Страница 4 из 62
– Вот мы и на плавучем кладбище, – сказал Тремаль-Найк. – Через десять минут будем у баньяна.
– Мы проплывем тут на лодке? – спросил Каммамури.
– Немного терпения, и она пройдет.
– Это плохо, хозяин, тревожить мертвых.
– Брама и Вишну простят нас. Греби, Каммамури!
В несколько ударов весла лодка достигла суженной части реки и вошла в некое подобие заводи, над которой сплетались длинные ветви огромных тамариндов, образуя сплошной свод из листвы.
В воде плавало множество полуразложившихся трупов, которые по каналам Ганга были занесены в Мангал. Вода, потревоженная ударами весел, слегка колыхалась, и вместе с нею Покачивались погруженные в воду трупы, производя жутковатое впечатление, точно двигали руками и ногами во сне. Каммамури перестал грести, расширившимися от страха глазами глядя на них 3.
– Вперед! – подбодрил его Тремаль-Найк.
Маратх снова было взялся за весла, но тут зеленый навес, который покрывал это плавучее кладбище, приоткрылся и пропустил стаю странных птиц с черными крыльями и огромными острыми клювами. Несколько десятков этих птиц, похожих на пернатых могильщиков, спустилось к воде и, сложив крылья уселось на трупы.
– Это марабу, – сказал Тремаль-Найк. – Вперед, Каммамури!
Лодка двинулась вперед и, пересекши кладбище, оказалась в довольно широкой заводи, разделенной надвое узкой полоской земли, на которой одиноко возвышалось огромное дерево.
– Баньян! – сказал Тремаль-Найк.
При этом слове Каммамури вздрогнул.
– Хозяин! – прошептал он сквозь зубы.
– Не бойся, маратх! Положи весла, и пусть лодка сама причалит к берегу. Возможно, поблизости кто-то есть.
Маратх послушался и растянулся на дне лодки. Тремаль-Найк, из предосторожности взведя курок карабина, сделал то же самое.
Повинуясь легкому течению реки, лодка медленно приближалась к северной оконечности острова Раймангал, обиталищу тех самых таинственных убийц, жертвой которых стал Хурти.
Глубокая тишина царила вокруг. Не слышно было ни шелеста гигантского бамбука, волнуемого ночным ветерком, ни звуков рамсинги. Сама река была здесь неподвижной и гладкой, точно покрытая маслом.
Не доверяя однако этой обманчивой тишине, Тремаль-Найк время от времени осторожно приподнимал голову и внимательно оглядывал берега.
С легким толчком лодка остановилась в ста шагах от баньяна, но оба индийца не двигались. Прошло несколько минут тревожного ожидания, прежде чем Тремаль-Найк решился привстать. Первое, что бросилось ему в глаза, была черная бесформенная масса, лежащая в траве в двадцати метрах от берега.
– Каммамури! – прошептал он. – Встань и возьми свои пистолеты.
Маратх не заставил повторять приказ дважды.
– Что ты видишь, хозяин? – едва слышно спросил он.
– Смотри туда.
– О!.. – сказал маратх, широко открыв глаза. – Человек!
– Тихо!
Тремаль-Найк поднял карабин, прицелившись в эту черную массу, которая имела вид лежащего человека, но опустил его, не выстрелив.
– Пойдем посмотрим, Каммамури! – сказал он. – Это мертвец.
– А если он притворяется мертвым/
– Тем хуже для него.
Два индийца спрыгнули на берег и осторожно направились к человеку в траве, который не подавал признаков жизни. Они были в десяти шагах, когда с его спины с шумом поднялся марабу и полетел к реке.
– Это мертвец, – прошептал Тремаль-Найк. – Если это…
Одним прыжком он бросился к трупу и глухое восклицание сорвалось с его губ.
– Хурти! – воскликнул он.
И в самом деле, это был труп Хурти, умершего ужасной, мучительной смертью. Несчастный лежал на спине, с руками и ногами, сведенными судорогой, со страшно искаженным лицом и глазами, вылезшими из орбит. Его ноги были исцарапаны и окровавлены – в агонии его явно волочили по земле, а из разинутого рта высовывался язык. Тремаль-Найк приподнял несчастного индийца, чтобы увидеть, в какое место его поразили, но не нашел на теле ран. Но, посмотрев повнимательней, он заметил синеватый рубец вокруг шеи, а на затылке вмятину от удара каким-то тупым предметом.
– Его сначала оглушили, а потом задушили, – сказал он глухо.
– Бедный Хурти, – прошептал маратх. – Но почему они убили его именно таким способом?
– Мы узнаем это, Каммамури. И клянусь тебе, я не оставлю преступление безнаказанным.
– Боюсь, хозяин, что этих людей много и они очень сильны.
– Тремаль-Найк сильней их. А теперь возвращайся в лодку.
– А Хурти? Мы оставим его здесь?
– Я опущу его в священные воды Ганга завтра утром. А чтобы за ночь тигры не сожрали его, я буду сторожить до утра.
– Как же так? Значит, ты не возвращаешься?
– Нет, Каммамури, я остаюсь здесь. Я покину этот остров, когда закончу здесь свои дела.
– Ты хочешь, чтобы тебя убили!..
Презрительная улыбка показалась на губах Тремаль-Найка.
– Я – сын джунглей! Возвращайся же в лодку, Каммамури.
– О ни за что, хозяин!
– Почему?
– Если ты попадешь в беду, кто поможет тебе? Позволь мне сопровождать тебя, и клянусь, что последую за тобой, куда хочешь.
– Даже если я отправлюсь искать мое видение?
– Да, хозяин.
– Ну что ж, оставайся со мной, мой храбрый маратх. Вдвоем мы будем стоить десяти. Пошли!
Тремаль-Найк вернулся к берегу, ухватился за борт лодки и сильным толчком опрокинув ее, затопил на мелководье.
– Зачем это? – удивленно спросил Каммамури.
– Никто не должен знать, что мы здесь. А теперь попробуем раскрыть эту тайну.
Они проверили патроны в карабинах и пистолетах, чтобы быть уверенными в них, и осторожно направились к баньяну, внушительная масса которого гордо виднелась в ночной темноте.
Глава 3
МСТИТЕЛЬ ЗА ХУРТИ
Баньяны, называемые также «фигами пагод» – самые удивительные деревья, которые только можно вообразить.
Их высота и толщина не только больше, чем у столетних дубов, но, кроме того, с их многочисленных горизонтальных ветвей спускаются вниз тонкие воздушные корни, которые тут же укореняются, едва коснувшись земли, и быстро крепнут, образуя все новые и новые стволы и давая тем самым новое питание и все более мощную жизнь всему растению.
Его ветки удлиняются дальше, пуская новые корни, а значит, и новые стволы – таким образом, одно дерево часто покрывает большое пространство земли. Оно, можно сказать, образует целый лес, состоящий из сотен и сотен причудливых колонн, под которыми приверженцы Брамы размещают своих идолов.
В провинции Гуджарат существует баньян, называемый «кобир бор», очень почитаемый индийцами, которому они насчитывают три тысячи лет. Он покрывает площадь в две тысячи квадратных футов и имеет не менее трех тысяч колонн, или, если хотите, корней. В древности он был еще больше, но значительная часть его была разрушена водами реки, которые размыли часть острова, на котором он растет.
Баньян, под которым два индийца собирались провести ночь, был один из самых больших. У него было множество колонн, поддерживающих огромные ветви с маленькими алыми плодами, и очень толстый ствол, который был срублен, однако, или срезан на определенной высоте.
Внимательно осмотрев колонну за колонной, чтобы убедиться, что за ними никто не прячется, Тремаль-Найк и Каммамури уселись у ствола, положив на колени карабины.
– Сюда обязательно кто-нибудь придет, – сказал охотник на змей вполголоса. – Посмотрим, кто же это будет.
– Ты думаешь, что эти люди, которые убили Хурти, приходят сюда?
– Уверен. Еще до завтра мы кое-что узнаем о них.
– Мы схватим первого, кто придет, и убьем его.
– Там видно будет. А теперь молчи и гляди в оба.
Тремаль-Найк достал из кармана лист, похожий на лист плюща, называемый в Индии «бетель», соединил его с кусочком ореха, добавил немного мела и принялся жевать эту смесь, которая считается у индийцев полезной для желудка, питает мозг, предохраняет зубы и очищает дыхание.
3
Подобные этому плавучие кладбища нередко встречаются в Сундарбане, куда священная река выносит в конце концов всех покойников, которых хоронят в ней.