Страница 19 из 56
Он дотронулся до нее, и она всей тяжестью скатилась с кресла, он едва успел ее подхватить. В ужасе он прислонил ее к спинке кресла. Мертва она или в ней еще есть жизнь? Он сам не помнит, как от возбуждения, от абсолютного, разламывающего все его существо мучительного припадка отчаяния и безвыходности он закричал.
Он сам не представлял себе, как громко и страшно он закричал, и сел на пол, прислонясь к креслу, с которого свешивалась неподвижная рука Нуэлы.
Он не помнит, как комната вдруг наполнилась людьми. Эти люди подняли его и посадили в другое кресло. Они же ходили по комнате, что-то делали, а он пребывал в такой смертельной усталости, что не мог ни говорить, ни шевельнуть рукой.
Он не помнит, сколько продолжалось это непонятное состояние. Постепенно из хаоса каких-то отрывочных представлений возникла мысль: «Бежать! Куда? В посольство! Там укрыться от всей этой нелепости, от этого бреда, в котором, разламываясь, куда-то в бездну летел весь мир, увлекая его...»
А люди действовали в комнате, странным образом не обращая на него никакого внимания. Пришел, по-видимому, доктор, который осмотрел Нуэлу, потом он дал знак, и ее унесли на носилках, другие что-то делали с бутылками виски и содовой, потом бутылки исчезли. Он закрыл глаза, и ему даже показалось, что он уснул.
И сквозь тяжелый, короткий сон все еще слышались ему возня, шаги, голоса вокруг него. Потом все стихло.
А когда он снова открыл глаза, в комнате было пусто. Не совсем, правда. Бомпер лежал на диване, перенесенный неизвестной силой с кресла, в котором он потерял сознание, а против него в кресле сидел совершенно незнакомый ему человек, и Бомпер невольно начал рассматривать его.
Человек был в полуевропейском костюме, в брюках, в пиджаке, но под пиджаком была какая-то легкая курточка. На шее сидящего лежал длинный отложной воротник с острыми тонкими краями. Лицо было мужественное, загорелое, энергичное. Вся фигура говорила о том, что, скорей всего, это переодетый военный. Подчеркнутая выправка, строгие, спокойные глаза. Усы подстриженные, аккуратные, густые, темные. Он не был похож ни на доктора, ни на ученого, ни на чиновника. Его глаза испытующе смотрели на Бомпера, но скорее с любопытством, чем с сочувствием.
Убедившись, что Бомпер пришел в себя и можно с ним разговаривать, он придвинул вплотную кресло к дивану и сказал:
— Все в порядке!
Оглядев пустую комнату и пустой стол, он снова с каким-то удовлетворением повторил:
— Все в порядке! Отдыхайте! Никуда не уходите. Завтра утром я приду к вам пораньше. Не бойтесь. Вас будут охранять. Но прошу вас, не покидайте сегодня комнаты. Хотя уже поздно. Вы и так не уйдете. Примите снотворное, что дал вам ваш друг. Вот оно — на столе, и спите. Покойной ночи. До утра!
И, поднявшись точным движением кавалериста, собирающегося вскочить в седло, он удалился почти неслышной походкой.
Бомпер вскочил с дивана. У него кружилась голова. Он сел в кресло и сидел долго, пока не смог встать и принять снотворное. Откуда этот человек взял снотворное? А! Из его кармана. Значит, они все же обыскали его, откуда же иначе он знал, что там снотворное...
Он так и уснул, сидя в кресле...
Хотя утро было обыкновенным и, конечно, по уличному простору Нью-Дели уже пронеслись несчетные ряды велосипедистов в белых, шуршащих одеждах, но сейчас они не увлекали воображение Якова Бомпера, как и разложившие свой товар на газоне люди из Ладака, черные одеяния которых наводили мысли на борьбу света с тьмой или на что-либо подобное.
Теперь Бомперу было не до них. И как ни странно, но потеря всех записей, потеря его привычной синей записной книжки как бы лишила души все его замыслы и фантастические повороты сюжета.
Он иронически сравнил себя с жуком, отравленным формалином и посаженным на иглу, вонзившуюся в номер делийской гостиницы. Кроме того, у жука были оборваны издевательски все крылышки. Он готовился к самому худшему, и когда в дверь постучали уверенно и безотказно и вошел вчерашний индиец с жесткими, густыми усами, военной выправкой и серьезными глазами, Бомпер указал ему молча на кресло у стола, сел и выжидательно смотрел на гостя, который, в свою очередь, ждал, что скажет Бомпер.
Тогда, убедившись, что перед ним, несомненно, представитель власти, может быть полицейский инспектор, Бомпер сказал довольно спокойным голосом:
— Вы меня арестуете?
В то же время его смутили эти острые язычки белого воротника, выпущенные сверх курточки и придававшие посетителю какой-то штатский оттенок. Его неожиданный гость, взглянув на него спокойными строгими глазами, вместо ответа раскрыл свой толстый портфель и вынул из него такую знакомую Бомперу, его заветную, драгоценную записную синюю книжку.
— Прежде чем ответить на ваш вопрос, мистер Бомпер, я хочу вас спросить: это ваша записная книжка?
— Моя! — задрожав всем телом, сказал Бомпер, удивляясь сам, что не может сдержать дрожи.
— Вы можете получить ее обратно, проверьте страницы, но я могу вас заверить, что они все на месте, как и записочки в ее кармане.
Бомпер взял книжку. У него было большое желание раскрыть ее, но он сразу же спрятал ее в карман, и почему-то ему вдруг стало веселее. Он спросил не без волнения:
— Но кому я должен выразить благодарность? Я так тронут, так взволнован: здесь все мои заметки, мои мысли, надежды...
— Это не имеет значения, — сказал незнакомец.
— Но мне просто неудобно обращаться к вам без имени... Если у вас много имен, назовите любое, и я буду благодарен вам от души.
— Ну что ж, я зовусь Рам Дасом.
— Уважаемый мистер Рам Дас, с чего же мы начнем наш разговор, я думаю, о не совсем обыкновенных и важных вещах?..
Рам Дас снова открыл свой портфель и извлек из его недр несколько фотографий.
— Мы начнем вот с этого...
Первая же фотография, которую стал рассматривать Бомпер, как будто изображала его самого, но при тщательном осмотре сразу можно было найти некоторые несвойственные ему черточки, на второй фотографии этот человек, почти двойник Бомпера, был рядом с женщиной, которую Бомпер сразу узнал. Это была Нуэла. На третьей фотографии он узнал, бесспорно, себя и Нуэлу в ресторане в Дели, на четвертой они с Нуэлой сидели на слоне. Это была поездка в Амбер, город дворцов.
— Кто этот человек? — спросил Бомпер. — Из-за него, из-за этого сходства, меня арестуют.
Рам Дас усмехнулся одними глазами.
— Почему вас арестовывать? Разве вы в чем-нибудь виноваты?
— Клянусь вам, я ни в чем не виноват...
— Тойда расскажите все, что с вами было, как вы встретились с Нуэлой?
— Вы ее знаете?
— Немного, — уклончиво сказал Рам Дас, — как и Шри-гушу... Он вам знаком?
— Еще бы! — воскликнул Бомпер.
— Посмотрите на этот галстук на фотографии у этого человека. Вам подарила такой же Нуэла. И вы его носите...
В смущении Бомпер посмотрел на свой галстук.
— Они оба синего цвета, потому что человек на фото любил галстуки синего цвета...
— Не понимаю, — сказал Бомпер.
— Вы все узнаете, расскажите подробно обо всем, не пропуская ничего. Это очень важно...
И Бомпер шаг за шагом описал все свои приключения, нисколько не защищая себя, откровенно открывая все действия, которые он предпринимал вместе с Шри-гушей. Он запнулся перед тем, как рассказать о встрече с Вожаком всех обезьян — Серым Хануманом, но, подумав, выложил и всю джайпурскую историю, ничего не пропустив... Роман с Нуэлой он должен был изложить немного наивно, но суровый его собеседник слушал, не перебивая, ничего не записывая. Он молчал, сохраняя мрачное внимание.
Когда Бомпер дошел до события с йогом, Рам Дас перебил его:
— Вы вчера написали на доске «Ганглорд!» и удивились, что в публике кто-то громко рассмеялся. Допустим, что смеялся я, потому что было еще не время показывать вам карточку, где он изображен. А теперь его портрет перед вами...
— Вот этот, мой двойник или почти двойник? — вскричал Бомпер. — А где он сейчас?