, — обиделась Алена и тут только сообразила, что туристки этого не поняли.— Переведите им, что они ошиблись. Надо все пересчитать.

Француженки в ответ только помахали руками.

— Они говорят, что довольны, — сообщила переводчица. — Все имеет свою цену. — Но сама демонстративно выложила ровно пятьдесят российских рублей.

— Бабуля! Кажется, все! — с облегчением сообщила Алена, окончив подсчет своих сбережений.

Сегодняшний дождливый день оказался самым результативным.

Алена Андреевна оторвалась от книги, которую читала, как дедушка, с тонким карандашом в руках, и тоже облегченно вздохнула.

— Ну, просто гора с плеч. Честно говоря, я очень переживала...

— Думаешь, я была спокойна? Сейчас же позвоню мастерам.

Она приняла бабушкино приглашение и все это время после разрыва с Алексеем жила у нее.

Даже страшно было подумать о том, что придется приехать на дачу... и опять столкнуться со своим соседом...

Ни к чему хорошему это не приведет. И если бы не крыша...

«Ну может быть, он опять уехал... Уплыл за тридевять земель...» — успокаивала себя Алена. Но в глубине души ей хотелось, чтобы это было не так...

— Мать звонила, — помолчав, сказала бабушка. — Просила тебя зайти.

— Вспомнили! — усмехнулась Алена. — Октябрь... Пора возвращаться блудной дочери, да?

— Она знает, что ты у меня.

— Правда? — удивилась Алена. — А отец?

— Мы его не посвящали.

Бабуля умница, ни разу не спросила, почему вдруг внучка изменила установленному распорядку, почему предпочла торчать в городе...

Правда, Алена ей что-то невразумительно объясняла насчет разобранной крыши, но бабушка чувствовала, что дело совсем не в этом.

Алена глянула на отрывной календарь.

— Мама сегодня работает? Тогда я лучше пойду к ней в студию.

Бабушка вздохнула:

— Дождь, деточка... Ты и так промокла. Лучше завтра.

— Завтра воскресенье. Он будет дома околачиваться.