Ловцы трепанга

Дикари отравляют стрелы и другими ядами: очень часто они употребляют сок ползучего растения, называемого сеттинг, — это еще более сильный яд, вызывающий мгновенную смерть.

Капитан хорошо знал, как страшно действие отравленных стрел, поэтому он увел всех с террасы, чтобы не служить папуасам мишенью для обстрела. Обе стрелы, уже пущенные дикарями, капитан забрал с собой и, осмотрев их, удостоверился в том, что пираты действительно вооружены сарбаканами.

Но и держась за стенами, осажденные могли отстреливаться: для этого в стенах были оставлены многочисленные бойницы.

Все пятеро стали у этих бойниц. Они зорко следили за поляной, обшаривая взглядами каждый куст, за которым могли скрываться пираты. В случае нападения — с какой бы стороны оно ни было направлено на воздушную хижину — моряки могли остановить его ружейным огнем.

Ждать им пришлось недолго. Через несколько минут из-за кустарников выскочили черные тени; они двинулись к воздушной хижине. То были пираты, их было не мало, человек сорок, наверно.

Корнелиус прицелился и выстрелил. Настигнутый меткой пулей, папуас дважды перевернулся на месте и, не издав даже звука, упал бездыханным на землю.

Такой меткий выстрел ошеломил осаждающих. Они отступили к лесу и скрылись там, прячась за деревьями.

Наступила томительная тишина.

— Внимание! — закричал вдруг капитан.

Семь или восемь стрел одновременно прорезали воздух. Но они были пущены с слишком далекого расстояния, и только две из них вонзились в бамбуковые перекладины площадки, а остальные упали на землю к подножию столбов.

— Целый град стрел… — вздохнув, сказал Корнелиус.

— И град, несущий яд. Наше счастье, что мы находимся за стенами, — отозвался Ван-Горн.

— А что мы будем делать потом, — задумчиво сказал капитан, который совсем не был успокоен отступлением пиратов. — Если осада продолжится, что станется с нами?

— Ничто не гонит нас отсюда. В этой птичьей клетке совсем не так скверно.

— А провиант? У кого из нас есть хоть капля воды?

— У меня, правда, есть бисквиты, да только два, а воды… ее нет ни у кого.

— Неужели дикари поведут правильную осаду? — спросил Ханс.

— Ты можешь быть в этом уверен. Не сумев взять нас силой, они возьмут нас голодом.

— Смотрите, они возвращаются! — вскричал Корнелиус. Осажденные, выглянув через бойницы, увидели осторожно пробиравшихся к хижине пиратов. На этот раз они не шли прямо, а прятались, как могли, в кустах; некоторые из них даже ползли по земле, чтобы скрыться от стрелков.

— Да они хотят подрубить столбы! — воскликнул Ван-Горн, показывая Корнелиусу двигавшуюся к хижине охапку трав, из-за которой торчали топоры и копья.

Корнелиус выстрелил, но ни один крик не последовал за этим.

— Промах или наповал, — сказал Ван-Горн.

— И с нашей стороны движутся топоры и копья! — закричал Ханс. Ханс и капитан выстрелили в одно время, но и их пули пропали

даром: пираты, скрытые за охапками трав, двигались к хижине.

— Под землей они, что ли, прячутся? — ворчал Ван-Горн. — Не могу различить ни одного живого существа.

Но тут человек двадцать папуасов выскочили из-за прикрытия и под дулами ружей бесстрашно бросились бегом к хижине. Прежде чем кто-нибудь наверху успел разрядить свое ружье, пираты добежали до столбов и так сильно ударили по ним своими парангами, что две подпорки тотчас рухнули.

Три выстрела ответили на эту атаку. Два пирата упали как подкошенные; третий побежал было прочь, вопя что есть мочи, но он сделал только несколько шагов и повалился на землю. Остальные скрылись в кустах.

— Они храбры, эти разбойники. Нам остается только надеяться, что они не захотят терять по нескольку человек при каждой атаке, иначе, подсекая так столбы, они скоро свалят хижину, — заявил Ван-Горн.

— Ну не так-то скоро, — вмешался капитан, — столбов так много, что им придется всем полечь до того, как хижина рухнет на землю. Мне думается, что после того, как их проучили во второй раз, они не полезут снова в атаку. Но глядите в оба, чтобы встретить их и в третий раз так же.

Все пятеро застыли у бойниц в напряженном ожидании.

Пираты снова скрылись в лесу, но они не думали совсем уходить, время от времени снова слышался свист стрел, но и эти не долетали до хижины.

Было ясно, что дикари не желали больше подвергаться новой опасности: меткие выстрелы осажденных заставили их отказаться от открытого нападения. Теперь они окружили хижину, чтобы не допустить бегства противника.

Капитан был прав: пираты, испытав меткость стрельбы окруженных ими людей, готовились взять их не силой, а измором.

Как бы то ни было, остаток ночи прошел спокойно, без новых атак пиратов и без стрельбы осажденных.

В хижине, конечно, не жалели об этом: хотя в запасе зарядов было еще немало, однако беспрестанно расходовать их было слишком опасно.

Взошло солнце и осветило окружавшие поляну леса.

Положение обоих лагерей оставалось неизменным. Папуасы рассыпались по опушке леса, скрываясь за громадными стволами деревьев. Их голоса доносились до хижины.

А в хижине осажденные обсуждали свое положение, с каждым часом становившееся все более катастрофическим.

— Скверные дела, — говорил Ван-Горн. — Если осада затянется, я не знаю, как мы будем бороться с голодом и особенно с жаждой.

— Если бы знать, что вблизи есть родник, — сказал Корнелиус, — я отправился бы туда. С меня достаточно этого заточения.

— Но оно только начинается. Тебе оно успеет еще наскучить: пираты и не думают уходить из леса, — возразил капитан.

— А если попробовать выбить их оттуда…

— Как?

— Спуститься вниз и напасть на них.

— Они забросают нас стрелами, прежде чем мы доберемся до земли; а ты помнишь, что стрелы отравлены.

— Однако, как нам быть?.. Не помирать же с голоду.

— Будем надеяться, что дикари скоро сами уберутся.

— Будем томиться, пока хватит сил.

— Ах, хоть бы один разбойник вылез на открытое место, — не выдержал Ван-Горн.

— Они держатся за прикрытием. На их месте мы сделали бы то же самое.

— Дядя, позволь попробовать вытянуть их из лесу. Там в кустарниках что-то зашевелилось, — сказал Корнелиус.

Прежде чем капитан успел ответить, Корнелиус приложился и выстрелил.

В ответ на выстрел пираты засыпали хижину стрелами, но и на этот раз они не долетели до своей цели.

— Они не хотят вылезать из лесу, — заявил Корнелиус, раздосадованный упорством дикарей.

— Конечно, не хотят, они увидели, что имеют дело с хорошими стрелками. Брось попусту расстреливать патроны… Давайте завтракать.

— Тощий будет у нас завтрак…

— У меня есть три бисквита, — сказал Ван-Горн.

— А у меня два, — отозвался Ханс.

— У меня ни одного, — заявил Корнелиус.

— И у меня тоже, — добавил Лю-Ханг.

— А у вас, капитан? — спросил Ван-Горн.

— У меня есть трубка и табак, — ответил Ван-Сталь.

— В таком случае мы никак не рискуем заболеть от несварения желудка.

Они братски поделили между собой пять бисквитов, составлявших весь их запас. Бисквиты были уничтожены в один момент.

После завтрака Ван-Сталь, Ханс, Корнелиус и Лю-Ханг отправились отдохнуть, а Ван-Горн остался на карауле. Все четверо были так утомлены, что заснули тотчас же, лишь только вытянулись на циновках.

День прошел без новых атак пиратов, не оставлявших все же опушку леса, откуда изредка долетали стрелы: дикари хотели показать свою решимость довести осаду до конца.

К вечеру несчастные осажденные жестоко страдали от голода и еще сильнее от жажды. После утреннего завтрака, и такого тощего, у них не было и маковой росинки во рту, а воды они не пили с прошлого вечера.

Никто из них, однако, не жаловался, даже Ханс, самый молодой, стоически переносил и голод и жажду, хотя в горле у него пересохло, а язык распух.

К концу дня свежий вечерний ветерок принес осажденным некоторое облегчение, но далеко не успокоил их страданий. Теперь всем было ясно, что долго они такого поста не выдержат.