Страница 23 из 37
— Сперва нужно достать денег, а потом, может быть, нам придёт в голову какая-нибудь мысль.
Друзья допили лимонад.
Когда наша компания выходила из двери, Мышибрат вернулся к столу; украдкой высыпал крошки с блюдечка в широко открытую пасть и, тщательно пригладив усы, поспешил вслед за друзьями. Было тепло. В парке уже пожелтели деревья, издалека они напоминали золотые и медные паруса. По газонам бегали дети, собирая пучки разноцветных листьев. Какие-то дамы в развевающихся мантильях проехали в экипаже. Шуршали шины, мягко стучали копыта в тенистых и влажных аллеях парка.
Петух направился к ювелиру. В тёмном переулке он спустился вниз по вытоптанным ступеням лестницы. Лестница вела в подвал, напоминающий нору. В полумраке ювелир Барсук, который никогда не снимал своей тёплой шубы, поднёс медали к лампе и, вставив в глаз лупу, долго и внимательно рассматривал их.
— Золото, — шепнул обеспокоенный петух.
— Хм… Немного золота тут есть. — Шаркающей походкой Барсук направился вглубь магазина и, подозрительно оглянувшись, открыл кассу.
— Спасибо вам, — пожал ему лапку петух. Барсук важно поклонился и стал чинить часы, прислушиваясь к их больному тиканью.
«Старый холостяк потому такой и нелюдим, посватать бы его за нашу Хитраску, она бы его мигом расшевелила», — подумал петух, взбегая по крутой лестнице.
— Сколько тебе дали?
— Двенадцать дукатов.
Мышибрат свистнул. Теперь друзья держали путь к окраине города, к городскому валу.
Трава стала бурой; словно золотые монетки, осыпались листья берёз; неподалёку несколько мальчишек пускали змеев.
Друзья уселись на каменной скамье. У их ног лежал город, пропитанный лучами солнца, сонный и прекрасный. Капрал положил крыло на колено и стал считать по перьям: Прыг и Узелок не подходят, — оба большие сорванцы; маэстро Пилюля не сторгуется, — его тотчас обманут; пушкарь Пукло — благородная душа, но очень откровенен и любитель выпить. Больше некого послать к цыгану…
— А яяяя… А яяяя… — послышался голос из-под откоса, и чья-то бледная хитрая физиономия показалась снизу; ноги этого субъекта были спутаны, и по траве тащилась длинная верёвка.
— Козёл! — крикнул петух.
— Да, это яяя, — промычал, смиренно став в сторонке, козёл.
Капрал Пыпец всматривался в него и что-то обдумывал.
— Слушай, ты ведь уже давно был превращен в обычную жалкую козу, — но раскаялся ли ты в своих поступках? Можешь ли ты вновь обрести уважение и загладить свою вину, можно ли тебе доверять?
— О да, дорогие мои, ведь я столько выстрадал!
— Тогда ты пойдёшь на старый рынок, где стоит фургон цыгана Нагнётка, и купишь у него зелье, которое вернёт красоту этой девочке. Вот тебе дукаты. Но горе тебе, если ты обманешь.
— Если ты изменишь, — мяукнул Мышибрат, — мы повесим тебя на первом попавшемся суку.
— Обещаю вам, что не подведу, благодетели мои, — блеял грустно козёл. — Поклясться мне нечем, рогов уже нет.
— Знаем мы эти клятвы…
— Даю слово, что, исполню, — стонал козёл, сжимая в копыте дукаты. — Позвольте вам ножки поцеловать, — козёл склонялся ниже и ниже.
— Заруби себе на носу, мой милый: та верёвка, от которой мы тебя освободим, будет висеть на дереве и ждать тебя с нетерпением!
— О милосердные души, о золотые мои, сделаю для вас, клянусь прабабушкой Мекулой, — прошептал он, и из его узеньких глаз потекли слёзы.
— Режь, — махнул крылом петух.
И Мышибрат разрезал путы. Козёл весело сорвался с места.
— В два счёта сделаю, еще этой ночью вы получите лекарства. Честное купеческое слово.
Он сбежал со склона, пощипывая там и сям верхушки терпкого осота.
— Может быть, не стоило ему сразу давать столько денег?
— У меня не было выбора, необходимо было рискнуть, — сказал петух, вытирая вспотевший лоб. — Может быть, и у него еще осталась и честь и совесть.
Внизу протрубил рожок, послышались голоса и топот. Мальчишки сматывали верёвки. Опьянённые полётом в небесных просторах, змеи неохотно возвращались из лазури, некоторые из них садились на деревья и, обмотав ветви своими шуршащими бумажными хвостами, казалось, хотели переночевать в прохладной выси.
С крепостного вала виден был рынок, похожий на муравейник.
— Что там происходит?
Хитраска посмотрела на солнце.
— Скоро начнётся представление; разве вы не читали афиши?
— Ты права, верно, — согласились звери. — А может быть, стоит хоть одним глазком взглянуть, что будет показывать этот громила?
— Лучше держаться от него подальше, — предостерегла друзей Хитраска.
— В такой толпе, в присутствии всей гвардии, цыган нам совсем не опасен, будь мы под самым его носом…
— Ну, тогда живо, торопитесь, скоро начнётся представление, — пискнула Хитраска.
Блошиный цирк
Уже в самом начале улицы, где за порядком смотрело несколько полицейских, шумели возбуждённые толпы горожан. Стрельчатые окна уходящих в небо узких домов были открыты настежь, и в них торчало множество голов.
Часть площади была огорожена канатом. Вдоль него, потирая руки, ходил цыган Нагнёток. В отдалении стоял фургон; там Друмля одевала блох в парадные платьица. Кляпон восседал на козлах, он пронзительно трубил и ударял в медные тарелки. Наверху, между двумя шестами, была натянута тонкая, как волос, бечёвка; она едва виднелась на фоне ветвей и неба.
В переднем ряду стояло несколько мягких кресел, в них сидели отцы города и сам бургомистр, он любовно поглаживал чёрную, как смоль, бороду.
Прежде чем цыган начал представление, бургомистр встал на кресло и, подняв обе руки вверх, воскликнул:
— Благородные сограждане! Помните о похищенной королевне, развлекайтесь без улыбки, ибо страшно подумать, что будет, если и впредь не будет…
На площади воцарилась тишина, и только сердца притаившихся в толпе друзей забились сильнее.
— Каждого, кто принесёт о ней какое-нибудь известие, король щедро наградит; добровольцев, желающих принять участие в поисках, он вооружит, даст им золото и коней; но неизвестно, где она скрыта, поэтому и во время забавы не закрывайте глаза, может быть, она пройдёт недалеко, может быть, приведут сюда украдкой. Присутствующий здесь маэстро Нагнёток дал показания, они много света на дело не проливают, но же я надеюсь, что похитители найдутся. Будьте бдительны! Будьте настороже!
Поклонившись, бургомистр сложил свои пухлые руки под траурно-чёрной бородой и, глядя на небо, уселся в кресло.
Наступила удручающая тишина. Но вот Нагнёток дал знак Кляпону, тот заиграл на трубе, ударил в тарелки, а Друмля выкатила маленькие клетки с нарядно одетыми блохами.
Цыган прошёлся по помосту и поднял решётки. Потягиваясь и зевая, из клеток стали выскакивать огромные блошищи. Сверкая острыми зубами, они бросали по сторонам алчные взгляды.
Толпа зароптала, многие отпрянули, потому что блохи смотрели на горожан так, словно выбирали, кто из них поаппетитней. Цыган поднял руку, успокаивая зрителей. Потом он щёлкнул бичом. Блохи подскочили несколько раз на месте.
И вот, подгоняемые взмахами свистящего хлыста, они бегут уже по две и по три в такт музыке.
Цыган поклонился. Все зааплодировали. Было за что его хвалить. Только железной дрессировкой и незаурядным мужеством можно было принудить к послушанию этих кровожадных тварей.
— А твои-то невинные ягнята, — шепнул петух на ухо Хитраске.
— Я дрожу при одной мысли, что они могли вырасти такими же, — ответила лиса.
Прыгая через зажжённые обручи, кувыркаясь и образовывая в воздухе пирамиды, блохи в разноцветных трико скользят легко и изящно.
Но это только так кажется, потому что две самые дерзкие из них уже крадутся в сторону, скаля на зрителей зубастую пасть. По толпе проходит дрожь, перепуганные ребятишки плача прижимаются к матерям. Но маэстро следит за всем внимательным взором. Он уже достал пистолет и выстрелил над головами хищников. Рассеялась горящая пакля; с опалёнными мордами, злобно урча, блохи вернулись в танцующий круг.