Нашествие

Единственный в окрестностях мост разбирать не стали, понимая, что он еще пригодиться самим, вместо этого построив внушительные укрепления и усилив их одним из вывезенных из Арсенала танков. Нет, через мост беженцам было не пройти.

Игоря с людьми поставили пятью километрами ниже течения. Два километра заросшего ивняком высокого берега, где так мало подходов к воде. Река тут делал небольшую петлю и Игорь, скрепя сердце, разделил группу на две два отряда, иначе они рисковали потерять из виду полкилометра укрытой поворотом поймы. Противоположный берег полого спускался к воде, укрытый спускающимся почти к самой воде лесом. И часто, слишком часто по укрытой между деревьями лесной дороге к берегу выходили беженцы. Выходили группами и поодиночке, нагруженные вещами и налегке, женщины и дети и почти не было стариков. Старики всегда погибают первыми, не имея сил спастись. Беженцы останавливались перед катящейся по руслу водой, вглядывались в предупреждающие плакаты и обычно поворачивали обратно, надеясь найти другой способ перебраться на противоположный берег. Но были и иные. Несколько семей, человек пятнадцать, пятеро крепких мужчин несли огромные рюкзаки, женщины и дети шли почти налегке. Они остановились у берега, один из мужчин, высокий, смуглый брюнет плюнул на фанерный щит с грозной, запрещающей переправу надписью и одним неуловимым ударом ноги снес его наземь. Игорь толкнул Белкина.

– Возьми того красавчика на прицел, если что, бей по ногам.

– Угу.

Мужчина тем временем, что-то отрывисто скомандовал и один из его спутников принялся накачивать большую резиновую лодку. Предусмотрительные, черти – пробормотал лежащий чуть поодаль Козлов. Игорь вздохнул, если беженцы не вняли запрещающим надписям… Он поднялся в полный рост, встав так, чтобы его непременно заметили с противоположного берега, тусклое пятно, на фоне зеленеющей листвы. Да, его заметили почти сразу, мужчины выступили вперед, закрывая свои семьи от возможной опасности. Игорь набрал в легкие воздуха и громким голосом выкрикнул предупреждение.

– Переправа запрещена! Мы не принимаем больше людей!

Здоровяк брюнет упер в него горящий, физически ощутимый взгляд, его голос был холоден и спокоен.

– Парень, мы безоружны и голодны, у нас дети, мы просим разрешения пройти дальше от города, мы не останемся у вас!

– У меня приказ никого не пропускать через реку!

– Парень, мы всего лишь хотим убрать подальше от этих чертовых железяк!

Игорь задумчиво прикусил губу. Да, пропустить их он не имел права, но и…

– Идите вниз по течению, не менее чем на двадцать километров, там можете переправиться. Но не думайте сворачивать на запад, на нашей территории вас пристрелит первый же патруль!

Брюнет повернулся к своим, они постояли несколько минут, обсуждая новости, потом молча и без суеты сдули лодку и направились обратно в лес, видимо решив не искушать судьбу, попадаясь на глаза прочим, выставленным вдоль берега секретам.

Сверху закапал противный, моросящий дождь, сразу стало зябко и неуютно. Игорь накинул на голову прорезиненный капюшон плащ-палатки, но теплее от того не стало. Ох уж эти извечные питерские дожди. Каждый день, стоять так каждый день, ожидая пока не иссякнет людская река, что стремиться прочь от смерти, несущейся с неба. Да, сколько бы ни убили пришельцы, людей все равно осталось слишком много. Чересчур много, чтобы выжить, когда рухнуло государство, рухнули связи, когда перестало поступать продовольствие. А может потому их больше и не трогают? Ведь не было ни одного нападения с тех пор, как волна десанта смела очаги сопротивления, видимо разрушив государство пришельцы решили дать людям собственноручно вырезать друг друга. Рвать глотки за кусок хлеба, а потом вымирать от голода, когда кончаться не безграничные запасы продовольствия. Что ж, разумно, зачем тратить силы, когда можно позволить аборигенам вымирать самим. Господи, сколько прошло времени? Две недели, тринадцать дней. Да, сегодня тринадцатый день выматывающего, рвущего жилы ритма. Господи, ведь он же даже не спал нормально с тех самых пор, все урывками, да урывками. Пять ходок в Питер, вторые сутки на этом проклятом берегу. Но с другой стороны, он жив, жив, в отличии от миллионов тех, что не пережили первую, самую страшную ночь. А ради этого стоит перетерпеть неудобства и отсутствие отдыха. Игорь прижался спиной к поросли ивняка, давая отдых усталой спине. Поразительно, но до сих пор его голова была свободной от мыслей, на размышления просто не оставалось сил. Да, усталость помогла пережить первые, самые тяжелые дни. Кто знает, не будь он занят множеством столь утомительных занятий, не бросай его людей из одного похода в другой, вполне возможно, рассудок бы и не выдержал. Игорь видел тех, кто не смог смириться с мыслью о рухнувшем мире, кто нашел спасение под милосердной завесой безумия. Ну уж нет!

Игорь резко выпрямился, встал упруго, с прогибом. Значит отдыха не хватает? Людей мало для охраны границ. Хм. Резиновые лодки. Лодки.

– Серега, ну-ка смотри сюда.

Белкин приподнял голову, поворачиваясь на голос.

– Чего шумишь?

– Мысль есть. Смотри. – он открыл планшетку с запаянной в пластик картой. – Вот от сих до сих, три десятка кэмэ. Имеем восемь дорог, проходящих мимо реки и одну, что выходит к мосту. Мост не трогаем, там никто не пройдет, а вот на прочие места нам приходиться отвлекать людей. Отвлекать от работы и отдыха.

– Ну?

– Люди всегда действуют по принципу наименьшего сопротивления. Если есть дорога, они идут по ней, понял?

Белкин зевнул.

– Ну понял, только вот та дорога идет вдоль берега двадцать километров, один черт никто не знает, где решат переправляться. Так что придется нам торчать тут и заворачивать назад. Еще спасибо скажи, что в нас пока не стреляли.

– Ты не понял, мы можем сами создать такие места наименьшего сопротивления! В пяти, шести местах, которые взять под охрану, в остальных, ну, патруль пустить. Пятьдесят человек хватит на все про все! Пятьдесят, а не пятьсот!

– Хм, а ты знаешь, резонно.

Игорь с трудом дождался смены, вкратце рассказал дежурному офицеру о своих планах. Тот задумчиво почесал затылок и посоветовал обратиться к начальству. Мол, мысль неплохая, но хорошо бы получить распоряжение, желательно письменное.

Той же ночью в пяти ключевых точках появились приманки. где-то лодка, наполовину вытащенная на берег, где-то просто груда бревен, так и просящаяся, чтобы из нее соорудили плот. В самых удобных местах.

Игорь попросился на один из таких постов. Наблюдать за другим берегом проще, чем ворочать неподъемные бревна, ставя срубы будущих домов, или ковыряться в земле, дедовскими методами пытаясь вырастить что-то съедобное. Работы было много. И хоть караульная служба не сахар, она была чем-то привычным, знакомым, более значимым что ли. Вот только кормили впроголодь. Захваченных с собой продуктов было слишком мало, а вот жители окрестных деревень… Да, они согласились на обмен – защита за продовольствие. Но увы, пока что особой пользы от них не было. Деревня конца двадцатого века уже отнюдь не жила на самообеспечении, тем более деревня на севере, а Ленинградская область, это Все-таки север, чтобы там не говорили жители славного Мурманска. И хлеб деревенские жители точно так же покупали в магазинах, да вот беда, никто больше не привозит в магазины этот самый хлеб. Картошка, пока еще в погребах оставалось немного картошки, она позволит просуществовать до той поры, пока созреют первые клубни. Была и скотина, но мало, ее берегли на развод, так что и о мясе приходилось забыть до поры до времени. Крупы, концентраты, немного сухарей, котелок каши, да жидкий суп. Игорь с тоской вспоминал сытные обеды в солдатской столовой, впрочем, в студенческую пору ему приходилось питаться и похуже. О том, какого приходиться простым людям, тем самым, которых они гонят от своих границ, он старался не думать. Чужая беда, призрачна, пока ты не видишь ее своими глазами.

Отряды добытчиков все еще продолжали ходить в Питер, но с каждым разом им приходилось все труднее и труднее. Пришельцы покинули небо над городом, зато теперь в развалинах все чаще и чаще слышались выстрелы обычного, человеческого оружия. Выжившие вступили в борьбу за наследство погибшего мира. В полном составе пропала отправленная на Бадаевские продовольственные склады группа из тридцати человек. Оставшиеся возле машин прождали их трое суток и сами едва сумели унести ноги, потеряв два грузовика, после того, как были обстреляны из гранатометов. Еще одна колонна с трудом сумела вырваться из живого капкана голодных людей, угодив в примитивно расставленную на дороге ловушку. Старшему группы пришлось применить оружие, но беженцев не остановила даже автоматная очередь поверх голов, озверевшая толпа поперла на машины сплошным потоком, пришлось стрелять на поражение. Обошлось без жертв, лишь одному солдату, метко брошенный камень выбил три зуба, но два дня спустя пропала еще одна колонна, пять грузовиков под охраной двух десятков человек. В общем, овчинка перестала стоить выделки. Те крохи, пусть и важные для выживания, стали обходиться слишком дорого, и вылазки в город было решено прекратить, сконцентрировав все усилия на охране границ подконтрольной территории.