Страница 43 из 137
Хозяйка быстро вернулась с вином — осаждаемый со всех сторон хозяин не успел возразить гостям, да теперь уж и не дал им отвечать, а обратился к жене;
— Ты из какой бочки брала?
— Из двухмерной.
— Ладно, но на мои поминки откупорь, женушка, ту, что рядом стоит. Я, когда доливал ее, заметил, что вино портиться начинает. Вот его и надо выпить на моих поминках, Кришка.
В этой простой спокойной покорности судьбе была не только осмотрительная забота венгерского хозяина, распространяющаяся и на то, что будет после его смерти, но одновременно заключался и отрицательный ответ на все уговоры.
Бирли это понял и начал натягивать перчатки.
— Все бесполезно.
— У меня есть одна идея, — прошептала барыня. — Подождите!
Она выскользнула во двор, чтобы разыскать детей Гала; через несколько минут они ворвались в дом с ревом и визгом, причем каждый сжимал в пятерне серебряную монету.
— Не умирайте, отец, не умирайте!
Маленькая Боришка, хорошенькое светловолосое существо, умоляюще сложила ручки:
— Позвольте отрезать вам руку, батюшка!
— Позвольте! Позвольте! — требовали мальчишки с чумазыми мордочками, которых барыня сманила с тутового дерева.
Старик улыбнулся, и в этой насильственно выжатой улыбке проглянул его добрый нрав.
— Ишь чего захотели, пострелята. Думаете, я левой рукой не смог бы вас пороть. Смог бы! Не было б вам от этого никакой пользы, — добавил он с кроткой грустью.
Но ребятишки почти и не слышали его ответа, ибо жена Гала проворно отыскала в углу веник, завидев который они врассыпную бросились из комнаты, только пятки засверкали.
Тут уж и барыня отказалась от надежды на операцию.
— Вы правы, Бирли. Все напрасно. Пойдемте.
— А теперь у меня возникла идея, — шепнул Бирли. Он вызвал из комнаты нотариуса.
— Есть здесь в деревне какая-нибудь старая сплетница?
— Э! Да тут других-то и нет.
— Но кто все же самая большая сплетница?
— В бабьем племени все на это мастерицы, — отвечал сельский нотариус, — но, пожалуй, самая знаменитая из них жена Базара Матяша — «Желтая Белка».
— Почему ее зовут Желтой Белкой?
— Лицо у нее такое, словно у белки. И желтое, как утиные лапы… а душа еще желтей — от зависти.
— Далеко она живет? Прошу вас, проводите меня к ней, пока запрягают.
Сельский нотариус засмеялся.
— Охотно. Она живет по соседству, в третьем отсюда доме. Может, господин профессор хочет жениться? Желтая Белка — известная сводня.
— Сводня?
— Ну да. Деревенская сваха.
— Хорошее ремесло! Мне это как раз и нужно. Но сначала я попрошу жену Гала, чтоб запрягали.
— Это она охотно сделает.
— Видимо, так.
Во дворе франтоватый парень в шляпе со страусовым пером поил у колоды лошадей. Бурли узнал его, это был кучер, который привез его со станции. Впрочем, кучера всегда можно узнать по страусовому перу, другие его не носят; пастуху полагается ковыль на шляпу, батраку — роза, леснику — журавлиное перо.
— Как вас зовут? — спросил профессор у парня.
Тот посмотрел на него с недоумением, потом оглянулся, но не увидел никого, к кому относилось бы это «вы».
— Как ваше имя, друг мой?
— Мое? Пали Надь.
— Вы кучер?
— Ясное дело.
— Так вот. Пали Надь, скажите хозяйке, что я хочу уехать, и запрягайте. А вы, дорогой господин нотариус, будьте любезны, отведите меня на минутку к Желтой Белке.
Желтая Белка жила через два дома от Галов. Нотариус потянул привязанную к воротам веревку, похожую на поросячий хвост, и они тотчас же очутились перед Желтой Белкой, которая трепала на дворе коноплю.
— Этот господин из Будапешта хочет с вами потолковать, тетушка Ребек!
Тощая, высокая старуха, лицом действительно напоминавшая белку, послюнявила пальцы и принялась прилеплять свисающие кудерьки к вискам: ей тоже хотелось быть покрасивее. И она была женщина.
— Говорите, слушаю.
— Только с глазу на глаз.
— Так ведь у меня и у самой два глаза имеется.
— Ого! Да у вас, тетушка Ребек, пожалуй, все сто глаз, а не два, — заметил нотариус.
Эта учтивость ей, видимо, польстила, потому что некое подобие улыбки пробежало по ее изрезанному морщинами лицу.
— Что вижу, то вижу, — ответила она с некоторой гордостью, — но многое и от меня скрывает плащ феи Амилены. Бог запрятал великие тайны в травы, деревья и людские сердца. А я их собираю да складываю — вот и вся моя наука.
— Вот я и хотел бы выведать кое-какие тайны, — сказал доктор.
— Идемте за мной!
Ведьма ввела его в дом, в котором была лишь одна комната. У стен в корзинках сидели на яйцах куры и гусыни, встретившие гостя оглушительным кудахтаньем и гоготаньем. На печи булькало в горшках какое-то варево, издававшее удивительный аромат; чуткий нос врача сразу уловил запах шалфея. С потолочной балки свисали большие пучки сухих трав и растений, употребляемых для изготовления различных зелий — и для приворота и для порчи; в стенной нише над сундуком, разрисованным тюльпанами, висели, как паприка, нанизанные на шнурок сушеные ящерицы и скелетный лягушек.
Тетушка Ребек обтерла передником стул и пригласила доктора сесть.
— Так чего же вы хотите? — спросила она.
Доктор вынул из кармана два серебряных форинта и протянул их тетушке Ребек.
— Я пришел за правдивым словом.
— Вот как? — полунасмешливо, полуудивленно произнесла ведьма. — Значит, вам не надо ни шалфея, ни сушеных ящериц, чтоб зашить их в шов рубашки, вам понадобилось правдивое слово. Значит, правдивое слово приходится уже покупать за деньги, так? Ладно. Вы получите правдивое слово.
Гадко ухмыльнувшись, она позвенела в ладони серебряными форинтами.
— Гм. На этот товар пока не находилось покупателя. До сих пор у меня в лавочке только на любовь спрос был. Но ничего, я и правдивое слово продам. Чего вы хотите?
— Приглянулась мне в вашей деревне одна особа, и я хочу, чтобы она меня полюбила.
Старуха всплеснула руками и запричитала:
— Ох ты. Это и впрямь задача! Вас полюбить-то? Ведь вы, голубок, на пугало огородное смахиваете. Хотели правды, вот я правду и сказала!
Бирли улыбнулся:
— Отлично, тетушка Ребек, я доволен: возможно, это и правда, но я не пожалел бы денег, шелков, драгоценностей, — ведь я богат.
Тетушка Ребек задумалась.
— В конце концов каждую розу можно сорвать, — сказала она. — Кто ж эта особа?
— Жена Яноша Гала. Старая ведьма расхохоталась:
— Эту нельзя. Красивая женщина, видная, а все-таки нельзя.
— Но ведь вы сами сказали, что каждую розу можно сорвать.
— Только не ту, что уже к другому в стакан попала. Именно это и хотел знать Бирли, для этого он сюда пришел.
— Кто ж этот другой? — жадно спросил он.
— Красавчик кучер Пали Надь.
— Значит, между ними любовь?
— Она-то наверняка его любит, приходила в мою лавку за любовным зельем.
— Что вы ей дали?
— Вьюнок прошлогодний, растертый в порошок, чтоб в питье намешала.
— А Янош Гал подозревает что-нибудь? Тетушка Ребек пожала плечами.
— Янош Гал — умный человек, но где мужском мудрости с женской хитростью тягаться!
Узнав все Бирли поспешил покинуть ведьму. Да и пора уже было возвращаться: на дворе Гала нетерпеливо переминалась в упряжке пара гнедых. Коляска стояла у сеней, и Пали Надь, озорно посмеиваясь и самодовольно покручивая усы, неторопливо с кем-то разговаривал, то сдвигая на затылок, то нахлобучивая ни самые глаза шляпу со страусовым пером.
— Не угостите ли лепешкой, красавица хозяюшка?
— Проваливай, озорник, пускай тебе их корчмарка Чиллаг печет. Знаю ведь, что ты там останавливаешься коней поить, поддразнивал кучера из сеней свежий, звонкий голос. (Ей-богу, это был голос жены Гала!)
— Если и останавливаюсь, — отвечал парень, — так только коней напоить.
— Ишь ты, а сам не пьешь?
— У нее вино кислое, будто уксус.
— Зато поцелуй, говорят, сладок, как мед.