Страница 9 из 10
– О, отлично, – хотел было оживиться Игорь Васильевич, но озноб не позволил, заставив поежиться.
– Что-то не так, Игореша? – мгновенно уловила Ниночка, как он зябко повел плечами.
– Да нет, нет, все нормально. Что-то знобит просто. Может, простыл? – Он шагнул к двери. – Ты мне еще, дорогая, чая липового завари, хорошо?
– Хорошо, Игореша, хорошо, – закивала Ниночка, тут же сняла с вешалки большущий шарф и смастерила из него на его шее громоздкую петлю. – Так вот… Так вот будет лучше, а то вся шея наружу. Ну все, идите, любимые мои…
И он вдруг так растрогался этой незамысловатой заботе, что потянулся к жене, прижал крепко-крепко, вдыхая ее запах – запах ароматизированного талька для тела, мыла и увлажняющего крема для лица. Она так пахла всегда и в молодости, и сейчас, и ему это очень нравилось.
– Что это с тобой, милый? – Ниночка обеспокоенно завозилась в его объятиях. – Все хорошо?
– Все отлично, – проговорил Игорь Васильевич и совершенно по-юношески поцеловал жену взасос.
– Ух ты! – воскликнула она, отступая через минуту. – Ты прямо… Прямо молодец еще у меня! Все, все, иди… А то Сявочка заждался…
Они вышли из квартиры, по обычаю не хлопнув дверью, а осторожно ее прикрыв. Был ранний час, и ни к чему было тревожить соседей. Спустились в лифте на первый этаж, вышли на улицу. И тут озноб просто свел ему лопатки.
На улице было отвратительно. Молочно-серый туман аккуратно выстилал весь двор, повисая ледяными каплями на перекладинах турника на спортивной площадке, стекла машин будто покрылись мелкими волдырями, а под ногами неприятно почавкивало, когда они с Сявочкой двинулись на лужайку за детской площадкой.
– Малыш, давай мы сегодня недолго? – попросил собачку хозяин, наклоняясь и отстегивая поводок. – Что-то нехорошо мне.
Сявочка глянул на него умными грустными глазами, тихонько тявкнул, видимо обещая, и тут же умчался в самые дальние кусты сквера.
– Что ты будешь с ним делать! – воскликнул вполголоса Игорь Васильевич. – Сколько раз просил не бегать туда! Ну сколько раз просил…
Дальними кустами сквера венчался глубокий котлован, оставленный когда-то строителями. Строители, видимо, считали, что кустарник способен остановить разрушительные почвенные процессы, а заодно должен был выполнять и эстетические функции. Кустарник разрастется вширь и ввысь, скроет от взгляда глубокую страшную яму, а со временем, может, зарастет и дно.
Но кустарник, как заговоренный, не разрастался. Он торчал на краю хилыми ветвями всего лишь в полметра высотой. И шире со временем не становился, и корни свои категорически не желал пускать в заваленную строительным мусором яму. Сявочка туда бегал крайне редко. Если только там у него случались свидания. Сегодня, что странно, больше собачников не наблюдалось, а собачка туда побежала. И мало того, ее пушистый хвостик тут же исчез в оголившихся ветках, а звонкое потявкивание, переросшее в странный восторженный визг, вдруг смолкло.
Игорь Васильевич жутко занервничал и, позабыв о недомогании, потрусил к кустам. Расстояние было приличным. Метров сто пятьдесят, а то и больше!
– Сява! Сява, ко мне! – без конца звал он свое домашнее животное, все ближе и ближе подбираясь к кустарнику. – Ну что же ты! Именно сегодня! Нас с тобой такой знатный завтрак ожидает. Сявочка, малыш!
Собачка молчала. И это сильно нервировало. Она хоть и была беспородным животным, воспитывалась в самых лучших традициях, и за годы, проведенные у своих хозяев, приобрела превосходный характер. И на голос хозяина или хозяйки всегда реагировала. И тем более на команды!
Не случилось бы беды в этом ужасном месте, вдруг подумал Игорь Васильевич, добравшись до кромки сквера и с трудом переводя дыхание. Петля из шарфа на шее мешала, от жесткой шерсти зудела кожа, и он вдруг раздраженно подумал, что Ниночка могла бы и сама выгулять собачку. Вместо того чтобы заматывать его этим жутким шерстяным изделием, мешающим дышать.
Игорь Васильевич осторожно раздвинул кустарник, шагнул раз-другой. Остановился на самом краю ямы, тонувшей в тумане, и снова позвал:
– Сявочка, малыш, ты где?!
Сначала было тихо, но потом, о господи, с самого дна этой страшной ямы послышалось слабое поскуливание.
– Мальчик мой! Как же так?! – переполошился Игорь Васильевич. – Ты что же, сорвался туда?! Давай, давай, выбирайся! Ну!
Снова слабый скулеж Сявы. И мало того, слабый – болезненный!
– Эй, малыш, ты чего там застрял?! Не хочешь же ты сказать, что я стану туда за тобой спускаться? А ну, давай, давай, выбирайся! – не скрывая злости, прикрикнул он на животное.
И снова визг – слабый, болезненный, тоскливый.
Игорь Васильевич занервничал, нашарил очки во внутреннем кармане серой ветровки, нацепил их, пододвинулся еще сантиметров на десять. Носы его недорогих кроссовок уже свисали над пропастью, оставленной строителями много лет назад.
Стоять так ему было очень неудобно. Да и опасно, уж извините! Сорваться вниз можно было запросто. Сява ловкая собачка и то сорвалась. Он рассмотрел светлый комочек в самом низу. Собачка была там, да. Она странно возилась на обломке бетонной плиты, скулила и пыталась выбраться. Но у нее ничего не выходило. Почему? Там почти гладкая площадка. И подъем для нее был несложным. Почему?
Схватившись одной рукой за ветки кустарника, чуть наклонившись вперед, Игорь Васильевич сделал еще крохотный шажок вперед, поставив ступни боком на краю пропасти. Еще сильнее нагнулся и вгляделся в молочную муть, кутающую дно глубокой ямы.
– Сява! – громко позвал он, собачка не шевельнулась и не ответила, и ему вдруг стало страшно. Он громко крикнул снова: – Сява!
И в тот самый момент, когда радостное повизгивание собачки раздалось откуда-то со спины, ноги Игоря Васильевича заскользили, заерзали по влажной земляной кромке. Он попытался выпрямиться, потерял равновесие, ноги его странным образом лишились опоры. Он нечаянно отпустил ветки кустарника, за которые держался, замахал руками и через мгновение полетел головой вниз в клубившийся на самом дне пропасти густой туман…
Когда через полчаса муж не вернулся с прогулки, Ниночка занервничала. Она уже успела накрыть стол к завтраку. Приготовила йогурт, пудинг, омлет с курочкой томился под крышкой глубокого сотейника, с салатом она решила повременить. Она всегда нарезала его, когда Игореша мыл собачке лапы и мылся потом сам. Что проку от заготовленного заранее салата? Ни витаминов, ни вкуса. Так всегда рассуждала Ниночка. Овощи, вымытые и высушенные, вместе с зеленью лежали на разделочной доске. Все остальное было готово или почти готово.
А их все нет и нет. Она несколько раз подходила к окну и выглядывала на улицу. Двор был пуст. Для суетливой беготни соседей было еще очень рано. Туман почти рассеялся, но было пасмурно. Улица казалась необжитой и холодной из ее теплой уютной кухни. А у Игореши озноб случился утром. Чего же он медлит? Почему не идет домой?
И вдруг звоночек в дверь. Вернулись! Ее милые вернулись! Она так обрадовалась, что позабыла выключить огонь под сотейником с курочкой. Опомнилась, когда из кухни в прихожую пополз запах подгоревшего мяса и яиц.
– У меня там… Там, надо… – тыкала она пальчиком в сторону кухни, с нервной рассеянностью рассматривая соседа с первого этажа, который держал их собачку на руках.
– Нина Николаевна, вы меня не поняли? – строго спросил сосед, шагнув в их прихожую. – Ваша собачка носилась по двору одна.
– Она не может носиться, она для этого слишком хорошо воспитана, – пробормотала она.
Метнулась в кухню, выключила газ, приподняла крышку сотейника, досадливо поморщилась. Завтрак был испорчен. Игорек ей теперь попеняет.
Игорек…
– Нина Николаевна, – громоздкий мужчина с первого этажа бессовестно топтал ее безукоризненно чистый пол резиновыми сапожищами, войдя следом за ней в кухню. – Нина Николаевна, ваша собачка бегала по двору одна. Где Игорь Васильевич?
– Он… Он, видимо, где-то там… – Она махнула странно обмякшей рукой в сторону окна. – Вы его не видели? Он же был с Сявочкой. Вы вот его забрали, а он ищет теперь!