Страница 64 из 65
— Но с мамой-то что будет, Нимрод? — с тоской спросил Джон. Ему очень не хватало матери. Уже не хватало. Дом был без нее как чужой.
— Она выполнит свое предназначение, Джон. Вот и все. Всем нам суждено выполнить свое предназначение.
Филиппа покачала головой.
— Я даже представить не могу, что она — там. В том жутком дворце. Совсем одна.
— Она пробудет там только тридцать дней, — сказал Нимрод. — Потом переедет в Берлин Вы сможете видеться с ней в ее официальной резиденции, хотя — заранее предупреждаю — она очень переменится. Очень. Кстати, в Иравотуме она не одна.
— А кто с ней? Мисс Угрюмпыль?
— Полагаю, мисс Угрюмпыль возвратилась в Соединенные Штаты. А именно в Северную Каролину. Нет, я имею в виду кое-кого другого.
— Кого? — хором спросили близнецы.
— Помните мальчика со свалки, из Французской Гвианы, которого Иблис связал заклятием-диминуэндо? Мальчика, который освободил Иблиса из флакона, куда заточили его мы с вами?
— Конечно, — сказал Джон. — Его звали Галиби Маганья, и из-за Иблиса он стал вроде как живой куклой.
— Мама хранила его в коробке, на верхней полке шкафа, — сказала Филиппа. — Время от времени она его вынимала, смотрела на него и обещала когда-нибудь вернуть к нормальной жизни. Так значит, она взяла его с собой?
— Полагаю, именно это и произошло, — отозвался Нимрод. — Сильно подозреваю, что Лейла рассчитывает использовать власть Синей джинн, чтобы снять заклятие-диминуэндо и вернуть мальчику детство.
— Неужели она сможет? — спросил Джон. — Она преодолеет силу Иблиса?
— Она — Синяя джинн. И в сущности, может сделать все, что захочет.
— И Галиби станет ее компаньоном? Как мисс Угрюмпыль? — Филиппа говорила сердито и обиженно. Раздраженно тряхнув головой, она добавила: — Интересно, что со мной не так? Я тоже могла бы составить ей компанию.
— И я, — сказал Джон.
Нимрод покачал головой.
— Вам бы это не понравилось. И естественно, она не хотела для вас такой судьбы. А вот для Галиби это будет наилучшим вариантом. Это же веселее, чем лежать на верхней полке шкафа. Или жить на свалке. Мальчик сможет получить образование и надежду на лучшее будущее. Когда он станет старше, Лейла наверняка что-нибудь для него придумает. Может, найдет ему работу. Или выполнит три желания. Кто знает?
— Как же теперь жить? — произнесла Филиппа и взяла отца за руку. — Знаешь, Нимрод, это очень… очень больно… — Она вытерла слезы и отвернулась к окну.
— Бывает и хуже, — сказал Нимрод. — Думаю, чтобы пройти через это испытание, надо все время повторять себе: бывает и хуже.
— Что может быть хуже? — Джон совсем помрачнел. — Нас бросила мать. Не знаю, что может быть хуже.
Нимрод решил на время оставить детей в покое. Джон прав. Когда мать бросает родной дом, ничего хуже просто не придумаешь. Нимрод прекрасно помнил, как ушла в Иравотум его собственная мать, Айша, и как больно было им с Лейлой еще долгие месяцы и годы. Даже ее смерть не вызвала у него в душе такой горечи и боли, какие он испытал когда-то в детстве. Лишиться матери, если она умерла, — это одно. А чувствовать себя покинутыми, брошенными — а именно так они с Лейлой себя и чувствовали, когда Айша ушла в Иравотум, — о это совсем, совсем другое… Он решил остаться у Гонтов на ночь.
Утром двойники исчезли.
— Я рад, что они ушли, — признался Джон. — А то они уже давили мне на психику.
— Вы сразу могли попросить их уехать, — сказал Нимрод. — Насколько я помню, кроме просьбы ничего не требуется.
— Мы не хотели, — ответила Филиппа. — Все равно что велеть исчезнуть себе самому. Ты пробовал?
— Э… гм… нет, — признался Нимрод.
— Это не так легко, — подтвердил Джон.
— Так сколько они здесь пробыли? — спросил Нимрод.
— Вечность, — сказал Джон. — Одиннадцать дней тринадцать часов сорок шесть минут сорок секунд и…
— Знаю-знаю, — сказал Нимрод, прерывая Джона. — Я знаю, сколько длится вечность.
— Во всяком случае, Африэль обещал, что именно столько они будут существовать.
— Ангелы всегда отвечают за свои слова, — сказал Нимрод. — Поэтому если уж они появляются в нашей жизни, их всегда стоит слушать. Конечно, некоторые из них чересчур серьезны. И чересчур добродетельны. Но прислушиваться к ним, безусловно, следует. Они знают то, что для нас, джинн, совершенно неведомо. Великие тайны. Тайны вселенной. Да, кстати… Какое впечатление произвел на вас Дыббакс, когда вы расставались?
— Очень странное, — сказала Филиппа. — Как всегда.
— Нет, — сказал Джон. — Не как всегда. Он вел себя необычно. Когда мы улетали, он смотрел в зеркало своей души. И похоже, мы ему просто мешали.
— А вы что-нибудь заметили? — спросил Нимрод. — Ну, может, заглянули в его зеркало? Хотя бы мельком?
Близнецы покачали головами.
— Он его закрыл, — сказал Джон. — Прежде чем мы успели что-нибудь заметить.
— Но это очень важно. А он не рассказал, что именно отразилось в синопадосе?
— Нет, — сказал Джон. — Но что бы это ни было, особой радости оно ему не доставило. По-моему, ему было тяжело туда смотреть.
— Интересно, — пробормотала Филиппа.
— Что именно? — спросил Нимрод.
— Интересно, что же он увидел в собственной душе? И почему это было для него так тяжело? — задумалась девочка. — Ну, вредина он, конечно. Злым бывает. Капризным. Даже иногда немного жестоким. Но он ведь еще ребенок. Я думаю, ничего действительно плохого в нем нет. Ну, такого, что могло бы отразиться в зеркале души…
— Я вам когда-то рассказывал, что существует шесть кланов джинн, — сказал Нимрод. — Но строго говоря, их семь. Потому что иногда рождается нечистокровный джинн, и он не может принадлежать ни клану Марид, ни клану Ифрит. Он не Джинь, не Джань, не Гуль и не Шайтан. Он — гибрид. Например, в Дыббаксе течет кровь маридов и ифритцев.
— Не понимаю, — сказала Филиппа. — Мистер Сахерторт — марид, я точно знаю. И доктор Сахерторт — тоже.
— В этом ты совершено права, — сказал Нимрод. — Но вот какое дело… Непростое… Особенно для Дыббакса. Мистер Сахерторт ему не отец. Все это выяснилось сравнительно недавно. Именно поэтому они с Дженни Сахерторт больше не живут вместе.
— Значит, Дыббакс — наполовину марид, наполовину ифритец? — уточнил Джон.
Нимрод кивнул.
— Боюсь, что так, Джон. В Дыббаксе много хорошего. Но много и плохого. Именно это он и видит, когда заглядывает в свой синопадос. За светом и красотой таится что-то темное и отвратительное. И в душе Дыббакса постоянно идет борьба, борьба между добром и злом. Поэтому я рад, что вы с ним подружились, дети. Я уверен, что с вашей помощью в этом мальчике восторжествует добро.
— Бедный Дыббакс, — сказала Филиппа. — Но как это случилось? Дженни Сахерторт ведь такой хороший, достойный человек.
— Иблис наложил заклятие на мистера Сахерторта и принял его обличье.
— Ты хочешь сказать, что отец Дыббакса — Иблис? — изумился Джон.
— К сожалению.
— И Дыббакс об этом знает?
— Да, конечно, — сказал Нимрод. — Это — большой секрет. Тайна, покрытая мраком. Кроме членов семьи, в нее никто не посвящен. На самом деле, я даже не уверен, знает ли об этом сам Иблис.
— А ты-то откуда знаешь? — спросила Филиппа. — Раз это такой страшный секрет.
— Помните историю про изгнание джинн из тела человека? Ну, помните, почему наш гуру Масамджхасара вознамерился стать джинн?
— Конечно помню, — ответил Джон. — Ты изгнал джинн из тела премьер-министра Великобритании. Им завладела какая-то джинниорка. Девочка лет двенадцати.
— Это была Фаустина, — сказал Нимрод. — Сестра Дыббакса.
— Та, что пропала без вести? — уточнила Филиппа.
— Ты знаешь об этом? — удивился Нимрод.
— Мы даже видели ее портрет, — сказала Филиппа. — В доме у бабушки Дыббакса. На острове Баннерманна.
— Вы и там успели побывать?
— Дыббакс там прятался, — объяснил Джон. — Когда его искали приспешники гуру. Похоже, Дыббакс был очень привязан к Максу, дворецкому его тети. Макс был гориллой.