Страница 40 из 93
Тарноци пришлось идти в замок Бехенци пешком, оставив во дворе криванкинской корчмы нанятую им подводу: пускай возница покамест посидит в распивочном зале да полюбуется на портрет Яношика *, который был когда-то самым знаменитым в этих краях разбойником и к тому же славился щедростью: он умел и поесть, и выпить, и другого угостить (после обеда Яношик отпускал ремень на семь дырок).
В проводники Тарноци взял себе деревенского паренька, который уверял, что хорошо знает и дорогу, и обоих баронов.
— Да бывал ли ты у них в замке-то?
— Еще сколько раз!
— Значит, и красивую барышню видел там? Парнишка вытаращил глаза от удивления:
— Нет у них никаких барышень, одна экономка; такая образина, сморщенная, как сушеный гриб.
— Знаю, это тетушка Рожак. А кроме нее…
— Не-е… тетушка Рожак давно уже распрощалась с ложкой…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что она теперь и без еды обходится. Да ей и при жизни не очень-то часто приходилось есть, мир ее праху.
— Значит, она умерла?
— Конечно, об этом-то я вам и толкую. По правде сказать, бедняжка потому и померла, что ничего не ела.
— Почему же она не хотела есть?
— Она бы ела, да бароны не давали.
— А почему они не давали?
— Да потому, что у них у самих ничего не было.
— Вот как… Так ты говоришь, у них теперь новая экономка?
— Новая…
— А других женщин, кроме нее, в замке нет?
— Нету!
Тарноци с досады покусывал свои маленькие, соломенного цвета усики и палкой сбивал по сторонам тропинки увядшие цветы, покрытые легким серебром инея.
— А как зовут новую экономку?
— Эстелла.
— О, тогда идем скорее, ради бога! — весело крикнул Тарноци и чуть ли не бегом стал подниматься по склону горы Кокол.
С ее вершины парнишка уже мог показать рукой, где запрятался замок Бехенци.
— Это там, где дымок курится? — спрашивал адвокат.
— Нет, ближе. В замке редко курится дымок. А тот дым — от пастушьего костра.
Не прошло и четверти часа, как они добрались до редкого ельника под названием «Болото»; на повороте тропинки из чащи вышел лохматый человек в огромных сапогах, в потрепанной куртке и барашковой папахе, заломленной на затылок. Парнишка ткнул адвоката в бок:
— Смотрите, это и есть старый барон.
Тарноци знавал старого барона, встречался с ним раза два в Жолне, но кто бы мог подумать, что тот элегантный мужчина с моноклем и этот старик, взлохмаченный и бородатый, — одно и то же лицо! Только подойдя поближе, Тарноци признал в оборванце барона Бехенци. Впрочем, что же… Здесь ведь нет поблизости ни парикмахера, ни модной лавки.
— Добрый день, господин барон, — приподнял шляпу Тарноци.
— Т-шш! — прошипел барон и стал делать знаки: отойдите, мол, подальше.
Адвокат и его проводник подчинились, отойдя в сторону шагов на сорок; барон последовал за ними и наконец, приблизившись к Тарноци, с любезной улыбкой протянул ему руку:
— С кем имею честь?
— Эмиль Тарноци, адвокат из Жолны. Я надеялся, что вы узнаете меня.
— Конечно, конечно, — радостно воскликнул барон, хотя видно было, что он не помнит молодого юриста. — Рад, что встретился с вами! Какое счастье, черт побери! — добавил он, потирая руки. — Вы меня извините, что я так невежливо вас встретил. Я боялся, как бы вы не распугали моих иволг в ельнике. Сегодня предвидится богатый улов, богатый улов!
— Ах, понимаю, господин барон…
— Да, да, и я боялся, что вы наступите на мои силки.
— Силки?
— Да… Боже мой, у меня здесь столько свободного времени, ну как тут не заниматься спортом? Охотиться здесь на львов я не могу по той простой причине, что… — Тут барон взглянул на свою засаленную куртку и, смутившись, несколько невпопад закончил предложение:
— …По той причине, что у меня нет пороху. Впрочем, это не оправдание… и черт меня побери, я собирался сказать лишь, что здесь нет львов.
— Правильно.
— Поэтому я решил заняться птицами. О, какое это замечательное развлечение! Не нужно ни убивать, ни крови проливать. Вот идеальный спорт в наш гуманный век! Птицы сами суют голову в петлю силка. Кстати, и другие аристократы в столице занимаются подобным спортом, возглавляя различные банки и страховые компании, не правда ли? Впрочем, об этом потом. А теперь расскажите, как вы очутились здесь, куда лишь птицы залетают?
— Я искал вас, господин барон, вернее, вашего сына.
— Так-с, — подозрительно посмотрел на Тарноци барон. — Верно, какой-нибудь должок?
— Нет, что вы, у меня дело совсем особого рода.
— Секрет?
— Нисколько.
— Тогда рассказывайте. Привезли нам что-нибудь?
И Бехенци с ласковой улыбкой дружески подхватил молодого адвоката под руку, словно они целый век знали друг друга.
— Наоборот, хочу у вас кое-что забрать.
Бехенци очень удивился и стал было прикидывать в уме, что у них еще можно забрать, но ничего такого не нашел.
— Хочу забрать у вас Эстеллу, — пояснил адвокат свою мысль.
Барон даже рот открыл от изумления. Забрать Эстеллу? Словно Тарноци сказал ему, что приехал собрать мох с крыши их замка. Бехенци недоумевал: кому и зачем вдруг понадобилась бывшая цирковая наездница?
— Эстеллу? — переспросил барон, пристально посмотрев Тарноци в глаза. — В самом деле?
— Да, за этим я к вам и приехал.
— Так. А зачем она вам?
— От нее зависит все счастье моей жизни.
Барон невольно усмехнулся, хотел было покачать головой, да удержался; в конце концов de gustibus non est disputandum[9]. Ведь бывают же странные, непонятные страсти: некий Артос Флугенциус * был влюблен в свою бабушку; Джемс Клартон * питал самые нежные чувства к женщине с изуродованной ногой; возможно, что и мисс Пастрана * тоже нравилась кому-нибудь. Важно, что тут может и баронам перепасть кое-что, а это было бы весьма кстати, так как они изрядно отощали. Старый барон уже несколько дней ждал такой вот манны небесной. Но он все еще сомневался и, опасаясь оказаться в дураках, осторожно спросил:
— А когда вы видели Эстеллу в последний раз?
— Я никогда ее не видел.
— Тогда я решительно ничего не понимаю, молодой человек, — заявил барон, и в голосе его звучали горечь и разочарование.
— Не беда, я по дороге все вам объясню!
Тарноци сделал проводнику знак, чтобы тот отстал и следовал за ними издали; рука об руку с бароном они стали спускаться в долину по лесной тропинке, где пахло можжевельником. Тарноци откровенно рассказал барону, как его невеста попала в качестве заложницы в руки ополчившегося против Бестерце графа Понграца вместо Эстеллы, и объяснил, что единственный способ освободить Аполку — это вернуть Понграцу Эстеллу.
Повеселевший барон Пал одобрил его план, заметив, однако:
— Очень разумная мысль, но боюсь, что сын мой воспротивится этому. Он, видите ли, так привык к бедняжке за эти долгие годы. О, они очень привязаны друг к другу.
— Значит, по-вашему, барон, я зря приехал?
— Ну, этого я бы не сказал, однако…
— Говорите откровенно.
— Есть ряд препятствий.
— Например?
— Хотя бы то обстоятельство, что Эстелла сейчас служит у нас экономкой. Что мы будем делать, если вы лишите нас такой умелой, ловкой хозяйки? Кого мы найдем взамен ее? Мы — люди бедные, для нас Эстелла — прямо сокровище. Кто нам компенсирует это?
— Если речь идет о денежной компенсации, господин барон, то я готов…
Бехенци-старший потер руки от удовольствия, но лицо его выразило что-то вроде оскорбленного самолюбия.
— О, что вы, сударь! Я имею в виду не низменную материальную сторону этого вопроса, а привязанность Эстеллы к нам, ведь она согревает нас, и если Эстелла уйдет, нам будет сильно ее недоставать. А деньги? Что они для нас? К черту деньги! Ни я, ни мой сын не примем от вас ни гроша. Этого еще не хватало! Другое дело, если бы добрый друг предложил нам небольшую сумму взаймы, — мы, конечно, не отказались бы.
9
О вкусах не спорят (лат.).