Воспоминания

По весне у нас состоялся серьезный разговор. Что мы собираемся делать дальше? Как будем строить нашу совместную жизнь? Я сказал, что могу переехать к ней в Этрета, найти какую-нибудь работу, не важно, где и что. В остальное время… я буду писать. Да, я все еще говорил, что пишу книгу, хотя давно ничего не писал. Более того, у меня не было ни малейшего желания писать. А говорил я так потому, что мне казалось, Луизе нравится мысль, что я пишу. Про себя я уже решил, что это была чистой воды фантазия: самоутешение человека, которому не спится по ночам. Она же шептала: «Почитай мне что-нибудь из твоего романа». Она говорила это так нежно и убежденно, что я мог бы показать ей чистый лист бумаги и почувствовал бы себя величайшим в мире писателем. В ее мечтах я составлял целый мир, и это накладывало на меня огромную ответственность, я не имел права ее разочаровать. Она согласилась на мой вариант: «Ты сможешь там писать, тебе там будет очень хорошо работаться». И я уже представлял себе, как гуляю по берегу моря, мои волосы и одежду треплет ветер, а в голове рождаются смелые замыслы новой книги. Потом я пугался: а вдруг вечером мне нечего будет ей рассказать и это ее разочарует. И я решил, что ехать к ней в Этрета — рискованная авантюра, поэтому предложил ей другой вариант — переехать ко мне в Париж. А чтобы мы могли безбедно жить, я приму предложение Жерара и стану управляющим. По правде говоря, выбора у меня не было. Найти работу в наше время непросто. У меня были друзья, не знавшие, куда себя деть, притом что в студенчестве они блистали. Разве можно пренебрегать деловыми предложениями? Счастливый случай подворачивается редко, его надо ловить. Если я приму предложение Жерара, то смогу строить свой рабочий день, как мне удобно, смогу сам набрать команду сотрудников. Луиза сказала: «Это ты здорово придумал». Даже нет, она сказала: «Это гениально!» Ей действительно пришлась по душе идея, чтобы я взялся за управление отелем, и тем более идея переселения в Париж. Чем дальше, тем больше эта перспектива ее воодушевляла. Мы будем жить вместе. Будем приглашать ее друзей и родных, которые захотят навестить нас в Париже. Жизнь будет проста и приятна.

— А как ты найдешь работу в Париже? — спросил я простодушно, не подозревая, что за этим последует.

— Я попрошу меня перевести. Они делают перевод, если один из супругов живет в другом городе…

— Но ведь мы не женаты.

— Значит, надо пожениться!

Она произнесла это мимоходом. Я-то, как романтический юноша, всегда полагал, что попрошу руки и сердца моей избранницы, опустившись на одно колено, и надену ей на палец обручальное кольцо. Но она опередила меня и подрезала на корню мои возвышенные устремления. Тем не менее мы принялись восклицать, будто это игра: «Мы поженимся! Мы поженимся!» Мы были в нашем номере. Я бросился к мини-бару, открыл маленькую бутылочку шампанского, влез на кровать и провозгласил: «За мою жену!» Она тоже влезла на кровать и прижалась ко мне, повторяя: «Мой муж! Ты мой муж!» Потом мы вышли на улицу, была суббота, середина дня, мы пошли бродить по Парижу. Мы объявили радостную весть кое-кому из друзей, а также некоторым прохожим, потому что в тот день каждый встречный был нашим другом. Мы переходили из бара в бар и праздновали, праздновали — со всеми, кто хотел в этом участвовать. Мысль о браке пришла нам в голову как удачное решение проблемы, теперь же мы радовались как дети. Вот здорово, мы женимся! У нас будет настоящая свадьба! И все нам казалось легким и простым, ну прямо море по колено, даже идея вечной верности нас не пугала. Мы гуляли по улицам, проматывали нашу молодость и красоту, точнее, нашу молодость и ее красоту. Это был наш город, и мы чувствовали себя как на фотографии. Я думал в тот момент, что на нашем пути не может быть никаких препятствий.

Мы отправились в магазин свадебных платьев. Сознание наше было изрядно затуманено алкоголем, но платье нам приспичило выбирать немедленно. Когда Луиза хотела примерить одно, ее непослушный палец, дрожа, указывал на другое. Продавщица пыталась нас урезонить: «Молодые люди, свадьба — дело серьезное. Это самый прекрасный день в вашей жизни. К нему надо готовиться обстоятельно». С видом доброй наставницы она пыталась направить нас на путь истинный. Но чем серьезней она говорила, тем больше мы хохотали и веселились. В конце концов мы попросили отложить для нас самое красивое и самое дорогое платье — я осознал это только на следующий день. Луиза должна быть самой красивой — Луиза будет моей женой. Себе я купил красивый галстук. Красивый желтый галстук. Выходя из магазина, я вспомнил:

— Надо же сообщить родителям.

— Слушай, а давай поедем к ним завтра на обед. Лучше, если мы им расскажем при встрече, чем по телефону.

— Давай.

Я позвонил родителям. Мама сказала, что рада будет нас видеть. Она была удивлена, потому что я не часто заглядывал к ним в гости, но подозрений у нее никаких, похоже, не возникло. В конце концов, в последнее время я много уделял ей внимания. Иногда мы вместе обедали где-нибудь. Ходили на выставки. Мама оправилась от своей депрессии, но все равно отец звонил мне иногда и говорил: «Ты знаешь, все-таки у нее с головой не все в порядке». Мама тоже жаловалась на отца: «Я с ним с ума сойду. Представь, сидит целый день дома и никуда не выходит. И бубнит все одно и то же, одно и то же. Крыша едет». Их претензии были обоюдны. У обоих были и взлеты, и падения, но для них обоих это был трудный переход в новую фазу существования. Отец кое-что наконец понял и нашел себе занятие — стал ходить в киноклуб по соседству. Меня это сначала удивило, потому что прежде он никогда не проявлял интереса к кино. Наверно, раньше он любил «Титаник» или «Крестного отца» — а тут вдруг заговорил об Антониони и Одзу. Однажды он сказал мне с очень серьезным видом:

— А ты обратил внимание, как мастерски в «Приключении» использовано искусство эллипсиса?

— Об эллипсисе трудно судить в силу его эллиптичности, — попробовал сострить я, но отец ничего не понял. Он, конечно, стал меняться в лучшую сторону, но ожидать от него еще и чувства юмора… Он всерьез пристрастился к итальянскому кино, и мама разделяла с ним эту страсть. По последним сведениям, они решили поехать на кинофестиваль в Венецию. Ну что ж, почему бы нет?

В воскресенье утром мы проснулись с похмелья со страшной головной болью. Я внимательно посмотрел на Луизу и спросил:

— Хочешь кофе?

— М-м… хочу.

— А круассан хочешь?

— М-м… Тоже хочу.

— А…

— Что?

— А замуж за меня все еще хочешь?

— Ой, да, да…

Вместо третьего «да» она меня поцеловала. По ее взгляду я видел, что она напрочь забыла вчерашние безумства, но искренне рада нашим планам на будущее. Мы собрались и отправились к родителям. Это был важный визит. Я приведу ее в дом, где жил в детстве. Где столько воспоминаний связано с моим отрочеством. Теперь я иду туда на обед, и я уже взрослый. И даже собираюсь сообщить, что намерен жениться. Моя собственная жизнь наполнилась вдруг теперь огромным смыслом — не потому, что я готовился сообщить о женитьбе, а потому, что взглянул на события глазами ребенка, которым был когда-то.

Луиза волновалась, но волновалась совершенно напрасно. Мои родители будут счастливы, это точно. В течение ближайших месяцев их голова будет занята всякими бытовыми и организационными заботами (они же об этом мечтали). Подготовка к свадьбе позволит им ощутить себя нужными. К тому же им очень нравилась Луиза. Они были ею буквально очарованы, хвалили ее манеру держаться. Когда я привел ее к ним в первый раз, я уловил тень изумления в глазах отца: «Как такая красивая девушка может быть подругой моего сына?» Именно это я прочел в его взгляде. Не знаю уж, какой вывод следует сделать: то ли что она слишком хороша, то ли что я недостаточно хорош? Я все же склонен был предполагать первое, хотя и второе было вполне возможно, учитывая то, как отец вел себя со мной. Что касается мамы, то она, кажется, была удивлена, не найдя в Луизе никакого изъяна, ничего, что могло бы в дальнейшем омрачить наш союз. Она дивилась и радовалась, что все у нас хорошо, что мы прекрасно ладим, искренне друг друга любим и воспринимаем все это как должное. Так что, по идее, родители должны были обрадоваться известию. И хотя я ни разу в жизни не видел, чтобы они хоть что-нибудь воспринимали с энтузиазмом, Луиза стала в их глазах нежданным чудом, посему настроены они были более чем лояльно.