Страница 25 из 137
— Да нет, вид у него совсем не влюбленного, — заметил младший секретарь Иштван Колонкаи, — он скорее похож сейчас на убийцу.
Я содрогнулся. Это жуткое слово пробежало у меня по всему телу. А что, если это правда, если правда? О!
В отчаянии я бросился в карету. Но как ни быстро летели кони, мне казалось, что мы плетемся.
Деревья по обочинам дорог бросали темные тени, похожий на стоящие рядком гробы. Летучая мышь шлепнулась о мое лицо. Ухх! Я схватил ее и вдруг задрожал, а зубы у меня стали лязгать.
О, господи, не иначе как бедный Врана умер.
По существовавшему правилу судья мог посадить кого-то в свою тюрьму всего на двадцать четыре часа. Если же он приговаривал подсудимого к большему сроку заключения, то должен был передать его комитатскому суду, чтобы там арестованного взяли на учет и довольствие. У нас же не было средств для содержания заключенных.
Но Врана уже мертв, это несомненно, и мне конец навеки.
Было уже часа два ночи, когда я добрался до города и постучал в ворота малого здания комитатской управы.
— Кто там? — спросил сторож.
— Откройте ворота, я хочу пройти в канцелярию.
В канцелярии находится ключ от тюрьмы. Но что толку, если ключ от канцелярии был где-то у полицейского Андраша.
С бьющимся сердцем, вконец обалдев, помчался я на другой конец города, где жил полицейский Андраш.
— Андраш, вставайте, скорее вставайте!
— Что, татарин, что ли, идет? — буркнул он и повернулся на другой бок.
— Встаньте немедленно, беда!
— Ну что там… — полусонно протянул он.
— Помните словака-сторожа, которого я позавчера велел запереть?
— Ага, правда ведь… Помню, как же.
— Да знаете ли, что он мог умереть за это время?
— А конечно, мог. Ну, только дай бог, чтобы большей беды не было в нашем славном комитате.
— Давайте-ка поживее, пошли вызволять его. Ну же, раз-два!
— В такое-то время? — удивился Андраш.
Но все же он поплелся за мной, хмуро толкуя по дороге:
— Напрасный это труд, ваша милость, потому как, ежели он помер, все одно только завтра похоронить его сможем, а ежели жив, то, стало быть, и он спит и не очень-то нам обрадуется…
— Идем, идем скорее!
Он принес из канцелярии ключ, и мы тихонько, со сжимающимся сердцем, побрели на задний двор, где помещалась тюрьма.
Виски у меня горели, ноги подкашивались; мне казалось, что я вот-вот рухну. О, эти ужасные три-четыре минуты стоили целого года страданий.
Заскрежетал в ржавом замке ключ, и дверь открылась…
— Ступайте вперед вы, Андраш, — прошептал я дрожащим голосом, — дайте мне руку, Андраш… мне страшно…
— Холодная у вас, барин, рука…
— Кликните его, Андраш… кликните…
— Эй, Мишо, Мишо Врана! — крикнул Андраш.
— Гопп! — отозвался Врана, подскочив к нам.
От радости я взвизгнул и прислонился в изнеможении к стене:
— Значит, вы еще живы, Михай?
— А то как же? — ответил он.
— А мы-то думали, что вы умерли.
— Еще чего! — насмешливо отвечал он, не обратив даже внимания на мои ребяческие страхи.
— Теперь-то вы свободны, Михай Врана. Сниму с вас допрос по делу Дюрдика и можете отправляться домой…
Он не сказал ничего, только шагнул ко мне раз, другой… Я подумал: вот сейчас схватит меня за горло, чтобы отомстить за мое самодурство, — я, разумеется, стерпел бы все от него.
Но он ничего такого не сделал и подошел ко мне лишь за тем, чтобы «клониться и, шумно дыша, поцеловать мою руку.
— Спасибо, — протянул он, — что изволите меня домой отпустить. Уж вы поверьте, ваша милость, не плохой я человек.
Я вырвал руку и покраснел.
Он надел свою широкополую шляпу и поправил на себе ремень с пятью пряжками.
— Я так и думал, что меня выпустят. Потому как знаю: в нашем благородном комитате все по справедливости.
Это был мой единственный узник. Он нисколько не походил на забытых узников нынешнего дрянного века. Он-то знал честь. Спустя неделю он снова открыл дверь моего кабинета.
— Ну, что случилось, дружище Врана? Он достал из-под сюра плетеную корзинку.
— Да вот, принес немного сладкого винограду, в благодарность вашей милости.
…Я попробовал виноград, но мне он не был сладок.
1884
КРЕСТЬЯНИН, ПОКУПАЮЩИЙ КОСУ
Перевод В. Клепко
Однажды довелось мне быть свидетелем того, как торговался Гергей Чомак.
Вошел он в скобяную лавку, поздоровался;
— День добрый.
— Чего угодно?
— Мне б косу.
Лавочник проворно вскочил, вмиг приволок целую дюжину кос и разложил их на прилавке. Степенный Чомак, лишь искоса взглянув на предложенный товар, отвернулся и попросил:
— Покажите-ка мне, почтенный, косы с клеймом, на котором пушка обозначена.
Лавочник убрал косы с клеймом в виде быка и принес несколько штук с пушкой.
— А больше-то у вас нет, что ли? — заметил пренебрежительно Чомак.
Лавочник терпеливо разложил перед посетителем все косы, какие только были в лавке.
Гергей Чомак окинул косы придирчивым взглядом, однако даже не прикоснулся к ним. Раздумывая, почесал затылок.
— Ну, что-нибудь еще не устраивает?
— Нет, знаете, посмотрю-ка я лучше те, что с быком. Делать нечего, лавочник снова принес только что принятые с прилавка косы.
Кажется, и сам привередливый Гергей Чомак почувствовал теперь себя неловко. Он взял первую попавшуюся под руку косу и, прищурив правый глаз, пробежал по ней взглядом. Затем он прищурил левый глаз и пристально оглядел косу, держа ее уже в вертикальном положении, сперва острием вниз, а затем подняв над головой.
— Почем? — спросил он равнодушным тоном.
— Два форинта.
— Вот эта коса? — И в его голосе зазвучала насмешка. — Не может того быть, чтобы она столько стоила.
Он положил косу на прилавок и взмахнул рукой в воздухе, как будто клинок уже насажен был на косовище. Затем он провел узловатым большим пальцем вдоль острия сперва с одной, а затем с другой стороны. Проделав это, он постучал по ней согнутым указательным пальцем в нескольких местах, а затем, приставив косу к колену, стал сгибать ее.
— Хм… Кхы… Неужто за эту косу два форинта? Лавочник божится, что дешевле отдать не может: ему самому она обошлась не меньше.
— Знаете, почтенный, что-то плохо она закалена.
— Первокласснейшая английская работа.
— Да вы меня за дурачка принимаете! Сразу видать — перекована из старой.
— Отличная сталь. Прослужит до самой смерти…
— Ежели раньше не выкрошится, — съязвил Гергей Чомак.
— Такой косы вам и в руках-то держать не приходилось!
— Как это не приходилось? Что ж вы обо мне думаете?
— А вы посмотрите внимательнее на эту косу.
— Внимательнее? А зачем? Коса как коса, такая же, как остальные. Даже и не подумаю рассматривать. Так, взял первую попавшуюся. Ну ладно, выкладывайте, да поживей, настоящую цену, а то мне некогда. У меня спешные дела на базаре.
— Я, кажется, уже сказал — два форинта!
— Тю… Побойтесь бога! За такую ерунду заломить целых два форинта! Знать бы, по крайней мере, что в ней такого особенного.
Чомак снова принялся разглядывать косу. Раз-другой он взмахнул ею, затем вышел с косою на улицу, чтобы получше рассмотреть на свету.
Обернувшись с порога, он крикнул лавочнику:
— Там у вас моя шляпа осталась!
Выйдя на улицу, он стал наблюдать, как затанцевали, заиграли солнечные зайчики на гладком, отливающем синевой зеркале косы. Он поднес косу к губам, дохнул на нее и замер, благоговейно созерцая быстро тающее на стали туманное пятно. Затем, постучав косой о мостовую, он прислушался.
— Звон у нее какой-то чудной, — пробормотал он себе под нос и, не торопясь, вошел в лавку, где опять принялся за свое: — Не нравится мне чего-то звон ее… Ну, так как же, хозяин, за форинт и восемьдесят крейцеров отдадите?