Юрка

Все это казалось таким печальным и покинутым, что сердце Юрки сжималось от боли. Он глядел на удалявшийся берег и видел, как Михей, махнув в последний раз рукой, пошел к хижине, погладив на ходу кудластую голову собаки. Юрке почудилось, что он слышит печальный голос старика: «Опять мы одни, Турка!» И невольно слеза скатилась с ресницы.

Аким греб молча и сосредоточенно. Лицо его было серьезно и угрюмо, и только тогда, когда взгляд падал на Юрку, что-то ласковое пробегало по нему…

Когда скрылась из виду изба Михея, Юркой начало овладевать нетерпение. Ему захотелось скорее доехать, и казалось, что Аким гребет слишком медленно и что челнок почти не движется.

– Дай я погребу! – попросил он.

Аким усмехнулся.

– Небось, и без тебя доедем.

– Да тихо больно. Мы так и до утра не доберемся, – с легкой досадой заметил Юрка.

– Зачем до утра? Через часика два-три докатим… Тоже ведь и ты не близко забрался…

Это хладнокровие было прямо возмутительно! Юрка досадливо отвернулся от старика, но через секунду снова повернулся к нему и засыпал целым градом вопросов: что Саша? Приехал ли Виктор Петрович? Что говорит Эмма Романовна? Как удалось Саше обнаружить кухаркины замыслы? И так далее, и так далее… Он забыл, что уже раза два Аким подробно докладывал обо всем этом, и с тем же лихорадочным нетерпением ждал ответа.

Аким и в третий раз ответил, не выказав и тени неудовольствия.

– А о тебе узнал я стороной, – добавил он. – Торговец с рыбой приезжал, так в разговоре сказал, что у рыбака одного мальчишка объявился, ну я смекнул, что за мальчишка, и поехал…

– А там знают?

– А почто? Никто не знает. Сашутка разве, да и то больше сдогадывается… Не говорил я одно потому, чтобы смешков не было, коль ошибся бы я… А второе, чтобы за обиду твою отплатить им… Сашутке только сказал, что в розыск еду… Вот-то обрадуется парнюга!

Юрка довольно засмеялся: сюрприз имел много прелестей в его глазах. Он живо представил себе, как обрадуются там, как встретят его… Самолюбие слегка щекотнуло в душе, и он залился счастливым смехом…

Два с половиной часа показались целой вечностью.

Но наконец из-за гущи деревьев вдали вспыхнул блестящий церковный купол и кое-где крыши домов… Челнок въехал в полосу тростников. Узкий, извилистый проливчик вел среди них, и Юрка, замирая, ждал, когда кончится чаща мягко шуршащих тростников, сплетавших тонкие листья над головой.

Кончились тростники… На берегу показалась знакомая дача, выглядывавшая из-за румяной листвы старых тополей и каштанов. Белая купальня ясно обрисовалась возле берега, а на мостках рядом с ней маленькая детская фигурка, с напряжением вглядывавшаяся в залив.

Сильно забилось сердце Юрки. Он хотел крикнуть, но это удалось не сразу: судороги перехватили горло, и только после минутной борьбы с ними слезы радости вырвались из глаз вместе с хриплым дрожащим возгласом:

– Саша! Саша!

Но вряд ли крик долетел. Фигурка оставалась неподвижной.

– Саша! – что было силы повторил Юрка.

Слышит? Нет… Слышит! Слышит! Фигурка возле купальни засуетилась вдруг, забегала, и вместе с ветром к челноку долетело глухим воплем:

– Жор-жи-ик!

Когда глаза Юрки освободились от слез, Саши не было уже на мостках… Его синяя курточка пятнышком мелькала на берегу среди садовых кустов: он бежал домой.

– Чего он? – с недоумением вырвалось у Юрки.

– А за отцом, верно.

Прошло несколько минут. Положительно не плыл челнок, а полз, как тысячелетняя черепаха… Юрка бросал умоляющие взгляды на Акима, и, хотя тот греб с удвоенной силой, челнок казался совершенно неподвижным…

Юрка пожирал взглядом берег… И вдруг снова глаза его застлались туманом, а сердце забилось так сильно, что биение это, должно быть, можно было услышать на берегу: он заметил группу людей, торопливо сбегавших к купальне по крутому откосу…

Тут были все: Саша, Ихтиаров, студент и даже Эмма Романовна. Все кричали что-то… Махали челноку руками… а Саша подпрыгивал и выделывал в воздухе ногами удивительные штуки.

Что было дальше? Все пошло по-старому. Подошла зима и сковала белой пеленой ширину залива, и стал он беспредельной, ровной поляной… Голые, черные деревья покрылись серебристой сединой и стояли тихие, задумчивые, точно погрузившись в сон… Мороз трещал. Зима выдалась лютая… Но в домике над заливом было уютно и тепло. Тесный кружок людей жил, сплоченный привязанностью, мирно и тихо… Были радости, были и печали, и жизнь шла своим порядком…

Весной неподалеку от дачи выстроился бревенчатый домик. Он со всех сторон обвесился сетями, точно громадными серыми вуалями. Это старый Михей переселился на землю Ихтиарова, уступив его просьбам: видно, невмоготу ему стало одиночество.

Юрка больше не убегал, насколько мне известно. Теперь он вырос, много учился и стал инженером. Говорят, что где-то на юге руководит работами по постройке громадного порта – вдвое больше и могучее старого Гутуевского. Говорят также, что не забыл он своего печального детства и много хорошего сделал для бесприютных, заброшенных детей.

Всему этому я охотно верю и вам советую поверить, читатели.