Страница 35 из 35
– Где Стоффель Бота? – спросил Шаса у старшего надзирателя дробилки, когда гудок возвестил начало ланча. – Почему его нет?
– Кто знает? – пожал плечами надзиратель. – Я получил записку из главной конторы о том, что он не придет. Там не говорится почему. Может, его уволили. Не знаю. Да мне все равно. Это был дерзкий ублюдок.
Остальную часть смены Шаса пытался заглушить чувство вины, сосредоточившись на потоке руды в валках.
Однако у входа в дробилку его остановили.
Мозес, старший с участка выдерживания, остановился перед Пресвитером Иоанном и взял его за голову.
– Я вижу тебя, Хорошая Вода, – сказал он своим мягким глубоким голосом.
– О, Мозес. – Шаса радостно улыбнулся, на мгновение забыв о неприятностях. – Я хотел зайти к тебе.
– Я принес книгу.
Мозес протянул ему «Историю Англии».
– Ты не мог прочесть ее, – возразил Шаса. – Не так быстро. На это нужны месяцы.
– Я не смогу прочесть ее, Хорошая Вода. Я ухожу с шахты Х’ани. Уезжаю завтра утром на грузовике в Виндхук.
– О нет! – Шаса свесился из седла и схватил его за руку. – Почему ты хочешь уйти, Мозес?
Подавляя чувство вины, Шаса сделал вид, что ни о чем не подозревает.
– Не мне хотеть или не хотеть. – Мозес пожал плечами. – Завтра на грузовиках уезжают многие. Их отобрал Доктела, а леди твоя мать объяснила причины и выдала всем месячную зарплату. Такой человек, как я, не задает вопросов, Хорошая Вода. – Он улыбнулся печальной и горькой улыбкой. – Вот твоя книга. Возьми.
Шаса оттолкнул книгу.
– Это мой подарок тебе.
– Хорошо, Хорошая Вода. Сохраню на память о тебе. Оставайся в мире.
Он отвернулся.
– Мозес, – позвал Шаса и не знал, что говорить дальше. Он порывисто протянул руку, и овамбо отступил на шаг. Белый человек и черный человек никогда не пожимают друг другу руки.
– Иди с миром, – настаивал Шаса, и Мозес украдкой огляделся, прежде чем принять его руку. Кожа у него оказалась странно прохладной. Шаса подумал, у всех ли черных так.
– Мы друзья, – сказал он, продлевая рукопожатие. – Верно?
– Не знаю.
– Как это?
– Не знаю, можем ли мы быть друзьями.
Он осторожно высвободил руку и отвернулся. И не оглядывался на Шасу, огибая ограду и уходя в поселок.
Колонна тяжелых грузовиков двигалась по равнине; машины шли с большими интервалами, чтобы не попасть в пыль, поднятую предыдущим грузовиком. Пыль высоко поднималась в нагретом воздухе, как желтый дым пожара в широкой полосе буша.
В кабине первого грузовика сидел Джерард Фьюри; его живот, прижатый рулем, свисал на колени; пуговицы были расстегнуты, оставляя открытой ямку пупка. Каждые несколько секунд Фьюри поглядывал в зеркало заднего обзора.
Грузовик был нагружен пожитками и мебелью семей, черных и белых, которых отправляли с шахты. На этом грузе сидели невезучие владельцы. Женщины, повязанные от пыли шарфами, прижимали к себе детей, когда грузовик подскакивал и раскачивался на неровной дороге. Старшие дети устроились среди багажа.
Фьюри протянул руку и немного поправил зеркало, чтобы лучше видеть девушку. Она сидела, зажатая между старым ящиком из-под чая и поношенной сумкой из искусственной кожи. Под спину она подложила свернутое одеяло и дремала; ее светловолосая голова поднималась и опускалась в такт движению грузовика. Одно ее колено было чуть поднято, короткая юбка задралась, во время сна колено отодвинулось в сторону, и Фьюри увидел панталоны с розами, обтягивающие гладкие юные бедра. Но вот девушка встрепенулась, сдвинула колени и повернулась.
Фьюри потел, и не только от жары; капли пота выступили на темной щетине, покрывавшей его небритый подбородок. Дрожащими пальцами он вынул изо рта окурок сигареты и осмотрел его.
Слюна, пропитав рисовую бумагу, испачкала ее желтым табачным соком. Он выбросил окурок в окно и зажег новую сигарету. Руль он держал одной рукой и смотрел в зеркало, дожидаясь, когда девушка снова шевельнется. Он уже пробовал эту молодую плоть, знал, какая она сладкая, теплая и доступная, и болезненно хотел повторить. И готов был пойти на любой риск ради новой возможности попробовать.
Впереди из знойного марева возникла рощица деревьев верблюжьей колючки. Он ездил по этой дороге так часто, что у него были свои ориентиры и ритуалы. Посмотрев на карманные часы, он хмыкнул. В этом пункте ему следовало бы быть уже двадцать минут назад. Но ведь машины перегружены новыми безработными и их жалким скарбом.
Он остановил машину у деревьев, выбрался на подножку, чувствуя, что все тело затекло, и крикнул:
– Хорошо, вы все. Короткая остановка. Женщины налево, мужчины направо. Всякий, кто не вернется через десять минут, остается здесь.
Он вернулся к грузовику первым и стал возиться у левого заднего колеса, делая вид, что проверяет клапан, но на самом деле наблюдая за девушкой.
Она вышла из-за деревьев, оправляя юбку. Недовольная, грязная от пыли, потная. Но увидев, что Фьюри смотрит на нее, она откинула голову, повертела крепкими маленькими ягодицами и сделала вид, что не видит его.
– Аннелиза, – прошептал он, когда девушка рядом с ним задрала босую ногу, чтобы забраться в кузов.
– Иди к черту, Джерард Фьюри! – прошипела она в ответ. – Оставь меня в покое, или я папаше пожалуюсь.
В любое другое время она ответила бы дружелюбнее, но ее бедра, ягодицы и спину еще покрывали лиловые полосы, оставленные отцовским кнутом. И Аннелиза временно утратила интерес к мужскому полу.
– Я хочу поговорить с тобой, – настаивал Фьюри.
– Поговорить, ха! Знаю я, чего ты хочешь.
– Встретимся вечером за лагерем, – взмолился он.
– Чтоб тебе яйца зажало!
Она взобралась в кузов, и в животе у Фьюри все перевернулось, когда он увидел ее длинные загорелые ноги.
– Аннелиза, я дам тебе денег.
Он был в отчаянии: желание сжигало его.
Аннелиза помолчала и задумчиво посмотрела на шофера. Его предложение стало откровением, открывавшим дорогу в новый мир волшебных возможностей. До сих пор ей и в голову не приходило, что мужчина может платить за то, что ей самой нравилось больше еды и сна.
– Сколько? – с интересом спросила она.
– Фунт, – предложил он.
Это большие деньги, столько она в жизни в руках не держала, но в ней проснулся торгашеский инстинкт, и ей хотелось посмотреть, как далеко можно зайти. Поэтому она мотнула головой и чуть отодвинулась, следя за ним краем глаза.
– Два фунта, – отчаянно прошептал Фьюри, и Аннелиза воспрянула духом.
Целых два фунта! Она почувствовала себя красивой и смелой. Ее ждет удача! Следы на спине и ногах блекли. Она скосила глаза с хитринкой, которая сводила его с ума, и увидела, что по его щекам катится пот, а нижняя губа дрожит.
Это еще больше подбодрило ее. Она набрала в грудь воздуха, задержала его, а потом отчаянно прошептала:
– Пять фунтов!
Она облизнула губы, пораженная собственной храбростью: ведь она назвала такую огромную сумму! Почти недельный заработок отца. Фьюри побледнел и дрогнул.
– Три, – выпалил он, но Аннелиза почувствовала, что он готов согласиться, и отпрянула с оскорбленным видом.
– Вонючий старик.
Она произнесла это с презрением и отвернулась.
– Хорошо! Хорошо! – капитулировал он. – Пять фунтов.
Аннелиза победоносно улыбнулась. Она открыла новый мир бесконечного богатства и наслаждения и вошла в него.
Она сунула палец в рот и облизала его.
– А если захочешь и этого, тебе это будет стоить еще фунт.
Теперь ее смелости не было предела.
Луна, которая несколько дней назад начала убывать, заливала пустыню расплавленной платиной, а тени под стенами ущелья казались свинцово-синими пятнами. По ущелью слабо разносились голоса из лагеря, кто-то рубил дрова, звякнуло ведро. Издалека была слышна почти птичья перекличка женщин у кухонного костра. Ближе завыла пара рыщущих шакалов: запахи кухонных котлов будоражили их, заставляя исторгать дикий, почти мучительный хоровой вопль.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.