Золотой дождь

Она старается меня утешить, убедить, что на самом деле мне повезло. Да кому она нужна, эта «Трень-Брень» с их стартовым жалованьем в пятьдесят тысяч баксов в год?

– А что же есть еще? – спрашиваю я. – Что-нибудь осталось?

– Немного, – быстро отвечает Маделейн, – по сути дела, ничего. – Она просматривает какие-то пометки. – Я звонила всюду, во все известные мне фирмы. Было место помощника общественного обвинителя, почасовая работа и двадцать тысяч в год, но два дня назад место уже было занято. Я туда посадила Холла Пастерини. Ты знаешь Холла? Да благословит его Господь, наконец-то устроился на работу.

Наверное, люди вот так же сейчас жалеют меня.

– И есть в перспективе два хороших места юрисконсультов в двух небольших компаниях, однако обе требуют, чтобы сначала претенденты сдали выпускные экзамены.

Экзамены в июле. Вообще-то все фирмы набирают новых служащих сразу, как только кончается последний семестр. Они платят им, помогают подготовиться к экзаменам, и сразу же после сдачи экзаменов те приступают к работе.

Маделейн кладет блокнот на стол.

– Ладно, я буду для тебя наводить справки. Может, что-нибудь и подвернется.

– А что мне пока делать?

– Начинай стучаться во все двери. В нашем городе три тысячи юристов, и большинство или ведут одиночную частную практику, или служат в фирмах со штатом в два-три человека. Они не обращаются в наш отдел трудоустройства, и мы их совсем не знаем. Ищи их. Я бы начала с небольших фирм в два, три, может быть, четыре юриста и уговорила бы их взять меня на работу. Скажи, что ты займешься «тухлой рыбой», делопроизводством.

– «Тухлой рыбой»?

– Да, у каждого адвоката есть несколько таких дел. Они держат их на дальней полке, и чем дольше держат, тем хуже те пахнут. Это те самые дела, когда жалеют, что за них взялись.

Такого нам на лекциях в колледже не говорили.

– Можно задать вопрос?

– Конечно. Спрашивай о чем угодно.

– Вот этот ваш совет, насчет того, чтобы стучаться в разные двери, скажите, сколько раз вы его повторяли за последние три месяца?

Она слегка улыбается, а затем смотрит на компьютерную распечатку.

– У нас еще примерно пятнадцать выпускников ищут работу.

– И значит, пока мы разговариваем, они рыщут по улицам в поисках места.

– Возможно. Трудно сказать, конечно. Ведь у людей могут быть иные планы, которыми они со мной не всегда делятся.

Уже больше пяти, и ей хочется уйти.

– Спасибо, миссис Скиннер. За все. Приятно знать, что кому-то ты не безразличен.

– Я буду все время искать, обещаю. Приходи на следующей неделе.

– Приду. Спасибо.

Незамеченный, я возвращаюсь в свой рабочий закуток.

Глава 6

Дом Бердсонгов расположен в самой старой и богатой части города и находится лишь в двух милях от юридического колледжа, вдоль улицы с обеих сторон растут старинные дубы, что придает ей замкнутый, отгороженный от остального мира вид.

Некоторые дома по-настоящему красивы, с ухоженными лужайками и роскошными автомобилями, блистающими лаком в подъездных аллеях, другие кажутся почти необитаемыми и заброшенными и смотрят, как призраки, сквозь густую листву давно не стриженных деревьев и одичавшего кустарника. Кое-какие здания находятся в промежуточном состоянии.

Особняк мисс Берди построен на рубеже столетий, в викторианском стиле, сложен из белого камня. Подъезд плавной закругляющейся линией огибает один из углов. Дом давно не крашен, крыше нужна починка, а двор требует некоторых необходимых работ. Окна немытые, канавы переполнены листвой, но все же видно, что кто-то здесь живет и пытается наводить посильный порядок. Подъездная аллейка окаймлена разросшимся кустарником. Я припарковываю машину за грязным, в возрасте, «кадиллаком».

Половицы скрипят под ногами, когда я подхожу к входной двери и озираюсь по сторонам, ожидая, что сейчас выскочит большая злая собака с острыми зубами. Уже поздно, почти стемнело, но подъезд не освещен. Тяжелая деревянная дверь широко распахнута, и сквозь вторую, стеклянную, я вижу очертания маленькой прихожей. Я не могу нащупать кнопку звонка и поэтому очень тихо стучу по стеклу. Оно дребезжит.

Я задерживаю дыхание – лая собак не слышно.

Ни звука. Ни движения. Я стучу погромче.

– Кто там? – раздается знакомый голос.

– Мисс Берди?

В холле показывается фигура, загорается свет, и вот она сама, в том же платье из хлопка, в котором была вчера в «Доме пожилых граждан из „Кипарисовых садов“». Она прищуривается и разглядывает меня из-за стекла.

– Это я, Руди Бейлор. Студент-юрист, с которым вы вчера разговаривали.

– Руди! – Она просто в восторге от того, что видит меня.

Я слегка смущаюсь на секунду, а затем внезапно мне становится грустно. Она живет одна в этом страшном запущенном доме и уверена, что семья ее покинула, и единственная отдушина – проявлять заботу о тех старых, никому не нужных людях, которые каждый день собираются на ленч, чтобы спеть одну-две песни. Мисс Берди Бердсонг очень одинокий человек. Она торопливо отпирает стеклянную дверь.

– Входите, входите, – повторяет она, абсолютно не проявляя ни удивления, ни любопытства.

Она берет меня под локоть, ведет через прихожую и далее по коридору, на ходу ударяя поднятой рукой по выключателям. Лампочки одна за другой загораются, освещая дорогу, стены увешаны десятками старых фамильных портретов. Половики пыльны и протерты до дыр. Пахнет сыростью и затхлостью. Старый дом сильно нуждается в основательной уборке и обновлении.

– Как любезно, что вы заехали, – говорит она ласково, все еще сжимая мой локоть. – Вам вчера понравилось с нами?

– Да, мэм.

– Не желаете ли навестить нас снова?

– У меня к вам срочное дело.

Она усаживает меня за кухонный стол.

– Кофе или чай? – спрашивает мисс Берди, шумно устремляясь к шкафу и опять ударяя по выключателям.

– Кофе, – отвечаю я, оглядывая кухню.

– Как насчет растворимого?

– Чудесно. – После трех лет обучения в колледже я забыл разницу между растворимым и тем, что мелют из настоящих зерен и варят.

– Сливки или сахар? – спрашивает она, подходя к холодильнику.

– Просто черный.

Она кипятит воду, ставит чашки, садится за стол напротив меня и широко улыбается. Я наполнил для нее этот день содержанием.

– Я просто в восторге, что вижу вас, – сообщает она в третий или четвертый раз.

– У вас прекрасным дом, мисс Берди, – говорю я, вдыхая воздух, пахнущий мускусом.

– О, спасибо. Мы с Томасом купили его пятьдесят лет назад.

Кастрюли и сковородки, раковина и краны, плита и тостер – все по крайней мере сорокалетней давности. Холодильник, по-видимому, выпуска шестидесятых годов.

– Томас умер одиннадцать лет назад. Здесь мы вырастили с ним обоих сыновей, но я о них охотно умолчала бы. – Ее веселое лицо на секунду омрачилось, но вот она опять улыбается.

– Разумеется. Конечно.

– Давайте поговорим о вас, – предлагает она. Но это как раз та тема, которой я бы с удовольствием избежал.

– Конечно, почему нет? – И я набираюсь мужества перед неминуемым допросом.

– Откуда вы родом?

– Я родился здесь, но вырос в Ноксвилле.

– Очень приятно. А где вы учились в школе?

– В Остин-Пи.

– В Остин… где?

– В Остин-Пи. Это маленькая школа в Кларксвилле. На государственной субсидии.

– Как чудесно! А почему вы выбрали юридический колледж в Мемфисском университете?

– Но это действительно хороший колледж, а кроме того, мне нравится Мемфис… – Есть и еще две причины. Меня приняли в этот университет, и я мог оплатить там учебу.

– Как замечательно. А когда вы его окончите?

– Буквально через несколько недель.

– Тогда, значит, вы станете настоящим адвокатом. Как замечательно. А где вы будете работать?

– Ну, этого я еще не знаю. Последнее время я много думаю о том, чтобы открыть забегаловку, то есть собственную контору. Я человек независимый и не уверен, что смогу работать на кого-нибудь другого. Я хочу заниматься адвокатской практикой по собственному усмотрению.