Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 31



— Береги же ее, — сказал на прощание проводнику Скули. — Она стоит своей цены. Но только спутывай ей хорошенько ноги, это беглянка…

В течение многих недель Вьюга носила туристов по горным тропинкам от одной достопримечательности Исландии к другой. Это были неутомимые люди, их жадную любознательность невозможно было насытить. Они с утра садились в седла и забывали об усталости среди новых впечатлений, постоянно сменявших одно другое.

Вьюгу хвалили все, кто ею пользовался. Чем дальше, тем она становилась послушнее, тем легче переходила на ровном пути от рыси к галопу. Она знала, что в конце пути всегда был отдых и корм, и никогда не ошибалась в направления. Неопытные туристы часто принимали за усадьбы глыбы лавы или утесы вдали. Вьюга никогда не ошибалась. Проводник постепенно привык доверять ей. Он советовал отпускать поводья, Вьюга шла избранным ею путем, и всегда вскоре слышался лай собак.

Туристы ласкали Вьюгу и говорили с ней на непонятных языках, но Вьюга не любила этих людей — они ей надоели. К концу сезона вследствие плохого ухода у нее на спине появилась язва, и ее раньше времени вернули Скули. Язва зажила, Вьюга окрепла, но тоска по дому не покидала ее, и попрежнему ее выпускали лишь на ближайший луг стреноженной.

Ясным августовским днем к Виндгейму пробирался профессор-немец. Это был немного разжиревший от кабинетной работы, но крепкий, выносливый и всегда веселый человек. Еще дома он составил себе подробный маршрут и не отступал он него, несмотря ни на какие препятствия. Много раз бывал он в Исландии, знал язык и умел пользоваться исландскими пони. Он путешествовал с проводником и несколькими вьючными пони, которых на опасных местах всегда пускали вперед.

Когда профессор очутился в Виндгейме, он прежде всего заявил, что ему нужны свежие пони. Скули продал ему Вьюгу и предложил переночевать, так как погода была плохая. Профессор был в пути уже десять дней, и ему, и проводнику, и пони нужен был отдых; до следующей усадьбы было далеко. Но немец отклонил любезное предложение и отправился в путь согласно маршруту. Скули как гостеприимный хозяин проводил его через большое болото. Дождь все время лил как из ведра, и когда они достигли ближайшей усадьбы, все были насквозь мокры. Скули простился с гостем и тотчас же поехал обратно на своем легком привычном ко всяким трудностям жеребце.

На следующий день профессор, придерживаясь маршрута, отправился к северу. По дороге он остановился на ночлег на лугу, который был хорошо знаком Вьюге. Это было на пути к летнему горному пастбищу, куда она три года подряд отправлялась жеребенком за матерью. И это воспоминание растравило ее тоску по дому.

Наутро к каравану пристали несколько молодых пони, которые отбились от табуна, бродившего по летнему пастбищу. Запах дыма, исходивший от каравана, вероятно напоминал им о доме; некоторое время они шли вслед за караваном неохотно, по одному отставали и долго ржали на прощанье. И это молодое ржание хватало Вьюгу за сердце и усиливало тоску.

На следующем привале проводник по обыкновению спутал пони и пустил их пастись, а сам залез в мешок из промасленной парусины и заснул.

В пять часов утра проводник поднялся и, высунув голову из мешка, заметил, что нескольких пони недостает. Он сейчас же встал, поймал одного из оставшихся и отправился искать остальных. Через два часа он вернулся, найдя всех кроме Вьюги. Профессор бранился, но терять время на поиски пони было невозможно — программа прежде всего!..

Веревка, которою были спутаны ноги Вьюги, оказалась гнилой. Не успела Вьюга сделать несколько прыжков, как путы свалились. Но она не сразу заметила это и продолжала передвигаться прыжками, как спутанная. Когда Вьюга поняла, что она свободна, она побежала крупной рысью прочь от дороги и долго без цели носилась взад и вперед. Перед ее глазами вставал зеленый двор с низкими темными, но теплыми конюшнями; по холмам, вдоль ручья, бродил жеребенок, а с реки доносился крик гагар…

Когда утренний туман рассеялся, Вьюга уже далеко отошла от дороги, по которой двигался караван. Она перешла через болото, переплыла три потока и встретила овцу, отбившуюся от стада и приветствовавшую ее радостным блеянием. Это оживило Вьюгу, и она почувствовала себя веселым жеребенком, которого в первый раз выпустили на луг. И ей хотелось только одного — чтобы другой такой же жеребенок ответил ей.

Наконец Вьюга добралась до летних пастбищ, подошла к первой партии пони и начала их обнюхивать. Тора между ними не было. Но вот из подошедшего табуна жеребят к ней выбежал навстречу большой белый жеребенок.



Разлучившись с матерью, Тор забыл ее довольно скоро, но теперь, когда он ее увидел, долгий промежуток разлуки показался ему одним днем. Он сразу почувствовал себя маленьким и, подбежав к матери, ощутил привычную когда-то жажду. Став на колени, он прильнул мордой к ее вымени и опомнился только тогда, когда заметил, что ему ничего не попадает в рот.

Они долго обнюхивались и чесали друг другу шею, а потом, когда первая радость прошла, оба отправились щипать траву. Вьюга встала во главе табуна жеребят и после некоторой борьбы с его бывшим вожаком, которым был не кто иной как Глазок, стала водить табун за собой. Глазок довольно охотно подчинился Вьюге, вспомнив вероятно, как она водила когда-то их с Тором. Впрочем ему не пришлось пожалеть об этом.

Погода окончательно испортилась. Дожди и туманы не прекращались. Однажды вечером Вьюга, а вслед за ней и все жеребята переплыли реку, вытекавшую из Лебединого озера, и поплелись, не спеша, к дому. Дорогой они встретили несколько старых овец и баранов, которые давно отбились от стада и тоже самовольно возвращались домой. Животные шли прочь от ледника, спускаясь по ущельям и перепрыгивая через пропасти, вперед, вниз, куда их манило что-то теплое, уютное, давно знакомое….

Высокое облако пара виднеется на горизонте между вершинами гор: это горячий источник, бьющий из горы недалеко от Бильдаберга. Вьюга знает его — Сигурд ездит туда промывать шерсть. На это облако Вьюга и ведет жеребят.

И вот в один прекрасный день они появились на пастбище близ усадьбы. Сигурд понял, что Вьюгу привела домой тоска по родине. Со Скули он как-нибудь поладит; Вьюгу можно использовать как вьючную лошадь.

Это была последняя осень, которую жеребята проводили в родной усадьбе. Цены на пони поднимались, и Сигурд решил продать не двоих, как всегда, а целых шесть жеребят.

Всю зиму Тор и Глазок бродили на воле, не зная о своей участи. Запах конюшни им не нравился, и они приходили домой только когда Родур заманивал их на двор.

Весной Сигурд погнал Тора и Глазка вместе с другими жеребятами в приморский город, где их должны были погрузить на корабль и отвезти в Европу.

VIII. Злополучный трусишка.

Однажды Сигурд заметил, что у Вьюги скоро будет жеребенок. Несколько недель спустя рядом с Вьюгой стоял ее третий жеребенок на длинных трясущихся ногах. Сигурд назвал его Трусишкой. Все невзгоды, которые Выога испытала за последнее время, были забыты. Она отдалась радостям бесконечной материнской любви.

Родур, старый дядька всех бильдабергских жеребят, с первого года стал проявлять сильную привязанность к Трусишке, то-и-дело отзывая его от матери. Вьюга заметила, что в то время как прежние ее жеребята всегда сейчас же возвращались, откликаясь на ее ласковое ржание, Трусишка упрямо оставался с Родуром.

Как-то раз сосед Эйольф взял у Сигурда Родура, чтобы съездить в одну из ближайших усадеб. Поездка должна была продолжаться всего несколько часов, потому что мост, который давно строился на соседней реке, был наконец готов.