Чудесное лето

Дядя-химик долго торговался. Заведовать очисткой камышей от старых консервных банок и морского сора он не согласился. Что же это за должность для человека с химическим образованием? Стать командиром уланского эскадрона по охране камышовых границ, хотя назначение это очень ему льстило, он не мог, потому что бегать рысью по песку, когда у тебя живот вроде мандолины, очень затруднительно. Тогда королева хлопнула себя по лбу (жест этот повторило все население, кроме Хризантемы) и предложила новому подданному самое настоящее место: «заведовать химической обороной страны от семи до девяти вечера», потому что в остальное время вся компания занималась другими делами и Камышовое Государство закрывалось.

Через четверть часа новый химический министр представил королеве подробный план. Смертельные газы упразднялись навсегда. Он будет применять только такой газ, от которого все, своевольно переходящие границу, начинают смеяться до упаду. Затем их подбирают, перебрасывают через границу и оставляют в покое. На детей, зверей и насекомых газ этот не будет действовать. Из привезенных им цветных лоскутков замши химик обязался наготовить полкило кожаных денег. Автомобильный поставщик сразу же заявил на это, что за замшевые деньги он продаст свои машины вполовину дешевле… Кроме того, химик взялся выкрасить к завтрашнему вечеру все пограничные столбы в цвета королевства. Королева и начальница вооруженных сил смущенно переглянулись.

Затем все разошлись по своим делам. Королева – обтягивать трон парусным лоскутом, который она нашла у скал. Младшая девочка – устраивать под сосной в крепости подземную камеру для Хризантемы. Боб – чинить пороховой погреб. Автомобильный поставщик – готовить из камышинок и шишек партию новых грузовиков.

Игорь сел рядом с дядей-химиком, вытащил из-за пояса шомпол для шашлыка, заменявший ему шпагу, и стал чистить его песком.

Дядя-химик оглянулся. Игорь снял с себя шпагу, вокруг никого не было, можно было, стало быть, поговорить по душам, неофициально.

– Отчего же вы три вечера подряд без меня играли? – спросил он обиженным шепотом, рассматривая на руках красные полоски от шнурка.

– Мы думали, что вы не будете с нами играть в государство, – тоже шепотом ответил Игорь.

– Вот те на. Спросили бы раньше. Что же это за манера проваливаться сквозь землю и оставлять меня одного в сарае… Ну, да ладно. Давай-ка лучше королевские цвета придумывать для столбов.

Министр пограничных дел приложил палец к губам.

– Нельзя королевские.

– Почему нельзя?

– Видите… У нас через вечер. Один вечер управляют мальчики, тогда у нас республика, другой вечер – женщины. То есть девочки. И старшая непременно хочет быть королевой, иначе она не соглашается играть. Неужели же нам теперь двойные пограничные столбы ставить?

– Гм… – дядя-химик задумался. – А мы флаги к столбам привесим и будем их поочередно менять. Королевский флаг, положим, будет сине-зеленый. У королевы синие глаза, у ее сестры – зеленые. Ну, а для республики пусть мальчики сами придумают.

– Да ведь вы тоже мальчик… То есть мужчина.

– Нельзя, друг… Что я за главнокомандующий такой, чтобы за всех придумывать.

Игорь кивнул головой, сунул за пояс свою шпагу и исчез в камышах. Через две минуты вернулся и сказал:

– Королева просит, нельзя ли половину флага сделать королевским, половину республиканским. Мужчины согласны.

Заведующий химической обороной пожал плечами: такого решения он не предвидел.

Поздно вечером, когда луна, как большой серебряный рубль, засияла над камышами, по всему берегу понеслись протяжные призывы:

– Де-ти! Ау… Спать пора… Да где вы там?

Досада какая! Как раз в эту минуту в Камышовом государстве собрался военный суд, чтобы судить Хризантему. Она опять подрыла ход из крепости и съела весь интендантский склад, помещавшийся под королевским троном. И в такую интересную минуту, когда дядя-химик только что приготовился произнести в защиту облизывающегося преступника речь, извольте идти спать!

Население вздохнуло и неслышно разошлось: дети через лесок по своим домам, дядя-химик, осторожно оглядываясь, чтобы его никто не заметил, – берегом в свой сарай.

До поздней ночи ворочался он на скрипучей койке, слушал одним ухом, как шлепает о лодку море, и все думал: делать ли крупные деньги из красной замши или из зеленой? Или из синей? Треугольные или круглые? И какие почтовые марки придумать для нового государства? И где приколотить почтовый ящик: у мостика или у королевского трона?..

Мальчики на ферме и девочки в белом домике тоже долго не могли уснуть и думали приблизительно о том же самом.

Глава XVI

Под дамским крылом

Дети визжали в море. Игорь изобрел спасательный прибор, и все по очереди отнимали его друг у друга, чуть не дрались, чтобы испытать на себе новое изобретение. Прибор был действительно замечательный: четыре связанные между собой, наглухо закрытые жестянки из-под бензина прикреплялись в рыболовном сачке к спине; по бокам жестянок для устойчивости приделаны были, как в австралийских челноках, камышовые щитки, а в поперечную дощечку вставлялся оранжевый флажок, чтобы издали было видно: «терплю бедствие».

Одна беда – жестянки на широкой тесьме неизменно сползали к низу живота, и потерпевший крушение переворачивался головой вниз, будто ванька-встанька, но в обратном направлении. Тонуть не тонул, но захлебывался, что почти одно и то же. Конечно, это не было опасно: дети хватали погибающего за отчаянно дрыгающие ноги и переворачивали его головой кверху, в привычное для взрослых и детей положение. К тому же испытание производили на мелком месте, а маленького Боба, который мог и в ванне утонуть, из игры исключили. Зато он мог издали визжать вместе со всеми сколько душе угодно.

Дядя Вася, пока дети барахтались в воде, сидел в стороне на пригорке под широкой искривленной сосной и читал письмо. Прочел, подождал, пока изобретатель и кольцо голов вокруг него немного угомонились, – зачем же зря забаве мешать – и позвал Игоря.

– Устал?

– Ни капельки. Скажи, дядя Вася, как сделать, чтобы жестянки вниз не сползали?

– Перемычки такие надо к плечам привязать, вроде подтяжек… Ты погоди, теперь у нас разговор другой будет. Мама пишет, что ты здесь загостился, три недели прожил вместо двух. У вас ведь там под Парижем в усадьбе тоже неплохо. Загорел ты, окреп… Поучиться тебе еще надо перед тем, как в школу поступишь. Вот мама и пишет, чтобы я тебя домой отправил. Слышишь?

Игорь молчал. Общипывал лиловую лапку вереска и смотрел в песок.

– Что ж ты, кролик? Разве ты не соскучился по маме? Не хочешь отца видеть?

Мальчик встрепенулся.

– Конечно, хочу! Но как же я один поеду?

– Почему один? Попутчицу я тебе нашел, будь спокоен. Такая дама, что дай ей хоть дюжину мальчиков, и то довезет. Осенью и зимой поучишься, ученым станешь, и на следующее лето я все ваше семейство в гости сюда зову. Ферму я уже присмотрел, стану, брат, плантатором-арендатором… Поживете у меня в полное удовольствие. И ты главнокомандующим будешь над всеми моими кроликами и цыплятами. Понял?

Игорь повеселел. Маленькое его сердце разделилось на три части: одна треть еще здесь у залива оставалась, с детьми, с дядей Васей, с тихо дышавшим у ног морем, другая потянулась «домой», во временное жилье под Парижем, к маме и отцу, к забытому парку и приятелю – пуделю Цезарю, а третья, последняя треть, уже жила в будущем, на приморской ферме дяди Васи…

Мальчик посмотрел блуждающими глазами вокруг: и залив, и летняя компания расплывались, сливались с низко ползущими над мысом облаками… Надо ехать. И еще одно утешение нашел: с визгом промчавшиеся мимо по песку голоногие девочки тоже скоро возвращаются в Париж учиться, они его в гости к себе звали… А Мишка? Друг Мишка. Он ведь с отцом здесь останется.