Два тигра

Не целясь, он выстрелил в Тигра Малайзии. Но пуля прошила лишь то пространство, в котором только что был Сандокан. Как в абордажной схватке, где все решают доли секунды, пират успел отклониться до того, как она покинула ствол.

– Ах каналья! – закричал он, бросая карабин и хватаясь за свой кинжал. – Я бы мог пристрелить тебя, как собаку, но я предпочитаю драться с тобой.

Суйод-хан отпрыгнул к двери, которая вела в комнату маленькой Дармы, и, отбросив бесполезный уже пистолет, тоже выхватил свой кинжал, пригнувшись и изготовившись к нападению.

Это был противник, достойный Тигра Малайзии. Высокий, мускулистый, с решительным и мрачным лицом, окаймленным длинной с проседью бородой, с глазами, налившимися от ярости кровью, он был немолод уже, но в каждом движении его ощущалась звериная ловкость и сила. Несколько секунд он оставался недвижим, пронзая Сандокана взглядом, который у более робкого человека сам по себе мог отнять решимость. Но не таков был Тигр Момпрачема. Взгляд его черных глаз лишь разгорался, скрестившись со взглядом противника, какой-то неистовый огонек заплясал в них.

– Ну вот и пришел твой последний час, Суйод-хан, – сказал он. – Я уже держу в руках твою шкуру.

Видя, что противник не нападает, он сам подобрался и сделал молниеносный выпад вперед. Но туг еще более быстрым движением ушел от удара в сторону.

Оба снова встали в позицию, напряглись, как два тигра перед прыжком, согнув левую руку перед грудью, чтобы защитить сердце, а правую с кинжалом держа на отлете.

На этот раз Суйод-хан первым бросился в атаку. Обманным движением он заставил противника приоткрыться и своим кинжалом, с загнутым, как тигриный коготь, острием, распорол Сандокану ворот рубашки.

При этом движении он сам поскользнулся на блестящем паркетном полу и упал на одно колено. Он быстро вскочил, но было уже поздно – кинжал Тигра Малайзии по самую рукоятку вошел ему в грудь.

Несколько мгновений туг еще держался прямо, устремив на противника взгляд, полный ненависти; потом на губах его показалась струйка крови, и он упал, хватаясь за рукоять пронзившего ему грудь оружия.

Тигр Индии был мертв!

Перешагнув через него, Янес и Тремаль-Найк кинулись в комнату, на пороге которой он лежал. Это была маленькая уютная спальня, где под пологом на кроватке, отделанной золотом и перламутром, среди шелковых покрывал спала девочка с ангельски-ясным лицом и светлыми волосами.

Быстрым движением Тремаль-Найк поднял ее и исступленно прижал к груди.

– Дарма! Девочка моя! – воскликнул он, не в силах сдержать слезы. – Дочь моя, жизнь моя!..

– Папа! – сказала девочка, открыв полусонные голубые глаза. – Где ты был? Я так долго ждала тебя!..

В тот же миг странный грохот потряс весь дом до основания, а с улицы донеслась яростная ружейная пальба.

– Англичане! – послышался крик Сандокана с террасы. – Все кончено! Они ворвались в Дели!

Страшные вопли неслись со всех улиц, сопровождаемые взрывами и густой беспорядочной стрельбой. Повстанцы еще повсюду отчаянно дрались, в то время как женщины с детьми и часть жителей устремились к лодочному мосту в надежде вырваться из города и тем избежать бойни. По улицам неслись уже эскадроны кавалерии, рубя без пощады беглецов и топча их копытами коней.

– Надо уходить, – сказал своим Сандокан. – Если нас тут захватят, то всех убьют, несмотря на пропуск и письмо губернатора. Попытаемся как-нибудь добраться до нашего бенгали.

Они взяли карабины и поспешно покинули дом. Бережно завернув Дарму в покрывало и прижав ее к груди, Тремаль-Найк спустился за ними. Перед особняком был широкий двор, с трех сторон окаймленный садом.

– Переберемся через ограду и спрячемся под деревьями, – предложил Сандокан. – Надо пропустить кавалерию, а затем выйдем на улицу.

Но только они подошли к ограде, как ворота с шумом распахнулись, и во двор с отчаянными воплями ворвалась толпа беглецов, по большей части детей и женщин.

– Слишком поздно! – воскликнул Сандокан, срывая с плеча карабин. – Мы попали в переделку!

Семь или восемь кавалеристов влетели на взмыленных конях следом за беглецами, яростно размахивая саблями.

– Бей! Руби!.. – кричали они, тесня своими лошадьми обезумевших от ужаса людей.

Сандокан одним прыжком бросился вперед, заслонив собой беглецов, которые с воплями и плачем забились в угол двора, и решительно наставил карабин на солдат.

– Стойте! Прекратите! – загремел он. – Вы бесчестите английскую армию! Стойте, или мы перестреляем вас, как бешеных собак!

Тремаль-Найк, передавший дочь Сирдару, и Янес с карабинами в руках встали рядом с ним.

– Убрать этих негодяев! – закричал, не слушая его, сержант, командовавший отрядом.

– Осторожнее! – предупредил Сандокан. – У нас есть пропуск губернатора Бенгалии. А если на нас нападут, мы будем защищаться.

– Рубите их! – скомандовал вместо ответа сержант.

Его люди уже готовы были пустить своих лошадей, когда какой-то офицер на взмыленном коне в сопровождении нескольких вооруженных всадников вскачь ворвался во двор.

– Стойте! Сабли в ножны! Не стрелять! – властно приказал он.

Это был лейтенант де Люссак, который примчался сюда вместе с малайцами, оставленными в бенгали.

Он спрыгнул на землю и крепко обнял Сандокана и его друзей.

– О Господи! – тяжело дыша, воскликнул он. – Как я боялся, что не поспею вовремя.

Потом повернулся к сержанту, который, опомнившись, смущенно ерзал в седле, и сказал ему:

– Убирайся! Эти люди сослужили твоей стране такую службу, что у британского казначейства не хватило бы денег, чтобы оплатить ее. Убирайся и запомни, что только трусы нападают на женщин.

Когда кавалеристы удалились, он велел закрыть ворота.

– Подождем конца сражения, друзья. Я здесь, чтобы защитить вас в случае каких-либо неожиданностей.

– Я бы предпочел поскорее уйти, – сказал Сандокан. – Моя миссия окончена. Мне больше нечего делать в Индии.

А несколько дней спустя, Сандокан, Янес и Тремаль-Найк с Дармой, щедро наградив Сирдара и сердечно распростившись с храбрым французом, который так много содействовал им в этом опасном и полном невероятных приключений предприятии, взошли на борт «Марианны» и подняли паруса, взяв курс на далекий остров Момпрачем.

Сурама, совершенно покорившая сердце Янеса, ручная тигрица и пес Пунти сопровождали их.